Бредель, Вилли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вилли Бредель
Премии:

Награды:

Вилли Бредель (нем. Willi Bredel; 2 мая 1901, Гамбург, Германская империя, — 27 октября 1964, Берлин, ГДР) — немецкий писатель и общественный деятель, президент Берлинской академии искусств, член ЦК СЕПГ, вице-президент Общества германо-советской дружбы, дважды лауреат Национальной премии ГДР.

С юношеских лет участвовал в революционном движении и подвергался арестам. В 1933 году, после прихода нацистов к власти, был подвергнут «защитному аресту» и на 13 месяцев помещён в концлагерь Фульсбюттель. После освобождения весной 1934 года[1] иммигрировал в Чехословакию, в 1937 принимал участие в Гражданской войне в Испании комиссаром батальона имени Тельмана 11-й интернациональной бригады, в 1938 во Франции, с 1939 года в СССР; жил в Москве. Во Второй мировой войне в Красной армии. После окончания войны вернулся в Германию, жил в ГДР[2].

Произведения Бределя в основном посвящены немецкому антифашистскому движению («Экзамен» (1934) и «Твой неизвестный брат» (1937)), истории немецкого рабочего движения в конце XIX века (трилогия «Родные и знакомые» (1941—1953)), хотя он также написал несколько исторических романов (наиболее известный — «Братья Витальеры») и литературно-критические статьи.



Русские переводы

Напишите отзыв о статье "Бредель, Вилли"

Примечания

  1. Klaus Drobisch, Günther Wieland. [books.google.de/books?id=1tDbMzywB4cC&pg=PA243&lpg=PA243&dq=bl&ots=N1ywihd-7B&sig=kzhfkM516A0QPUBCuylrZ6GJo0o&hl=en&sa=X&ei=81byTqe3DpDItAbBq-nlDw&sqi=2&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false System der NS-Konzentrationslager: 1933—1939] Akademie Verlag (1993), pp. 243—244. ISBN 3-05-000823-7. Retrieved December 21, 2011
  2. [www.bundesarchiv.de/oeffentlichkeitsarbeit/bilder_dokumente/00767/index-4.html.de Namensliste der drei KPD-Einsatzgruppen vom 27. April 1945] German Federal Archives. BArch NY 4036/517. Retrieved November 22, 2011  (нем.)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бредель, Вилли

– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.