Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)

Южная сторона Джомолунгмы
Страна Великобритания Великобритания
Дата начала февраль 1953 года
Дата окончания июнь 1953 года
Руководитель Джон Хант
Состав

более 400 человек, включая 15 человек в основном составе, горных проводников и носильщиков.

Маршрут
Ледопад Кхумбу — стена ЛхоцзеЮжное седлоЮго-восточный гребень
Достижения

Первое подтверждённое восхождение на вершину Джомолунгмы[⇨]

Брита́нская экспеди́ция на Джомолу́нгму 1953 го́да — девятая британская альпинистская экспедиция с целью первовосхождения на вершину Джомолунгмы, и первая в истории экспедиция, которой это удалось: 29 мая 1953 года её участники Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей первыми в мире совершили подтверждённое успешное восхождение на высочайшую вершину Земли.

Руководил экспедицией полковник Джон Хант. Экспедиция была организована и профинансирована «Объединённым гималайским комитетом»

Весть об успехе экспедиции дошла до Лондона утром 2 июня 1953 года, как раз во время коронации королевы Елизаветы II.





Организация и подготовка

Джон Хант, полковник Британской армии, служивший в то время в штабе Объединённых вооружённых сил НАТО в Европе (англ. Supreme Headquarters Allied Powers Europe), неожиданно получил приглашение от «Альпийского клуба» и «Королевского географического общества» возглавить британскую экспедицию на Джомолунгму. Ожидалось, что лидером экспедиции будет Эрик Шиптон (англ. Eric Shipton), который в прошлом году возглавлял британскую экспедицию на восьмитысячник Чо-Ойю (не завершившуюся успешным восхождением). Большинство участников той экспедиции на Чо-Ойю были отобраны и в эту экспедицию на Джомолунгму. Однако, «Объединённый гималайский комитет» решил, что если Джон Хант имеет и опыт военного командования, и опыт альпиниста, то такое сочетание даст экспедиции наибольшие шансы на успех. Британцы испытывали определённое давление: на 1954 год разрешение на восхождение уже было выдано французской экспедиции, на 1955 год – швейцарской, и британцы смогли бы ещё раз попробовать никак не раньше 1956 года.[1]. Кроме того, Шиптон написал в комитет такое заявление с объяснением своей позиции: «Моя хорошо известная неприязнь к большим экспедициям и моё отвращение к элементу соперничества в альпинизме могут выглядеть неуместными в нынешней ситуации»[прим. перев. 1][2]. Это заявление «окончательно решило его судьбу» (по словам Джорджа Бэнда (англ. George Band)[3]).

Несколько членов британской экспедиции были лояльны к Шиптону, и совсем не радовались его замене. Чарльз Эванс (англ. Charles Evans), например, заявил: «Это говорит о том, что Шиптон потерял агрессивный инстинкт – неплохая, на мой взгляд, потеря»[прим. перев. 2][4] Эдмунд Хиллари был одним из тех, кто наиболее противился такому изменению, но был убеждён личностью Ханта и его допущением, что эта замена была плохо проработана[5]. Джордж Бэнд вспомнил слова Ларри Кирвана (Larry Kirwan), члена «Объединённого гималайского комитета» и директора/секретаря «Королевского географического общества»: «они приняли правильное решение, но наихудшим образом»[прим. перев. 3][6].

Джон Хант позднее написал, что найти достаточное финансирование для такой экспедиции оказалось сложной задачей для «Объединённого гималайского комитета»[7]:

Одной из основных задач «Объединённого гималайского комитета», в дополнение к развитию идеи экспедиции на Джомолунгму, получению политических разрешений, выработки правил во время подготовки – является финансирование этого. Только те, кто уже получили эту поддержку, могут оценить работу и беспокойство, связанные с увеличением фондов до уровня, достаточного для подобного рода предприятия, которые по мнению публики представляют собой последовательность неудач, не оставляющую другого финансового обеспечения, кроме как из карманов самих членов Комитета.

Участники экспедиции

Участники экспедиции были отобраны по их альпинистской квалификации и опыту выполнения других необходимых работ. Большинство из них были из само́й Великобритании, некоторые — из других стран Британской империи и Содружества наций[8]. Руководитель экспедиции, Джон Хант, был рождён в Индии[1].

Имя, страна Роль в экспедиции Профессия Возраст
на момент
отбора
(1 ноября 1952 г.)
Джон Хант руководитель экспедиции, альпинист офицер, полковник Британской армии 42
Чарльз Эванс (англ. Charles Evans) зам. руководителя, альпинист врач 33
Джордж Бэнд (англ. George Band) альпинист геолог 23
Том Бурдийон (англ. Tom Bourdillon) альпинист физик 28
Альфред Грегори (англ. Alfred Gregory) альпинист директор турагентства 39
Уилфрид Нойс (англ. Wilfrid Noyce) альпинист школьный учитель и писатель 34
Гриффит Пью (Griffith Pugh) врач и альпинист физиолог 43[9]
Том Стобарт (Tom Stobart) кинооператор и альпинист кинооператор 38[10]
Майкл Уорд (Michael Ward)) врач экспедиции и альпинист врач 27
Майкл Уэстмакотт (англ. Michael Westmacott) альпинист статистик 27
Чарльз Уайли (Charles Wylie) Секретарь-организатор, альпинист солдат 32
Эдмунд Хиллари альпинист пчеловод 33
Джордж Лоу (англ. George Lowe) альпинист школьный учитель 28
Тенцинг Норгей альпинист, горный проводник 38
Шерпа Аннуллу (Sherpa Annullu) альпинист, горный проводник

Вместе с альпинистами в экспедицию отправился Джеймс Моррис (англ. James Morris), корреспондент лондонской газеты «The Times». Их сопровождали 362 носильщика, и в итоге экспедиция насчитывала более 400 человек, включая двенадцать шерпов-проводников, а общий вес багажа превысил 10 000 фунтов (4500 кг).[11]

Выход на маршрут

12 февраля 1953 года экспедиционная партия отправилась в путь до Непала из Тилбери (англ. Tilbury) (Эссекс) на пароходе «Stratheden», который направлялся в Бомбей. Том Бурдийон, Гриффит Пью не смогли поехать вместе с ними; Хант также не смог по причине заболевания полостной инфекцией. А Чарльз Эванс и Альфред Грегори, наоборот, выехали раньше основной партии, и уже 20 февраля прилетели в Катманду в качестве передовой экспедиционной партии (англ. Advance Party). Эдмунд Хиллари и Джордж Лоу прибыли в Непал из Новой Зеландии: Лоу – кораблём, а Хиллари – самолётом, потому что его «пчёлы были заняты работой в это время года»[прим. перев. 4][12]. Хотя путешествие на корабле по морю в то время стоило дешевле, чем полёт на самолёте, Хант заявил, что главная причина, по которой стоит выбрать авиапутешествие – то, что оно даёт «больше шансов для нас, чем жизнь на корабле, на то, чтобы сплотиться, как команда, в идеальных условиях, без дискомфорта, срочных дел или стресса»[прим. перев. 5][12][13].

В Катманду заботу о размещении экспедиции поручили британскому послу Кристоферу Саммерхейсу (Christopher Summerhayes)[14], который, по словам Бэнда, «выписал нам всем ордера на постой вместе с различными служащими посольства»[15], потому что гостиниц в Катманду в то время не было. В начале марта двенадцать шерпов, выбранных «Гималайским клубом», также прибыли в Катманду, чтобы помочь переносить грузы в Долину молчания и на Южное седло. Шерпами руководил Тенцинг Норгей, для которого это была уже шестая попытка восхождения на Джомолунгму[16], и который, по словам Бэнда, был «самым известным шерпским скалолазом и альпинистом с мировым именем»[прим. перев. 6][17]. Но шерпам не удалось разместиться с тем же комфортом, как другим участникам экспедиции; Тенцингу предложили кровать в посольстве, а остальным пришлось спать на полу в посольском гараже; на следующий день шерпы помочились перед посольством в знак протеста против такого неуважения к ним.[18]

Первая партия со 150 носильщиками вышла из Катманду 10 марта; на следующий день вслед за ней в путь до Джомолунгмы отправилась вторая партия с двумя сотнями носильщиков. Партии прибыли в деревню Тенгбоче 26-го и 27 марта соответственно, и оставались там до 17 апреля для прохождения высотной акклиматизации.[19]

Базовый лагерь

12 апреля 1953 года «ледопадная партия» (англ. Icefall party) прибыла в базовый лагерь, расположенный на высоте 5460 метров над уровнем моря[19]. Следующие несколько дней, как и планировалось, были потрачены на то, чтобы проложить маршрут через ледопад Кхумбу; в эти же дни шерпы-носильщики доставили тонны экспедиционных грузов в базовый лагерь[20].

Восхождение на вершину

Для успешного восхождения на вершину Джомолунгмы понадобилось создавать целую серию передовых горных лагерей на разных высотах, что потребовало довольно много времени[20]. 15 апреля Хиллари, Бэнд и Лоу установили Лагерь II на высоте 5910 м н.у.м. 22 апреля был разбит Лагерь III на отметке 6160 м, у изголовья ледопада Кхумбу, а 1 мая Хант, Бурдийон и Эванс поставили Лагерь IV.[19] Эти же трое альпинистов 2 мая провели предварительную рекогносцировку Стены Лхоцзе, а 3 мая – сделали Лагерь V на этой горной стене, на высоте 6705 м н.у.м.[19] 4 мая Бурдийон и Эванс при поддержке Уорда и Уайли достигли Лагеря VI (7010 м н.у.м., Стена Лхоцзе). И только через две недели, 17 мая, Уилфрид Нойс и Джордж Лоу достигли высоты 7315 м и установили там Лагерь VII.[19]

21 мая Нойс и Шерпа Аннуллу (младший брат Да Тенцинга) дошли до Южного седла, что немногим ниже 7920 метров над уровнем моря.

Первая из двух альпинистских пар, предварительно отобранных Хантом для восхождения – Том Бурдийон и Чарльз Эванс – 26 мая отправилась к вершине; они использовали кислородные приборы замкнутого цикла[прим. перев. 7] и успешно поднялись на Южную вершину (8750 м н.у.м.)., расположенную всего на 100 метров ниже главной вершины. Они были вынуждены возвращаться из-за истощения сил, проблем с кислородным оборудованием и недостатка времени.[21]

Наконец, 27 мая экспедиция предприняла своё второе и заключительное восхождение на вершину. Его совершала вторая пара восходителей, новозеландец Эдмунд Хиллари и непальский шерп Тенцинг Норгей, уже установивший рекорд высоты на Джомолунгме в 1952 г. в составе швейцарской экспедиции (англ.). Они достигли вершины 29 мая 1953 года в 11:30 по местному времени, взойдя на неё с Южного седла. Перед спуском, они немного задержались на вершине, чтобы сделать фотоснимки и закопать в снег конфеты и крестики.[20]

Есть, Джордж, мы столкнули этого ублюдка.

Это были первые слова Эдмунда Хиллари, которые он сказал своем давнему другу, Джорджу Лоу, увидевшись с ним после возвращения с вершины Джомолунгмы[22][23].

Новость о восхождении

Джеймс Моррис (англ. James Morris), корреспондент на месте событий газеты «The Times» в это время был в Базовом лагере экспедиции, где 30 мая услышал об успешном восхождении и послал гонца с шифрованной запиской в Намче-Базар, где находился радиопередатчик, с которого сообщение было передано в британское посольство в Катманду, а оттуда уже в Лондон[24]. Весть о покорении Эвереста, вероятно, стала последней мировой новостью, которую доставлял гонец.

В шифровке Морисса было написано[25]:

Плохие снеговые условия стоп продвинутая база вчера оставлена стоп ожидаем улучшения

Но «плохие снеговые условия» – это была кодовая фраза, означавшая, что вершина достигнута. Фраза «продвинутая база покинута» относилась к Хиллари; Эванса обозначала фраза «лагерь на гребне непригоден» / «Ridge Camp Untenable», а Уэстмакотта – фраза «штурм отложен» / «Assault Postponed».[26]

Это сообщение дошло до лондонского адресата, было принято и понято им как раз во время подготовки утреннего выпуска новостей. По счастливой случайности, это было утро 2 июня 1953 года – дня коронации английской королевы Елизаветы II.[1].

После экспедиции

Вернувшись в Катманду несколько дней спустя, участники экспедиции узнали, что в награду за все усилия Эдмунд Хиллари стал рыцарем-командором Ордена Британской империи, а Джон Хант получил титул «Рыцарь-бакалавр»[27].

7 июня было объявлено, что королева Елизавета II желает признать достижения Тенцинга, а 1 июля на Даунинг-стрит, 10 объявили, что будут проводиться консультации с правительствами Индии и Непала, и что королева одобряет награждение Тенцинга Медалью Георга.[28][29] Некоторые комментаторы посчитали, что такая меньшая награда выражала «мелочную неприязнь», которую, по их мнению, испытывало британское правительство в то время.[30] Хант получил свои рыцарские регалии в июле 1953 года, после своего возвращения в Лондон[31].

22 июня Правительство Непала устроило торжественный приём членов экспедиции, на котором королева Непала вручили Тенцингу Норгею денежную премию в 10000 рупий, что тогда составляло около 500 фунтов стерлингов. Хиллари и Хант получили кукри в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, другие участники экспедиции – украшенные драгоценностями шкатулки.

В тот же день Правительство Индии учредило новую Золотую Медаль – награду, присуждаемую за гражданское мужество, сделанную по образцу Медали Георга. Первыми награждёнными ею стали Хант, Хиллари и Тенцинг.[32].

Участников экспедиции продолжали осыпать различными наградами и почестями: Медаль Хаббарда от «Национального географического общества», впервые присуждённая не отдельному человеку, а команде, а также персональные бронзовые медали Ханту, Хиллари и Тенцингу[33]; Медаль Каллума от Американского географического общества (англ.), Золотая медаль «Королевского географического общества» (англ.), Медаль Лоуренса от «Королевского общества Центральной Азии» (англ. Royal Central Asian Society), а также почётные учёные степени университетов Абердина, Дарема и Лондона.[1] В новогоднем списке наград «New Year Honours» (англ.) 1954 года Джордж Лоу был назначен командором Ордена Британской Империи за участие в экспедиции.[34]

Кинооператор экспедиции Том Столбарт создал фильм, названный «The Conquest of Everest» (Покорение Эвереста), который позднее в 1953 году вышел на экраны.[10]

Хотя Хиллари и Тенцинг разъяснили, что их триумф был результатом совместных усилий всех участников экспедиции, начались спекуляции на тему: «кто из них в действительности первым ступил на вершину Джомолунгмы?». В Катманду вывесили большой плакат, на котором был изображён Тенцинг, затаскивающий «полубессознательного» Хиллари на вершину.[35] В конечном счёта, Тенцинг прекратил эти спекуляции, сказав, что Хиллари был на вершине первым. После этого Хиллари собственноручно написал на 40-футовой Ступени Хиллари, расположенной сразу же ниже вершины Джомолунгмы[36]:

Я продолжал, вырубая постоянно и преодолевая, удар за ударом, карниз за карнизом, страстно глядя на вершину. Казалось невозможным это всё выдолбить, и время было на исходе. Наконец, я прорубил кругом сзади ещё одной большой глыбы и затем на тугой верёвке, идущей от Тенцинга, взобрался вверх, на мягкий снежный гребень. Немедленно после этого стало очевидно, что мы достигли своей цели. Это было в 11.30 дня, и мы были на верхушке Джомолунгмы!

Шиптон так прокомментировал успешное восхождение: «Слава Богу. Теперь у нас есть успехи в правильном альпинизме»[прим. перев. 8][37].

В 2013 году на экраны вышла новозеландская 3D-докудрама «Эверест. Достигая невозможного», рассказывающая о восхождении на Эверест Эдмунда Хиллари и Тенцинга Норгея.

См. также

Напишите отзыв о статье "Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)"

Примечания переводчика

  1. ориг. англ. My well-known dislike of large expeditions and my abhorrence of a competitive element in mountaineering might well seem out of place in the present situation
  2. ориг. англ. It was said that Shipton lacked the killer instinct – not a bad thing to lack in my view
  3. ориг. англ. they had made the right decision but in the worst possible way
  4. ориг. англ. bees were in a busy state at that time of year
  5. ориг. англ. the further chance which life in a ship would provide for us to settle down as a team in ideal conditions, accompanied by no discomfort, urgency or stress
  6. ориг. англ. the best-known Sherpa climber and a mountaineer of world standing
  7. англ. closed-circuit oxygen; в точности перевода не уверен — А. Р.
  8. ориг. англ. Thank goodness. Now we can get on with some proper climbing

Напишите отзыв о статье "Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.oxforddnb.com/index/71/101071265/ Hunt, (Henry Cecil) John, Baron Hunt (1910–1998), mountaineer] (англ.) // Oxford Dictionary of National Biography : биографический словарь. — Oxford University Press, 2006.
  2. Thompson, 2010, p. 250.
  3. Band, 2005, p. 115.
  4. Thompson, 2010.
  5. Jim Perrin [www.guardian.co.uk/obituaries/story/0,,2239122,00.html Obituary — Sir Edmund Hillary] (англ.) // The Guardian : газета. — 2008. — No. 11 января.
  6. Band, 2005, p. 116.
  7. Sir John Hunt, The Ascent of Everest, Hodder & Stoughton, 1953, p. 22
  8. Данные для таблицы взяты из: Hunt, The Ascent of Everest (1953), pp. 27–30
  9. James S. Milledge, [www.independent.co.uk/news/people/obituaries-griffith-pugh-1569956.html OBITUARIES: Griffith Pugh] dated 27 January 1995 from The Independent online at independent.co.uk, accessed 19 December 2012: "Lewis Griffith Cresswell Evans Pugh, physiologist and mountaineer: born Shrewsbury 29 October 1909; married 1939 Josephine Cassel (three sons, one daughter); died Harpenden 22 December 1994".
  10. 1 2 [imagingeverest.rgs.org/Units/74.html Thomas Ralph Stobart, OBE], at imagingeverest.rgs.org, accessed 17 December 2012
  11. Reuters, [www.guardian.co.uk/fromthearchive/story/0,,966102,00.html Hillary of New Zealand and Tenzing reach the top], in The Guardian dated 2 June 1953
  12. 1 2 Hunt, The Ascent of Everest, p. 58
  13. Hunt, The Ascent of Everest, p. 57
  14. Hunt, The Ascent of Everest, p. 59
  15. Band, Everest Exposed, pp. 129–30
  16. Hunt, The Ascent of Everest, p. 60
  17. Band, Everest Exposed, p. 130
  18. Douglas, Ed. [www.guardian.co.uk/world/2013/may/05/sherpa-resentment-fuelled-everest-brawl Forget the Everest brawl: the real story is how Sherpas are taking control] (5 May 2013). Проверено 10 мая 2013.
  19. 1 2 3 4 5 Hunt, The Ascent of Everest, p. 236
  20. 1 2 3 [imagingeverest.rgs.org/Concepts/Imaging_Everest/-75.html Mount Everest Expedition 1953] in Imaging Everest (Королевское географическое общество, 2001–2003) online
  21. [www.velocitypress.com/closedcircuit.shtml Closed circuit oxygen system, high altitude oxygen]. Velocitypress.com. Проверено 12 декабря 2012.
  22. [www.timesonline.co.uk/tol/news/world/article3170995.ece Hillary mourned, both in Nepal and New Zealand] Timesonline.co.uk dated 11 January 2008. Retrieved 12 January 2008
  23. Hillary, Edmund, High Adventure: The True Story of the First Ascent of Everest
  24. Stuart Ward, British culture and the end of empire (2001, ISBN 0719060486), p. 58
  25. Stephen Venables, To the top: the story of Everest (London: Walker Books, 2003, ISBN 0-7445-8662-3), p. 63
  26. Simon Garfield, 'High Society', The Observer, Sunday 30 March 2003, online at www.theguardian.com/world/2003/mar/30/everest.features2
  27. [www.london-gazette.co.uk/issues/39886/pages/3273 №39886, стр. 3273] (англ.) // London Gazette : газета. — L.. — Fasc. 39886. — No. 39886. — P. 3273.
  28. 'George Medal for Tensing — Award Approved by the Queen' in The Times (London), issue 52663 dated Thursday 2 July 1953, p. 6
  29. Peter H. Hansen, [www.oxforddnb.com/view/article/50064 ‘Tenzing Norgay [Sherpa Tenzing] (1914–1986)’] (subscription required), Oxford Dictionary of National Biography, Oxford University Press, 2004, DOI:10.1093/ref:odnb/50064
  30. Thompson, Unjustifiable Risk?, p. 253
  31. [www.london-gazette.co.uk/issues/39915/pages/3928 №39915, стр. 3928] (англ.) // London Gazette : газета. — L.. — Fasc. 39915. — No. 39915. — P. 3928.
  32. 'Tensing's Plans FROM OUR SPECIAL CORRESPONDENT' in The Times (London), issue 52655 dated Tuesday 23 June 1953, p. 6
  33. Mark C. Jenkins, [www.npr.org/programs/re/archivesdate/2003/apr/everest/medal.html Archive: Eisenhower Meets with Hillary], dated 25 April 2003 from Radio Expeditions — Everest: To the Top of the World — A Look Back on 50 Years of Triumph and Tragedy, NPR, reproducing archive material from the National Geographic Society
  34. London Gazette, [www.london-gazette.co.uk/issues/40055/supplements/44 no. 40055 (Supplement) p. 44] 1 January 1954
  35. Thompson, Unjustifiable Risk?, p. 252
  36. Edmund Hillary, Nothing Venture, Nothing Win, Travel Book Club, 1976, pp. 160–1
  37. Thompson, Unjustifiable Risk?, p. 254

Список литературы

  • Band, George. Everest Exposed. — Collins, 2005.
  • John Hunt, The Ascent of Everest (London: Mountaineers' Books, 1953, ISBN 0-89886-361-9); American edition called The Conquest of Everest
  • Wilfrid Noyce, South Col: One Man's Adventure on the Ascent of Everest (London: William Heinemann, 1954)
  • Edmund Hillary, High Adventure (London: Hodder & Stoughton, 1955); later reissued as High Adventure: The True Story of the First Ascent of Everest (ISBN 0-19-516734-1)
  • James Morris, Coronation Everest (London: Faber, 1958)
  • Tom Stobart, Adventurer's Eye (Long Acre and London: Odham's Press, 1958)
  • Edmund Hillary, View from the Summit: The Remarkable Memoir by the First Person to Conquer Everest (2000)
  • George Band, Everest: 50 Years on Top of the World (Mount Everest Foundation, Royal Geographical Society and the Alpine Club, 2003)
  • Mick Conefrey, Everest 1953: The Epic Story of the First Ascent (London: Oneworld, 2012)
  • George Lowe and Huw Lewis-Jones, The Conquest of Everest: Original Photographs from the Legendary First Ascent (London: Thames and Hudson, 2013)
  • Thompson, Simon. Unjustifiable Risk? The Story of British Climbing. — Cicerone Press, 2010.
  • Harriet Tuckey, Everest: The First Ascent – How a Champion of Science Helped to Conquer the Mountain (Guilford, CT: Lyons Press, 2013 ISBN 978-07627-9192-7)
  • Harriet Tuckey: Everest : the first ascent; the untold story of Griffith Pugh, the man who made it possible, London [u.a.] : Rider Books, 2013, ISBN 978-1-84604-348-2

Внешние ссылки

  • [www.bbc.co.uk/news/magazine-22439586 BBC article: "The 1953 technology used to climb Everest"]

Отрывок, характеризующий Британская экспедиция на Джомолунгму (1953)

– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?