Бриксенское епископство
| Епископство Бриксен Bischofssitz Brixen | |
Герб
| |
| Статус | Церковное владение |
| Столица | Бриксен |
| Год образования | 1179 |
| Имперский округ | Австрийский округ |
| Коллегия князей | 1 место (палата князей церкви) |
| Принадлежность (1792) | Независимое |
| Секуляризация | 1803 (Австрия) |
| |
Епископство Бриксен — одно из суверенных территориальных княжеств Священной Римской империи, образованное в 1179 году и существовавшее до всеобщей секуляризации церковных владений в 1803 году, когда Бриксен был присоединён к Австрийской империи. Государство располагалось, главным образом, в Южном Тироле, хотя его владения в разные периоды истории простирались и на северную часть Тироля, а также на Каринтию и Фриули. Главой государства являлся князь-епископ Бриксена (современный Брессаноне в автономной провинции Больцано, Италия).
Содержание
Епископство Сабиона
Согласно легенде, в 350 году Святой Кассиан основал в римском муниципии Сабиона (недалеко от современного Брессаноне) христианское епископство. Первым епископом Сабионы, о существовании которого сохранились летописные свидетельства, был некий Ингенуин, упомянутый под 580 годом. В это время Сабиона, по всей видимости, подчинялась патриарху Аквилеи и входила в состав Лангобардского королевства. С конца VI века на территорию Тироля проникают с севера бавары, а с востока — славяне. В отличие от баваров, последние достаточно долго, до VIII века, оставались приверженцами языческих культов, и одной из основных задач молодого епископства стало обращение в христианство славян долины реки Пустер. В VII веке Тироль вошёл в состав Баварского герцогства, а позднее — франкской империи Карла Великого. Присоединение к Баварии стало одной из причин, почему в 798 году верховная церковная власть над Сабионой была передана от Аквилеи Зальцбургскому архиепископству. В это время диоцез Сабионы (Сабена; нем. Säben) включал верховья Инна, а также долины Айзака и Пустера.
Образование епископства Бриксен
После раздела империи Каролингов в 843 году Сабен отошёл к Восточно-франкскому королевству (будущая Германия). В 901 году германский король Людовик IV Дитя передал епископам Сабена владение Prichsna, на основе которого вскоре возник город Бриксен. К концу X века в Бриксене был воздвигнут величественный кафедральный собор, и епископ Альбуин I (967—1005) перенёс резиденцию епископа из Сабена в Бриксен.
Епископ Хартвиг (1020—1039) даровал Бриксену статус города и возвёл вокруг него стены. Географическое положение Бриксена было необычайно выгодным: он прикрывал с юга подступы к Бреннерскому перевалу — одному из немногих путей из Германии в Италию. Это обусловило особое отношение к епископам Бриксена германских императоров, заинтересованных в обеспечении беспрепятственного доступа в Италию, что стало особенно важным в годы борьбы за инвеституру. Стремясь привлечь Бриксен на свою сторону, императоры даровали епископам обширные земельные владения в Тироле и сопредельных землях. Так Конрад II передал Бриксену в 1027 году Нориталь, а Генрих IV в 1091 году — Пустерталь. Вскоре под властью епископов оказалась большая часть северного и часть южного Тироля.
В 1179 году император Фридрих I Барбаросса присвоил епископу Бриксена титул князя Священной Римской империи, который давал право на полный судебный иммунитет на территории его владений, свободу определения и взимания налогов, свободу ярмарок и торговли. В результате Бриксенское епископство превратилось в суверенное княжество, входившее на правах полноправного члена в Священную Римскую империю. Если в церковном отношении епископ всё ещё подчинялся Зальцбургу (назначение на пост епископа происходило только с согласия Зальцбургского архиепископа), то в отношении светской власти над жителями владений, находящихся в его непосредственной собственности, епископ Бриксена был полностью независимым государем, признававшим только сюзеренитет императора.
Благодаря земельным пожалованиям и особым привилегиям, предоставленным Бриксену императорами, епископы XI—XII веков всецело поддерживали последних в их борьбе за власть с Вельфами и папой римским. Особенно ярко эта ориентация проявилась во время правления епископа Алтвина (1049—1091), когда в Бриксене прошёл синод немецких епископов, который отрешил папу Григория VII от престола и провозгласил вместо него антипапу Климента III. Одновременно большое значение епископы уделяли внутренней колонизации территории Тироля и распространении христианства среди населения юго-восточной Германии. Благодаря основанию епископами монастырей в Каринтии и Крайна, они получили лены на землях этих княжеств (Крань, Блед).
Упадок власти епископов
С XII века начался постепенный процесс падения власти епископов Бриксена. Во многом он объяснялся усилением папства после Вормсского конкордата 1122 года, однако главной причиной стал подъём светских феодалов Тироля. Сами епископы Бриксена активно передавали свои владения в управление, а затем и в наследственные лены местным аристократам для более эффективной эксплуатации земель и с целью поощрения приближённых дворян. Так долина Инна и Пустерталь уже в XI веке перешли под власть графов Андексских, которые в 1180 году получили титул герцогов Меранских. Долина Айзака и некоторые замки в верховьях Инна попали под контроль графов Тироля. Тирольское графство резко усилилось в первой половине XIII века, присоединив владения вымерших герцогов Меранских и став наследственными викариями епископа Бриксена в его тирольских землях. В результате бывшие владения Бриксена перешли под контроль светских феодалов, и епископ Бруно (1249—1288) уже не мог самостоятельно распоряжаться в номинально принадлежащих епископству землях.
Ослабление власти епископа продолжилось в XIV веке. В 1365 году Тирольское графство унаследовали Габсбурги, герцоги Австрии, Штирии и Каринтии. Опираясь на право викариата в епископских владениях, Фридрих IV Габсбург заставил князя-епископа Бриксена признать права Габсбургов на администрирование и сбор доходов с его земель. Габсбурги также поставили под свой контроль процедуру избрания епископа. Фактически был установлен австрийский протекторат над Бриксеном. Попытки некоторых епископов выйти из-под власти австрийской монархии были обречены на провал: так кардинал-епископ Бриксена Николай Кузанский (1450—1464), выступивший против герцога Сигизмунда Тирольского, был арестован и даже после отлучения герцога папой Николаем V продолжал находиться в тюрьме.
Реформация и контрреформация
В период правления епископа Кристофера I фон Шрофенштейна (1509—1521) на земли, входящие в состав Бриксенского диоцеза, проникла Реформация. В 1525 году в Тироле вспыхнула Крестьянская война, и несколько монастырей и крепостей Бриксенского епископства были разрушены. Король Фердинанд I, правитель Тироля, пошёл на уступки восставшим и на сейме в Инсбруке удовлетворил некоторые из требований протестантов. Несмотря на то, что в 1532 году эти уступки были отменены, мятежи прекратились.
Во второй половине XVI века австрийские герцоги Тироля встали на путь Контрреформации. На территорию Бриксенского диоцеза были приглашены иезуиты, усилилась активность других католических орденов. Епископы Бриксена, особенно кардинал Андреас Австрийский (1591—1600) и Кристофер IV фон Шпаур (1601—1613) много сделали для пропаганды католического учения и искоренения протестантства. В 1607 году в Бриксене была основана семинария. Епископы активно занимались благотворительностью и просвещением, одновременно изгоняя лютеран и кальвинистов с территории своих владений.
Новое время и секуляризация
Новый подъём религиозной жизни в диоцезе пришёлся на XVII—XVIII века. В этот период епископы основали несколько новых монастырей, церковных школ и других религиозных учреждений. В 1677 году был учреждён университет Инсбрука. Однако в сфере государственной администрации и светской власти епископов вся полнота власти перешла в руки Габсбургов. Это особенно остро проявилось при императоре Иосифе II, который проводил политику антиклерикализма и в массовом порядке упразднял монастыри. Тем не менее юридически Бриксен оставался независимым имперским княжеством и участвовал наравне со светскими государствами в заседаниях имперского рейхстага.
С началом Наполеоновских войн и захватом Францией в 1799—1801 годах левого берега Рейна встал вопрос о коренном реформировании Священной Римской империи и наделении монархов, лишившихся владений вследствие французских завоеваний, другими территориями в Германии. Регенсбургский рейхстаг 1803 года принял решение о секуляризации всех церковных княжеств в империи. Владения Бриксена были переданы Австрии, светская власть епископа была ликвидирована. Епископ сохранил лишь церковные функции и перестал быть независимым государем.
Бриксенский диоцез в XIX веке
Церковный диоцез Бриксена к началу XIX века охватывал территорию Тироля (за исключением крайнего юга, относящегося к епископству Трента). В 1805 году, после очередного поражения австрийских армий в войне с Наполеоном, эти земли были переданы Баварии. Баварское правление ознаменовалось вмешательством центральной власти в дела церкви, резким повышением налогов и жёсткой административной системой, что вызвало крупное восстание в Тироле в 1809 году во главе с Андреасом Гофером. Однако лишь в 1814 году Тироль с Бриксеном был возварщён Австрийской империи. Согласно булле 2 мая 1818 года папы Пия VII, к церковной провинции Бриксена были отнесены Тироль и Форарльберг. Для Форарльберга было учреждено особое викариатство с центром в Фельдкирхе, подчинённое Бриксенскому епископу.
Диоцез Боцен-Бриксен в XX веке
После Первой мировой войны Южный Тироль, включая Бриксен, был передан Италии, тогда как большая часть подчинённых в церковном отношении Бриксену земель осталась на территории Австрии. В 1964 году была произведена реорганизация диоцезов альпийского региона. Было создано епископство Боцен-Бриксенское (Больцано—Брессаноне), включающее в себя территорию итальянской провинции Больцано, подчинённое архиепископу Трентскому. Австрийская часть Тироля была поделена между вновь созданными епископствами Инсбрука и Фельдкирха, входящими в церковную провинцию Зальцбурга.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бриксенское епископство"
Ссылки
- [www.hoeckmann.de/germany/tyrol.htm Карта Тироля в 1766 г.]
- [www.ecclesiabz.com/geschichte.htm История диоцеза Боцен-Бриксен]нем.яз.
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бриксенское епископство
Волшебница, скажи, какая силаВлечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
