Британик (пьеса)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Британик
Britannicus


Издание 1670 года.

Автор:

Жан Расин

Язык оригинала:

французский

Оригинал издан:

1669 г.

Переводчик:

Э. Л. Линецкая

[www.lib.ru/INOOLD/RASIN/rasin1_02.txt Электронная версия]

«Британик» (лат. Britannicus) — трагедия французского драматурга Жана Расина, премьера которой состоялась в 1669 году. В этой пьесе Расин впервые обратился к римской истории.



Основные персонажи

Сюжет

Агриппина чувствует, что теряет влияние на сына. Он больше не слушает мать, а за советом обращается только к Бурру и Сенеке. Агриппина боится, что в Нероне пробудится врожденная жестокость, своенравие — наследие отца — и, убрав с пути сводного брата Британика, он ополчиться на мать. Он даже выкрал невесту Британика, Юнию, хотя сама Агриппина обещала устроить брак двух возлюбленных. Она пытается попасть в покои к сыну, но её не пускает Бурр. Агриппина, «императоров жена, и дочь, и мать», возмущена тем, что Бурр пытается отстранить её от ведения дел, а тот считает, что императора не следует воспитывать в покорности и безволии, наоборот, он должен научиться сам принимать решения, не цепляясь за материнскую юбку.

Нерон же считает, что Британик готовит восстание. Более того, он сам влюбляется в Юнию и хотел бы развестить со своей женой Октавией, которая никак не может родить наследника, но боится гнева матери. При ней, говорит Нерон, «ни мужества, ни воли нет в Нероне». Император разрешает свидание Юнии и Британика. Пользуясь случаем, он признаётся Юнии в любви и говорит, что хочет сделать её своей женой, однако, девушка жалеет Октавию и любит Британика. Тогда Нерон приказывает Юнии во время свидания изобразить равнодушие к возлюбленному, угрожая его казнить:

Пренебрежительно его прогонишь с глаз,
Не намекнув на то, что это — мой приказ.

Спасая любимому жизнь, Юния прогоняет Британика, и в нем поселяются сомнения: верна ли она, любит ли по-прежнему? Бурр чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Он советует Нерону вернуться к Октавии, но тот его больше не слушает. Агриппина боится, как бы Нерон и правда не женился на Юнии:

…станет Юния соперницей моею
И, если не убить немедля эту страсть,
Ей — править и сиять, мне — в униженье впасть.

Между тем, Юния тайно открывает Британику правду и клянется в любви. Внезапно появляется Нерон. Он велит взять сводного брата под стражу. Решив, что тайное свидание влюбленных организовала мать, он вызывает её в свои покои и обвиняет в тайном сговоре. Агриппина в ярости: сговор против сына для неё бессмысленен. Она требует, чтобы Нерон помирился с Британиком и женил Юнию на том, на ком девушка сама пожелает. Нерон со всем соглашается, но, оставшись наедине, планирует погубить Британика. Он подозревает, что мать хочет отдать ему трон.

Британик сообщает Юнии, что Нерон велел собрать пир, чтобы скрепить их дружеский союз. Юнию же мучает беспокойство, она не доверяет императору. На пиру Нерон подает Британику отравленный кубок. Тот немедленно умирает. Бурр поражен хладнокровным предательством Нерона. В отчаянии Юния посвящает себя богине Весте — теперь она недоступна для императора.

Напишите отзыв о статье "Британик (пьеса)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Британик (пьеса)

«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.