Бреггин, Питер Роджер

Питер Роджер Бреггин
Peter Roger Breggin
Дата рождения:	11 мая 1936(1936-05-11) (87 лет)
Страна:	США
Научная сфера:	Психиатрия
Место работы:	Национальный институт психического здоровья, Университет Джона Хопкинса
Альма-матер:	Гарвардский университет, медицинский факультет Западного резервного университета Кейза
Известен как:	критик психотропных препаратов
Сайт:	[www.breggin.com/ ggin.com]

Питер Роджер Бреггин (англ. Peter Roger Breggin) (родился 11 мая 1936 г.) — американский психиатр, автор многих научных трудов, книг и статей, издатель, член Американской психиатрической ассоциации, известный своим критическим отношением к биологической психиатрии и медикаментозному лечению в психиатрии. В своих книгах он призывает к замене использования медикаментов и электросудорожной терапии в психиатрии более широким спектром услуг, гуманной мягкой психотерапией, широкими возможностями образования и эмпатией. Мнения других специалистов о Бреггине нередко сильно расходятся — так, профессор психологии Бертрам Кэрон именует его «совестью американской психиатрии», в то время как несколько судей в разное время сочли его взгляды ненаучными и отказались принимать к сведению его показания.

П. Бреггин является автором книг «Ядовитая психиатрия» (Toxic Psychiatry), «Мой ответ прозаку» (Talking Back to Prozac), «Мой ответ риталину» (Talking Back to Ritalin), «Книга фактов о риталине» (The Ritalin Fact Book) и «Как оказать настоящую помощь пациенту» (The Heart of Being Helpful). Его последняя книга, второе издание труда «Методы разрушения мозга в психиатрии: психотропные препараты, электрошок и психофармакологический комплекс» (Brain-Disabling Treatments in Psychiatry: Drugs, Electroshock and the Psychopharmaceutical Complex), посвящена определённым аспектам психиатрического лечения, которые, как предполагается, калечат мозг, а также проблеме заманивания покупателей (вследствие которого пациенты, ощущающие себя хуже после приёма препаратов, не осознаю́т, что им становится хуже, либо же не понимают причины этого), негативным эффектам психотропных средств и электросудорожной терапии, опасностям диагностирования психических расстройств у детей и прописывания им препаратов. Также рассматривается область психофармакологии в целом и приводятся некоторые советы в области психотерапии и консультирования.

В настоящее время П. Бреггин живет в районе Фингер-Лейкс в Нью-Йорке и практикует психиатрию в Итаке, Нью-Йорк, где принимает взрослых, целые семьи, а также детей.

Образование и начало карьеры

П. Бреггин учился в Гарвардском колледже, который закончил с отличием, а также в медицинской школе Западного резервного университета Кейза (штат Огайо). В ходе последипломного обучения по специальности «психиатрия» Бреггин прошёл год интернатуры в области медицинской психиатрии в Северном медицинском центре Государственного университета Нью-Йорка (SUNY) в Сиракузах (штат Нью-Йорк). После года работы психиатром в Гарвардском психиатрическом центре в Бостоне, где он был аспирантом-преподавателем в Гарвардской медицинской школе, Бреггин проработал ещё два года психиатром в Государственном университете Нью-Йорка. Вслед за тем — два года в Национальном институте психического здоровья, где он занимался организацией и кадровым укомплектованием психиатрических центров, а также преподаванием в области психиатрии. Бреггин преподавал в нескольких университетах: в Школе психиатрии штата Вашингтон, в консультационном отделе Университета Джона Хопкинса и в Институте анализа и разрешения конфликтов при Университете им. Дж. Мейсона. П. Бреггин ведёт частную практику с 1968 года.

П. Бреггин является пожизненным членом Американской психиатрической ассоциации (таким членом — освобождённым от взносов или вносящим умеренную плату — становится лицо, чей возраст плюс количество лет членства в ассоциации равняются 95), а также редактором нескольких научных журналов. Его взгляды получили как благоприятную, так и неблагоприятную оценку в средствах массовой информации: в журнале «Тайм» и газете «Нью-Йорк Таймс». Он появлялся в качестве участника в различных радио- и телевизионных передачах, включая «60 минут», «20/20», «Вечернюю строку», и многочисленных выпусках новостей.

Научно-исследовательская работа и публикации

П. Бреггин печатается по своей основной теме — клинической психофармакологии — с 1964 года. Он является автором десятков статей, нескольких глав в коллективных публикациях и более двадцати монографий. Многие из последних работ Бреггина печатались в основанном им рецензируемом научном журнале «Этичная психология и психиатрия» (Ethical Human Psychology and Psychiatry), а также в «Международном журнале безопасности в медицине» (International Journal of Risk and Safety in Medicine) и других научных журналах: «Элементарная психиатрия» (2006) и «Журнал гуманистической психологии» (2000). П. Бреггин написал свои первые рецензированные специальные статьи в области психофармакологии в 1964 и 1965 гг. Многие из его опубликованных работ посвящены использованию медикаментов в психиатрии, политике утверждения препаратов Управлением по контролю за продуктами и лекарствами США (FDA), оценке клинических испытаний и этике психиатрической практики. Согласно интернет-службе «Web of Science» («Научная сеть»), на работы Бреггина ссылались в 382 публикациях, а рейтинг продуктивности и влияния его работ (индекс Хирша, h-index) составил 10 баллов.

В 1971 году П. Бреггин основал Международный центр исследований в психиатрии и психологии (International Center for the Study of Psychiatry and Psychology, ICSPP), сеть некоммерческих и образовательных организаций. Этот центр занимается влиянием теоретических и практических методов психиатрии на благополучие личности, личную свободу, семейные и социальные ценности. По состоянию на июль 2008 года, центр находился под руководством совета директоров в составе 27 психиатров, психологов, социальных работников, профессиональных консультантов и других профессионалов в области психиатрической помощи. Центр проводит ежегодные научные конференции, открытые для посетителей. В 1999 году Центр начал публиковать журнал «Этичные гуманитарные науки и услуги», вскоре переименованный в «Этичную психологию и психиатрию». Этот рецензируемый научный журнал издаётся компанией «Спрингер Паблишинг Компани» (не путать с «Спрингер Ферлаг») и «является официальным журналом Международного центра в области исследований в психиатрии». Заявленная цель журнала — «повысить уровень научных знаний и этического дискурса, поддерживая профессионалов, приверженных принципу честности в гуманитарных науках и незапятнанных профессиональными и финансовыми интересами». Согласно базе данных «Scopus», с начала издания журнала максимальное количество ссылок на него в год составляло 13. В 2002 году П. Бреггин призвал молодых профессионалов перенимать лидерство в Международном центре исследований в психиатрии и психологии и в руководстве журнала «Этичная психология и психиатрия». П. Бреггин продолжает выступать на ежегодных встречах и регулярно писать для журнала.

П. Бреггин постоянно пишет критические статьи и обзорные исследования, но в то же время сам Бреггин не проводил собственных клинических плацебо-контролируемых испытаний, которые, впрочем, не являются обязательным условием для оглашения профессионального медицинского мнения. Для обоснования своих взглядов П. Бреггин публиковал теоретические работы, обзорные и аналитические статьи в рецензируемых научных журналах, таких как «Элементарная психиатрия» (Primary Psychiatry), «Мозг и познавательные способности» (Brain and Cognition), «Мышление и поведение» (Mind and Behavior) и «Архивы общей психиатрии» (Archives of General Psychiatry).

Критика традиционной психиатрии

Значительная часть работ П. Бреггина посвящена ятрогенным (побочным) эффектам психотропных препаратов. По мнению П. Бреггина, побочные эффекты психотропных средств, как правило, превосходят какую-либо пользу от них. Бреггин также доказывает, что вмешательство социального психолога (а не психиатра) почти всегда приносит лучшие результаты в лечении психических расстройств, чем применение психотропных средств. Бреггин проводил кампании против психоактивных препаратов, электросудорожной терапии (ЭСТ), психохирургии, недобровольного лечения и биологических теорий в психиатрии.

Согласно Бреггину, фармацевтическая индустрия занимается распространением дезинформации, которая принимается на веру ничего не подозревающими врачами: «Психиатр принимает на веру недоброкачественную отрасль науки, которая прежде всего обосновывает само существование всех этих психических заболеваний. Отсюда остаётся лишь один шаг к применению этих препаратов, рассматриваемых как метод лечения». Бреггин указывает на проблемы служебной этики (такие, как финансовые отношения между фармацевтическими компаниями, исследователями и Американской психиатрической ассоциацией). По словам Бреггина, психотропные препараты «…все, каждый их класс, являются крайне опасными». Он пишет: «Если бы нейролептики использовались для лечения других групп пациентов, помимо пациентов с психическими расстройствами, то их бы уже давно запретили. Если бы их использование не поддерживалось мощными заинтересованными организациями, такими как фармацевтическая промышленность и организованная психиатрия, они едва бы когда-либо применялись вообще. Между тем нейролептики породили самую ужасную эпидемию неврологических заболеваний в истории. Их использование должно быть, по крайней мере, очень сильно сокращено».

В своей книге «Как вернуть наших детей» Бреггин призывает к этичному отношению к детям и утверждает, что жестокое обращение с детьми в американском обществе представляет собой национальную трагедию США, проявляющуюся в выставлении психиатрических диагнозов и накачивании наркотиками детей, проблемы которых родители и врачи не смогли решить иными способами. Он особенно возражает против выписывания психотропных медикаментов детям, потому что, как следует из заявления на его веб-сайте, это препятствует удовлетворению их реальных потребностей в семье и школе и является потенциально опасным для их развивающегося мозга и нервной системы.

Критика СДВГ и риталина

См. также: Полемика вокруг СДВГ

Газета «Нью-Йорк Таймс» назвала П. Бреггина самым известным критиком синдрома дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ) в США. Уже в 1991 году Бреггин изобрёл язвительную аббревиатуру «DADD», сказав: «…большинство из детей с так называемым СДВГ (ADHD) не получают достаточного внимания от своих отцов, проживающих отдельно или слишком занятых работой и своими делами, то есть так или иначе не выполняющих свои родительские обязанности должным образом. В большинстве случае правильным диагнозом будет DADD — Dad Attention Deficit Disorder (синдром дефицита внимания отца)» (игра слов: «DADD» по-английски звучит как «dad» — «папа»). Бреггин написал две книги, специально посвящённые этой теме: «Мой ответ риталину» (Talking Back to Ritalin) и «Книга фактов о риталине» (The Ritalin Factbook). В этих книгах он сделал некоторые спорные заявления, такие как «Риталин „работает“ путём создания нарушений в работе мозга, а не улучшения функций мозга». По утверждению журнала «Форбс», Бреггин «практически в одиночку снова активизировал анти-риталиновое движение», что привело к «шквалу судебных исков и выпусков новостей», но в то же время журнал отметил, что Бреггин, возможно, несколько «преувеличил проблему».

Вместе с Фредом Боманом П. Бреггин давал показания по поводу СДВГ в Конгрессе США. В Конгрессе Бреггин заявил, что «не проводились научные исследования, которые могли бы обосновать реальность диагноза СДВГ», что детям с диагнозом СДВГ на самом деле нужна «дисциплина и хороший уровень воспитательной работы», а не психотропные препараты и что стимуляторы, применяемые при СДВГ, «являются препаратами, вызывающими наибольшее привыкание из всех известных сегодня медицине препаратов». Боман и Бреггин также выступали в роли главных критиков в серии телевизионных передач «Frontline», посвящённых СДВГ и носящих название «Назначение медикаментов детям» (Medicating Kids). В тот же период времени в одном из интервью Бреггин назвал СДВГ фикцией. Всё это повысило общественное внимание к риталину и привело в итоге к известному соединённому федеральному иску против риталина 2000 года (Ritalin class action lawsuits) против компаний Novartis, Американской психиатрической ассоциации и организации «Дети и взрослые с СДВГ» (Children and Adults with Attention Deficit Disorder, CHADD), поданному истцами по обвинению в мошенничестве. В частности, истцы утверждали, что ответчики вступили в сговор с целью изобретения и рекламы «расстройства СДВГ», позволяющего создать высокодоходный рынок для препарата риталин. Хотя Бреггин выступал в качестве медицинского эксперта только в одном из дел по этим искам, он заявлял, что выступал в качестве эксперта в трёх из них. Все пять исков были прекращены или отозваны до начала разбирательства.

П. Бреггин выступал с весьма критическими заявлениями в адрес публикаций об СДВГ психиатра Рассела Баркли, утверждая, что Баркли преувеличивает пользу стимулирующих препаратов и преуменьшает их опасность.

Критика антидепрессантов — селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС)

В начале 1990-х годов П. Бреггин предположил наличие проблем в исследовательской методологии антидепрессантов группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина. Уже в 1991 году в своей книге «Мой ответ прозаку» он утверждал, что приём прозака (флуоксетина) вызывает проявления насилия, суицидальные мысли и маниакальные состояния. Бреггин разрабатывал эту тему во многих последующих книгах и статьях применительно ко всем новым антидепрессантам. В 2005 году Управление по контролю за продуктами и лекарствами США стало требовать нанесения на упаковку антидепрессантов СИОЗС чёрной рамки с предупреждением о связи приёма препарата с суицидальным поведением у детей. Позже это предупреждение распространилось и на молодых совершеннолетних (в США — от 18 до 21 года). Также, наряду с упомянутыми чёрными рамками, появились новые предупреждения общего плана. В них были указаны многие другие негативные эффекты, впервые обозначенные Бреггином в его книге «Ядовитая психиатрия» (Toxic Psychiatry): Управление по контролю за продуктами и лекарствами особо отметило вызываемые препаратами враждебность, раздражительность и маниакальные состояния. В 2006 году оно распространило предупреждения также на взрослых потребителей препарата паксил, с которым связывают повышенный риск суицидального поведения. Эти меры Управление предприняло только через 15 лет после того, как Бреггин впервые написал на данную тему.

В отличие от книги Бреггина «Мой ответ прозаку», которая после выхода была практически проигнорирована прессой, книга «Бумеранг прозака» (Prozac Backlash), критический труд о СИОЗС гарвардского психиатра Джозефа Гленмюллена, получил широкое освещение в передовых средствах массовой информации. Бреггин выразил недовольство по этому поводу в своей следующей книге — «Книга фактов об антидепрессантах» (The Antidepressant Fact Book):

«Научный анализ, проделанный Гленмюлленом в 2000 году, относительно того, как СИОЗС могут вызывать суицидальные намерения, проявления насилия и другие поведенческие отклонения, в основном тот же самый, что и анализ в моих более ранних подробных аналитических исследованиях… сотнях моих выступлений в СМИ и в моих свидетельских показаниях по судебным делам, к которым Гленмюллен также имел доступ. Кроме того, Гленмюллен интервьюировал мою жену и соавтора моих работ Джинджер Бреггин с целью обеспечения материала для своей книги; мы выслали ему исследовательские документы из нашего собрания, которые он не мог добыть иным способом. К нашему разочарованию, в своей книге Гленмюллен буквально исключает наше участие, никогда не упоминая моё авторство многих продвигаемых им идей и не признавая моих результатов… Тем не менее его книга очень полезна…»

Гленмюллен так и не ответил на притязания Бреггина, что не помешало им вдвоём выступать на ежегодной конференции (в Куинсе, Нью-Йорк, в 2004 году) Международного центра исследований в психиатрии и психологии. Бреггин по-прежнему дает высокие оценки работ Гленмюллена.

В 1994 году П. Бреггин утверждал, что Эли Лилли (фармацевтическая компания — производитель антидепрессанта прозак) пыталась дискредитировать его и его книгу «Мой ответ прозаку», заявляя о его связи с Церковью саентологии и назвав его взгляды «нео-саентологией». Бреггин отрицал какие-либо связи с саентологией. Позже он заявлял, что тем не менее соглашается с некоторыми антипсихиатрическими взглядами Гражданской комиссии по правам человека (ГКПЧ) и поддерживает публичную позицию Тома Круза против психиатрии.

Критика электросудорожной терапии (ЭСТ)

П. Бреггин написал несколько книг и научных статей с критическими отзывами об электросудорожной терапии. По его утверждению, «…эта процедура вызывает столь жестокое расстройство сознания, что пациенты не могут в полной мере испытывать депрессивные симптомы или другие проявления высшей нервной деятельности в течение нескольких недель после электрошока». Бреггин был одним из 19 докладчиков на Конференции по ЭСТ Национальных институтов здоровья США 1985 года. Совет конференции (Бреггин не входил в число членов Совета) высказал мнение, что ЭСТ может быть полезным терапевтическим средством в некоторых тщательно определяемых случаях.

Выступления в суде в качестве свидетеля-эксперта

П. Бреггин выступал в суде штата Южная Каролина в пользу Пегги С. Салтерз, медсестры психиатрического центра, которая подала в суд против своих врачей и баптистской больницы Палметто в Колумбии, после того как в результате электросудорожной терапии в 2000 году она стала нетрудоспособной. Суд присяжных вынес решение в её пользу и присудил ей 635 177 долларов США за нанесённый ущерб.

Бреггин также выступал в качестве свидетеля-эксперта по делу Весбекера в 1994 году: был подан иск против Эли Лилли, компании-производителя прозака. В итоге суд вынес решение в пользу Эли Лилли. Позже Бреггин заявлял, что это решение было результатом тайного соглашения истцов и ответчиков за закрытыми дверями.

По словам Бреггина, фармацевтические компании, в частности Эли Лилли, совершали личные выпады против него, заявляя о его связи с саентологами, устраивающими кампании против психотропных средств. Бреггин признаёт, что он и в самом деле работал с саентологами в 1972 году, но утверждает, что к 1974 году «уже состоял в оппозиции к ценностям, рабочей программе и тактике саентологов» и впоследствии, в том же году, «прекратил всякие попытки сотрудничества и публично заявил о своей критике этой организации в письме, напечатанном в журнале „Разум“ („Reason“». Бреггин также заявлял, что у него есть личные причины испытывать неприязнь к саентологам, поскольку его жена, Джинджер Бреггин, прежде была членом их организации.

Несколько судей подвергали сомнению достоверность показаний П. Бреггина как эксперта. Например, судья Хилари Дж. Каплан суда штата Мэриленд в ходе дела о преступной небрежности врача в 1995 году заявила: «Я считаю, что его необъективность в этом деле очевидна… он ошибался в отношении многих фактов, по поводу которых выражал своё мнение». В том же году судья суда штата Вирджиния исключила из процесса показания Бреггина, заявив: «Суд находит, что показания Питера Бреггина как заявленного эксперта не соответствуют ни одному требованию из указанных в стандарте Доберта и производных от него документах… Проще говоря, суд считает, что утверждения доктора Бреггина не достигают уровня утверждений, основанных на надёжных научных данных» .

В 2005 году общегражданский суд округа Филадельфия (штат Пенсильвания) признал негодными показания Бреггина из-за их несоответствия строгим научным требованиям, изложенным в стандартах Фрая. Судья отметил: «…Бреггин на 14 страницах критиковал имевшие место методы лечения не потому, что они расходятся с общепринятыми стандартами лечения, а потому, что они расходятся с личными взглядами и идеологией Бреггина по поводу таких стандартов».

Массовое убийство в школе «Колумбайн»

В 2002 году Бреггин был нанят в качестве эксперта одной из выживших жертв массового убийства в школе «Колумбайн» в деле против производителей антидепрессанта лювокс (флувоксамин). В своём выступлении Бреггин не стал затрагивать собственно события массового убийства в школе «Колумбайн» и личность одного из убийц, а сосредоточился на факте приёма другим убийцей психотропного препарата: «…Эрик Харрис [один из убийц] страдал от аффективного расстройства, вызванного приёмом психотропного препарата (конкретно — лювокса), с депрессивными и маниакальными проявлениями, которые достигли психотического уровня с агрессией и суицидальными действиями. Если бы Эрик Харрис не принимал постоянно лювокс, он, вероятно, не совершил бы насильственное действие и самоубийство». В ходе посмертного анализа, взятого у Эрика Харриса, в его крови было обнаружено содержание лювокса на терапевтическом уровне. Ранее Харрис также принимал другой прописанный ему врачом антидепрессант — золофт (сертралин). П. Бреггин утверждал, что один или оба этих препарата могли вызвать действия, совершённые Харрисом, и что побочные эффекты от этих препаратов включают повышенную агрессивность, отсутствие чувства раскаяния и сожаления, деперсонализацию и маниакальные состояния. Согласно газете The Denver Post, судья выражал недовольство высказываниями экспертов. В конце концов иск был прекращен с условием, что производители лювокса пожертвуют 10 000 долларов США в пользу Американского общества борьбы с раком.

Критика Бреггина со стороны представителей традиционной психиатрии

Благодаря своей откровенной критике многих аспектов психиатрии Бреггин является противоречивой личностью, регулярно расходящейся во мнениях с представителями влиятельных кругов психиатрии. Бреггин нередко употребляет такие термины, как «мошенничество», для описания биологических и генетических теорий психических расстройств. Он критически относится к препаратам, применяющимся при их лечении, и к политике присвоения ярлыков, использующихся при диагностике психических расстройств. Также он регулярно высказывает опасения по поводу проблемы злоупотребления служебными полномочиями. В этих заявлениях он часто подвергал критике существующие стандарты работы в сфере психиатрической помощи, что приводило к очень критическим опровержениям. В 1994 году президент Американской психиатрической ассоциации назвал Бреггина «допотопным исследователем» («flat-earther») (предполагая, что он использовал устаревшие теории); глава Национального альянса психического здоровья назвал Бреггина «невеждой»; бывший глава Национального института психического здоровья назвал его «беспредельщиком» («outlaw»).

Бреггин отмечает, что Американская психиатрическая ассоциация и Национальный альянс психического здоровья впервые начали критиковать его после того, как он провёл успешную кампанию по прекращению возврата психохирургии (и лоботомии в частности) в начале 1970-х годов. В числе прочего Бреггин писал научные статьи с критикой психохирургии, участвовал в судебных заседаниях против практики психохирургии и работал вместе с Конгрессом США по формированию комиссии по психохирургии, которая объявила этот метод лечения экспериментальной практикой, непригодной к регулярному клиническому применению. В то же время и Американская психиатрическая ассоциация, и Национальный альянс психического здоровья поддерживали лоботомию в качестве приемлемого средства лечения. Их критика в адрес Бреггина ещё более усилилась после того, как Бреггин раскрыл в «Ядовитой психиатрии», что обе эти организации получали значительную финансовую поддержку от фармацевтической индустрии. Упомянутым в книге «бывшим главой» Национального института психического здоровья является Фредрик Гудвин — именно он и назвал Бреггина «беспредельщиком». Гудвин потерял свою работу в результате общенациональной кампании, возглавленной Бреггином и его женой Джинджер, против предложенной Гудвином «программы борьбы с насилием» — гигантской федеральной программы, нацеленной на раскрытие генетических и биологических дефектов, предположительно вызывавших агрессивное поведение, у детей из бедных городских районов. В своей книге «Война против цветных детей» супруги Бреггины назвали программы Гудвина «расистскими», и их кампания заставила Гудвина уйти из федерального правительства. Финансирование программы «борьбы с насилием» прекратилось.

В 1987 году Национальный альянс психического здоровья подал жалобу на Бреггина в лицензионную комиссию штата Мэриленд. Национальный альянс не устраивали заявления, сделанные Бреггином в «Шоу Опры Уинфри» 2 апреля 1987 года. В телевизионной передаче Бреггин заявил, что пациенты с психическими расстройствами должны составлять мнение о своих врачах на основе их сопереживания и исходящей от них моральной и психологической поддержки; в случаях, когда врачи не проявляют интереса к пациентам и пытаются прописать медикаменты на первом же приёме, Бреггин посоветовал обратиться к другому врачу. Также Бреггин отметил ятрогенные (побочные) эффекты нейролептических препаратов. Бреггина поддержала широкая группа психиатров и других специалистов, которые выступили в защиту его права публично высказать своё критическое мнение. Медицинская комиссия штата Мэриленд сняла с Бреггина обвинения в каких-либо проступках, а также выразила ему благодарность за его вклад в развитие психиатрии в штате Мэриленд.

По утверждению журнала «Тайм», у некоторых профессиональных психологов возникали опасения, что «Бреггин укрепляет старый миф о том, будто психические расстройства не являются реальными и человек будет здоров, если просто будет самостоятельно совершенствоваться… его взгляды препятствуют людям получить лечение. Они могут стоить кому-нибудь жизни».

Согласно данным журнала «Форбс», Бреггин также высказывал некоторые очень спорные взгляды, от которых он впоследствии отказался: например, что «для детей может быть нормально иметь сексуальные отношения» и что «подавляющее большинство женщин испытывали принуждение к сексуальным отношениям в детстве». Стивен Миллой решительно критиковал Бреггина за следующее высказывание в его книге «Психология свободы»: «Разрешение детям заниматься сексом друг с другом значительно способствовало бы их освобождению от гнетущей власти родителей. Это основная причина, по которой родители так твердо ведут борьбу за предотвращение секса между детьми. Сексуальная свобода позволила бы их детям стать по-настоящему независимыми от них».

См. также

• Сас, Томас
• Голдакр, Бен
• Полемика вокруг биопсихиатрии
• Анатомия эпидемии
• Конфликт интересов и клинические исследования в психиатрии

► Побочные эффекты психофармакологии

Библиография

Книги

• Breggin, P.R. (2008). Medication Madness: A Psychiatrist Exposes the Dangers of Mood-Altering Medications. New York: St. Martin’s Press.
• Breggin, P.R. (2008). Brain-Disabling Treatments in Psychiatry: Drugs, Electroshock and the Psychopharmaceutical Complex, Second Edition. New York: Springer Publishing Company.
• Breggin, P.R. and Cohen, D. (2007). Your Drug May Be Your Problem: How and Why to Stop Taking Psychiatric Medications, Second Edition. Cambridge: Perseus Books.
• Breggin, P.R. Breggin, G.R., and Bemak, F. (Editors) (2002). Dimensions of Empathic Therapy. New York: Springer Publishing Company.
• Breggin, P.R. (2002). The Ritalin Fact Book: What Your Doctor Won’t Tell You. Cambridge: Perseus Books.
• Breggin, P.R. (2001). The Anti-Depressant Fact Book: What Your Doctor Won’t Tell You About Prozac, Zoloft, Paxil, Celexa, and Luvox. Cambridge: Perseus Books.
• Breggin, P.R. (2001). Talking Back to Ritalin: What Doctors Aren’t Telling You About Stimulants and ADHD. Revised. Cambridge: Perseus Books.
• Breggin, P.R. (2000). Reclaiming Our Children: A Healing Solution for a Nation in Crisis. Cambridge: Perseus Books.
• Breggin, P.R. and Ginger, G.R. (1998). The war against children of color. Psychiatry Targets Inner City Youth. Monroe, Maine: Common Courage Press.
• Breggin, P.R. (1997). The Heart of Being Helpful: Empathy and the Creation of a Healing Presence. New York: Spinger Publishing Company.
• Breggin, P.R. (1992). Beyond Conflict: From Self-Help and Psychotherapy to Peacemaking. New York: St. Martin’s Press.
• Breggin, P.R. and Breggin, G. R. (1994). Talking Back To Prozac: What Doctors Aren’t Telling You About Today’s Most Controversial Drug. New York: St. Martin’s Press.
• Breggin, P.R. (1991). Toxic Psychiatry: Why Therapy, Empathy and Love Must Replace the Drugs, Electroshock, and Biochemical Theories of the «New Psychiatry» New York: St. Martin’s Press.

Избранные статьи

• Breggin, P.R. (2006). Court filing makes public my previously suppressed analysis of Paxil’s effects. Ethical Human Psychology and Psychiatry, 8, 77-84. PMID 16862720
• Breggin, P.R. (2006). How GlaxoSmithKline suppressed data on Paxil-induced akathisia: Implications for suicide and violence. Ethical Human Psychology and Psychiatry, 8, 91-100, 2006.
• Breggin, P.R. (2006). Drug company suppressed data on paroxetine-induced stimulation: Implications for violence and suicide." Ethical Human Psychology and Psychiatry, 8, 255—263.
• Breggin, P.R. (2006). Intoxication anosognosia: The spellbinding effect of psychiatric drugs. Ethical Human Psychology and Psychiatry, 8, 201—215. Simultaneously published in the International Journal of Risk and Safety and Medicine, 19, 3-15, 2007.
• Breggin, P.R. (2004). Recent U.S., Canadian and British regulatory agency actions concerning antidepressant-induced harm to self and others: A review and analysis. International Journal of Risk and Safety in Medicine,16, 247—259.
• Breggin, P.R. (2003). Suicidality, violence and mania caused by selective serotonin reuptake inhibitors (SSRIs): A review and analysis. International Journal of Risk and Safety in Medicine, 16, 31-49.
• Breggin, P.R. (2000). The NIMH multimodal study of treatment for Attention-Deficit/Hyperactivity Disorder: A critical analysis. International Journal of Risk and Safety in Medicine, 13,15-22.
• Breggin, P.R. (2000). What psychologists and psychotherapists need to know about ADHD and stimulants. Changes: An International Journal of Psychology and Psychotherapy,18,13-23.
• Breggin, P.R. (1999). Psychostimulants in the treatment of children diagnosed with ADHD: Risks and mechanism of action. International Journal of Risk and Safety in Medicine, 12, 3-35.
• Breggin, P.R. (1999). Psychiatry’s reliance on coercion. Ethical Human Sciences and Services, 1(2), 115-8. PMID 15586456
• Breggin, P.R. (1998). Psychotherapy in emotional crises without resort to psychiatric medication. The Humanistic Psychologist, 25, 2-14.
• Breggin, P.R. (1998). [www.umaine.edu/jmb/archives/volume19/19_1_1998winter.html#abstract2 Analysis of adverse behavioral effects of benzodiazepines with a discussion on drawing scientific conclusions from the FDA’s spontaneous reporting system]. Journal of Mind and Behavior, 19(1), 21-50.
• Breggin, P.R. (1998). Electroshock: Scientific, ethical, and political issues. International Journal of Risk & Safety In Medicine 11:5-40, 1998.
• Breggin, P.R. (1994). Should the use of neuroleptics be severely limited? Controversial Issues in Mental Health, edited by S.A. Kirk and S.D. Einbinder, pp. 146—152.
• Breggin, P.R. (1993). Parallels Between Neuroleptic Effects and Lethargic Encephalitis: The Production of Dyskinesias and Cognitive disorders. Brain and Cognition 23:8-27, 1993. PMID 8105824
• Breggin, P.R. (1992). A Case of Fluoxetine-induced Stimulant Side Effects with Suicidal Ideation Associated with a Possible Withdrawal Syndrome (‘Crashing’). International Journal of Risk & Safety in Medicine 3:325-328, 1992
• Breggin, P.R. (1990). [www.umaine.edu/jmb/archives/volume11/11_3-4_1990summerautumn.html#abstract12 Brain damage, dementia and persistent cognitive dysfunction associated with neuroleptic drugs: Evidence, etiology, implications]. Journal of Mind and Behavior, 11(4), 425—464.
• Breggin, P.R. (1986). Neuropathology and cognitive dysfunction From ECT (Electroconvulsive/«shock» therapy). Psychopharmacology Bulletin , 22, 476—479.
• Breggin, P.R. (1982). The return of lobotomy and psychosurgery. Reprinted in R.B. Edwards (ed.): Psychiatry and Ethics. Buffalo, Prometheus Books, 1982. Published earlier in Quality of Health Care-Human Experimentation: Hearings Before Senator Edward Kennedy’s Subcommittee on Health, U.S. Senate, Washington, D.C., US Government Printing Office, 1973.
• Breggin, P.R. (1982). Coercion of voluntary patients in an open hospital. In R.B. Edwards(ed): Psychiatry and Ethics. Prometheus Books, 1982. Reprinted from Breggin, P.R. (1964). Archives of General Psychiatry, 10, 173—181. PMID 14081584
• Breggin, P.R. (1981). Madness is a surrender of free will; therapy too often encourages it. A libertarian view of psychology and psychiatry. The Psychiatric Quarterly, 53(1):60-8. PMID 7255624
• Breggin, P.R. (1980). Brain-disabling therapies. In E. Valenstein (ed.), The Psychosurgery Debate, W.H. Freeman, San Francisco, CA, 1980.
• Breggin, P.R. (1975). Psychosurgery for the Control of violence: A critical review. In W. Fields and W. Sweet (eds.), Neural Bases of Violence and Aggression, Warren H. Green, Inc., St. Louis, MO, 350—378.
• Breggin, P.R. (1975). Psychosurgery for political purposes. Duquesne Law Review, 13(4), 841-62. PMID 11661268
• Breggin, P.R. (1975). Psychiatry and psychotherapy as political processes. American Journal of Psychotherapy, 29(3), 369-82. PMID 1163692
• Breggin, P.R. (1974). Underlying a method: is psychosurgery an acceptable treatment for «hyperactivity» in children? Mental Hygiene, 58(1), 19-21. PMID 11662144
• Breggin, P.R. (1974). Therapy as applied utopian politics. Mental Health and Society, 1(3-4), 129-46. PMID 4619904
• Breggin, P.R. (1973). The second wave. Mental Hygiene, 57(1), 10-3. PMID 11664197
• Breggin, P.R. (1972). The politics of therapy. Mental Hygiene, 56(3), 9-12. PMID 5070420
• Breggin, P.R. (1971). Psychotherapy as applied ethics. Psychiatry, 34, 59-75. PMID 5541631
• Breggin, P.R. (1965). The sedative-like effect of epinephrine. Archives of General Psychiatry 12:255-259. PMID 14246173
• Breggin, P.R. (1964). The psychophysiology of anxiety; with a review of the literature concerning adrenaline. Journal of Nervous Mental Diseases 139:558-568. PMID 14243200

Ссылки

• [www.breggin.com/ Breggin.com] — «Факты о психотропных препаратах, представленные д-ром Питером Бреггином»; домашняя страничка Питера Бреггина
• [www.icspp.org/ ICSPP.org] — Международный центр исследований в психиатрии и психологии, основанный П. Бреггином

Отрывок, характеризующий Бреггин, Питер Роджер

– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.