Брейкбит

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Брейкбит
Направление:	электронная музыка
Истоки:	эйсид-джаз краут-рок даб хип-хоп электро эмбиент фанк диско хип-хаус
Место и время возникновения:	конец 80-х, США, Великобритания
Годы расцвета:	1990-е
Производные:
рэйв, драм-энд-бэйс, хардкор-техно

Брейкбит (англ. breakbeat — ломаный ритм) — термин, объединяющий класс жанров электронной музыки на основе ударной партии с ломаным ритмом, или же непосредственно сами эти ударные партии. «Ломаность» ритма достигается за счёт смещения акцента с сильных долей такта на слабые (синкопирование) или же за счёт одновременного сочетания двух и более независимых ритмов (полиритмия). Брейкбит может иметь как регулярную структуру, то есть с постоянным использованием одного и того же ритмического рисунка (брейка), так и нерегулярную, с сочетанием разных ритмических рисунков. Обычно брейки семплируются из старых записей фанка и диско или создаются на драм-машинах и на их компьютерных эмуляторах.

История

Основоположником идеологии брейкбита является американец ямайского происхождения, хип-хоп-диджей Kool Herc, который в 1970-х годах первым начал использовать брейки из записей фанка в качестве ритмической основы для рэпа. Он брал две одинаковые пластинки и с одной из них заводил необходимый ему барабанный проигрыш, а как только этот проигрыш подходил к концу, Kool Herc заводил этот же проигрыш с другой пластинки, создавая таким образом непрерывный ритм. Одним из самых известных и часто используемых брейков с тех пор и до настоящего времени является Амен-брейк, получивший название от трека Amen, Brother фанк-группы The Winstons, откуда и был заимствован.

Миксовать в одном диджей-сете хип-хоп-ритмы с хаусом и техно начали ещё всё в тех же Соединённых Штатах в 1980-х годах, получая некий прообраз того, что сейчас понимают под брейкбитом, однако именно в Великобритании с начала 1990-х годов стали изготавливать ускоренный до 150—170 ударов в минуту эйсид-хаус с уже внедрёнными в него брейками, а совсем скоро и вовсе только из одних брейков в качестве ритмической основы. Жанр получил название «хардкор» (не путать с голландским хардкором, также известным как габбер), его ярчайшие представители это The Prodigy, Altern-8, 2 Bad Mice и другие. К 1992 году хардкор раскололся на множество других жанров, главным из которых стал драм-н-бейс, где основной акцент делается именно на сложность барабанных партий.

Позднее под влиянием хардкора/драм-н-бейса развилось множество других жанров с брейкбитом в основе, среди них нью-скул-брейкс (Adam Freeland, Aquasky, Rexanthony, The Plump DJs, Tipper), тустеп-гэридж (Artful Dodger, MJ Cole, Zed Bias), брейккор (Venetian Snares, Shitmat), брейкстеп (DJ Zinc), даунбит (Amon Tobin, Portishead, Thievery Corporation), брокен-бит (Bugz in the Attic, Seiji), грайм (Terror Danjah) и другие.

Сегодня слово «брейкбит» часто служит синонимом именно музыки со значительным акцентом на брейкбит-партии и темпом до 150 ударов в минуту, в частности нью-скул-брейкс и его дальнейшие разновидности, биг-бит (The Prodigy, The Chemical Brothers, The Crystal Method, Fatboy Slim), Propellerheads и тому подобное.

Альбомы

• Experience — The Prodigy (1992)
• The Fat of the Land — The Prodigy (1997)
• Dig Your Own Hole — The Chemical Brothers (1997)
• You've Come a Long Way, Baby — Fatboy Slim (1998)
• X X R F — The Indigy (2016)

Ссылки

• [www.muzicnews.info/muzyikalnyie-stili/breakbeat История направления Breakbeat]

Отрывок, характеризующий Брейкбит

– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.