Фоссе, Брижит

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Брижитт Фоссей»)
Перейти к: навигация, поиск
Брижит Фоссе
Brigitte Fossey
Профессия:

актриса

Карьера:

с 1952 — по настоящее

Брижит Фоссе (фр. Brigitte Fossey; род. 15 июня 1946, Туркуэн, департамент Нор, Франция) — французская актриса театра и кино.





Биография

В кино впервые снялась в возрасте пяти лет («Запрещённые игры» Рене Клемана). Успех фильма в Европе был таков, что девочку представили лично королеве Великобритании Елизавете II.

В 60-е — 70-е годы играла в таких фильмах, как «Прощай, друг», «Вальсирующие», «Мужчина, который любил женщин» и других.

Большую популярность актрисе принесла роль Франсуаз Берретон в первой и второй частях фильма Клода Пиното «Бум».

Играет во многих театральных и телевизионных постановках. За роль в одном из сериалов получила награду «Sept d’or» в номинации «Лучшая актриса» (1994). Также в 1977 и 1978 номинировалась на кинопремию «Сезар».

Жила в браке с актёром и продюсером Жаном-Франсуа Адамом (19381980). 13 октября 1968 у них родилась дочь Мари Адам, впоследствии также ставшая актрисой.

Избранная фильмография

  • 1990 — 36:15 Код Деда мороза 36:15 code Père Noël
  • 1991 — Последняя бабочка Poslední motýl
  • 1992 — Вампир в раю Un vampire au paradis
  • 1992 — Долгий разговор с птицей
  • 1993 — Замок олив (мини сериал)
  • 1994 — Una bambina di troppo
  • 1995 — Pour lamour de Thomas
  • 1995 — Женщина страстей
  • 1996 — Та за которой я слежу
  • 2000 — Passage interdit
  • 2003 — Toujours tout droit
  • 2004 — Lhomme en question
  • 2006 — Grosse chaleur
  • 2008 — La mort dans lile

Напишите отзыв о статье "Фоссе, Брижит"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фоссе, Брижит

Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.