Бренч, Алоиз Алоизович

Алоиз Бренч
Aloizs Brenčs
Имя при рождении:	Алоиз Алоизович Бренч
Дата рождения:	6 июня 1929(1929-06-06)
Место рождения:	Рига, Латвия
Дата смерти:	28 октября 1998(1998-10-28) (69 лет)
Место смерти:	Рига, Латвия
Гражданство:	Латвия Латвия СССР СССР Латвия Латвия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Награды:	Заслуженный деятель искусств Латвийской ССР (1977) Народный артист Латвийской ССР (1990)

Алоиз Алоизович Бренч (латыш. Aloizs Brenčs, 6 июня 1929, Рига, Латвия — 28 октября 1998, там же) — советский и латвийский кинорежиссёр и сценарист. Заслуженный деятель искусств Латвийской ССР (1977), мастер остросюжетного кино.

Биография

Алоиз Бренч родился 6 июня 1929 года в Риге. Семья жила бедно. В годы войны был отдан вместе с сестрой Лонией в батраки на хутор Витрупе, где через 30 лет снимет «Долгую дорогу в дюнах».

Окончил режиссёрский факультет Латвийской государственной консерватории им. Я. Витола (1953) и Высшие режиссёрские курсы в Москве (1956).

В 1945—1946 годах — актёр Государственного художественного театра Латвийской ССР, артист миманса в Государственном академическом театре оперы и балета Латвийской ССР. В 1953—1954 годах — главный режиссёр Управления радиоинформации при Министерстве культуры Латвийской ССР.

С 1954 года работал на Рижской киностудии (параллельно, в 1951—1957 — руководитель художественной самодеятельности на заводе «ВЭФ»). В 1956—1966 годах снимал киножурналы (выпустил 146 киножурналов), среди них первый выпуск киножурнала «Māksla» (совместно с Вадимом Массом), документальные и игровые фильмы, занимался дубляжом. Член КПСС с 1969 года.

Вместе с режиссёром Герцем Франком снял на Куйбышевской студии хроникально-документальных фильмов документальный фильм «Без легенд» (1968). В фильме противопоставлялись «лакировочный» портрет передовика производства, созданный официозной пропагандой, и правдивый рассказ о его судьбе. Тема и даже приёмы фильма предвещали появление картины Анджея Вайды «Человек из мрамора» (1978).

Один из двух режиссёров из Латвии (второй — Янис Стрейч), обладавший высшей профессиональной категорией, принятой во всесоюзной системе кинопроизводства.

Дважды избирался депутатом Рижской думы. Принимал участие в парламентских выборах по списку Демократической партии «Саймниекс». Последние годы работал в жилищной комиссии Рижской думы.

В 1996 году снял свой последний фильм «Анна» по заказу католической церкви.

Скоропостижно скончался 28 октября 1998 года от обширного инфаркта. Похоронен на рижском кладбище Микеля.

Памяти Алоиза Бренча был посвящён снятый в 2003 году документальный фильм режиссёра А. Цане по сценарию А. Редовича.

Вдова — Ася Бренч.

Награды

• Заслуженный деятель искусств Латвийской ССР (1977)
• Орден Дружбы народов (1981)
• Лауреат Государственной премии СССР (1983), за фильм «Долгая дорога в дюнах»
• Народный артист Латвийской ССР (1990)

Фильмография

1. 1964 — До осени далеко
2. 1967 — Когда дождь и ветер стучат в окно
3. 1968 — 24-25 не возвращается
4. 1969 — Тройная проверка
5. 1971 — Большой янтарь
6. 1971 — Город под липами
7. 1973 — Шах королеве бриллиантов
8. 1974 — Свет в конце тоннеля
9. 1975 — Ключи от рая
10. 1976 — Быть лишним
11. 1977 — Подарки по телефону
12. 1978 — Ралли
13. 1980 — Долгая дорога в дюнах
14. 1983 — Мираж
15. 1985 — Двойной капкан
16. 1990 — Семья Зитаров
17. 1991 — Депрессия
18. 1992 — Дуплет
19. 1994 — Роман в русском стиле
20. 1996 — Анна

Ссылки

• [www.kino-teatr.ru/kino/director/post/27287/bio/ Биография Алоиза Бренча на сайте kino-teatr.ru]
• Гнитиев М. Ю. [zhurnal.lib.ru/g/gnitiew_m_j/brench.shtml Памяти Алоиза Бренча]. Журнал «Самиздат» (7 октября 2009). Проверено 10 сентября 2016.

Отрывок, характеризующий Бренч, Алоиз Алоизович

С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.