Бредихин, Николай Фёдорович

Николай Фёдорович Бредихин
Дата рождения	29 сентября 1919(1919-09-29)
Место рождения	д. Бредихино, ныне Краснинский район, Липецкая область
Дата смерти	17 декабря 1991(1991-12-17) (72 года)
Место смерти	Дзержинск
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	бронетанковые войска
Годы службы	1939—1961
Звание
Часть	104-я танковая бригада
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
Связи	Сульдин, Яков Григорьевич

Николай Фёдорович Бредихин (1919—1991) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).

Биография

Николай Бредихин родился 29 сентября 1919 года в деревне Бредихино (ныне — Краснинский район Липецкой области) в крестьянской семье. Окончил школу-семилетку, работал мотористом в каменном карьере. Окончил первый курс Новочеркасского мукомольно-элеваторного техникума, затем перешёл на рабфак в Ельце, который окончил в 1939 году. В декабре 1939 года был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. В июне 1941 года окончил Киевское танковое техническое училище, был выпущен в звании воентехника 2-го ранга. С июля 1941 года — на фронтах Великой Отечественной войны. К августу 1941 года лейтенант Бредихин командовал танковым взводом 208-го танкового полка 104-й танковой бригады Центрального (впоследствии — Брянского и Западного фронтов). Участвовал в битве за Москву. Весной 1942 года воевал на Калининском фронте, участвовал в боях за Ржев, был ранен, горел в танке. Принимал участие в Сталинградской битве, рейде на Батайск, в ходе которого были уничтожены аэродром с 20 самолётами, колонна техники, несколько эшелонов. В 1943 году вступил в ВКП(б). К сентябрю 1943 года майор Николай Бредихин был начальником штаба 60-го танкового полка 15-й гвардейской кавалерийской дивизии 7-го гвардейского кавалерийского корпуса 61-й армии Центрального фронта.

21 сентября 1943 года Бредихин во главе группы из девяти танков переправился через приток Десны реку Снов, обходными путями через болота и овраги вышел в тыл противника и атаковал деревню Смяч Щорского района Черниговской области Украинской ССР. Первым в деревню прорвался танк Якова Сульдина. В ходе боя Бредихин вместе с экипажем три раза покидал загоревшиеся танки и, переходя на другие танки, продолжал руководить группой. В бою Бредихин дважды был ранен, но поля сражения не покинул и продолжал руководить действиями группы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года за «мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Снов и удержании плацдарма на её правом берегу» майор Николай Бредихин был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 3198.

Вскоре после этого Бредихин был направлен на шестимесячные курсы усовершенствования комсостава. С августа 1944 года — снова на фронте. С января 1945 года и до конца войны полковник Бредихин был заместителем командира гвардейской танковой бригады. Участвовал в освобождении Лодзи, форсировании Одера, взятии пригорода Берлина Шпандау. Конец войны встретил в Германии. 11 мая 1945 года участвовал в перехвате немецкой колонны, пытавшейся уйти на запад. После окончания войны продолжил службу в Советской Армии. В 1961 году вышел в отставку. Проживал в городе Дзержинске Горьковской (ныне — Нижегородской) области, работал заместителем начальника производственного объединения грузового автотранспорта города. Умер 17 декабря 1991 года, похоронен на дзержинском городском кладбище.

Был также награждён четырьмя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, орденом Красной Звезды, а также рядом медалей.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• За Отчизну, свободу и честь! Книга 4. Горький, 1975.
• Тюльников Л. К., Басович Я. И. Герои Советского Союза — горьковчане. Горький, 1981.

Отрывок, характеризующий Бредихин, Николай Фёдорович

– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.