Бровка, Пётр Устинович
Поделись знанием:
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
| Пётр Усти́нович Бро́вка | ||||||||||||
| белор. Пятрусь (Пётр Усцінавіч) Броўка | ||||||||||||
 | ||||||||||||
| Псевдонимы: |
Дзед Аўлас, Юрка Баравы, Лукаш Вандылевіч и др. | |||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: |
деревня Путилковичи, | |||||||||||
| Род деятельности: | ||||||||||||
| Направление: | ||||||||||||
| Жанр: | ||||||||||||
| Язык произведений: | ||||||||||||
| Премии: |
| |||||||||||
| Награды: |
| |||||||||||
Пётр Усти́нович Бро́вка (белор. Пётр Усцінавіч Броўка; известный как Петрусь Бровка, белор. Пятрусь Броўка; 1905 — 1980) — белорусский советский поэт и прозаик. Народный поэт БССР (1962). Академик АН БССР (1966). Лауреат Ленинской (1962) и двух Сталинских премий (1947, 1951). Депутат ВС СССР с 1956 года. Член ВКП(б) с 1940 года.
Содержание
Биография
Родился 12 (25 июня) 1905 года в деревне Путилковичи (ныне Ушачский район, Витебская область, Беларусь) в крестьянской семье (9 детей). Отец — Устин Адамович. Мать — Алёна Степановна[1][2]. Окончил церковно-приходскую школу в Лепеле[1].
В 1918—1924 годах работал переписчиком, делопроизводителем и счетоводом. В 1925—1927 годах был завотделом Окружкома комсомола в Полоцке. В 1927—1928 годах — ответственным секретарём редакции газеты «Чырвоная Полаччына».
Окончил педагогический факультет БГУ (1928—1931)[1].
С 1928 года — в литературном объединении «Маладняк», позже в Белорусской ассоциации пролетарских писателей (БелАПП). В 1941—1942 году служил в РККА, работал во фронтовой и партизанской печати. В 1943—1945 годах был ответственным секретарём СП БССР, в 1948—1967 годы — председателем Правления СП БССР.
В 1945—1948 годы — главный редактор литературного журнала «Полымя». В 1967—1980 годы — главный редактор Белорусской советской энциклопедии (ныне — «Белорусская Энциклопедия имени П. Бровки»).
П. У. Бровка умер 24 марта 1980 года в Минске. Похоронен на Восточном кладбище[3]. Сын — Юрий Петрович Бровка (1936), доктор юридических наук, профессор БГУ.
Творчество
Литературной деятельностью занимался с 1926 года. Дебютировал в газете «Чырвоная Полаччына» и в литературном альманахе «Наддзвінне».
Опубликовал ряд книг стихов и поэм: «К родным берегам», «Избранные стихи и поэмы» (1934), «Приход героя» (1935), «Весна родины» (1937), «Путями боровыми» (1940). Подвиг народа, его мужество и стойкость Бровка отразил в лиро-эпических поэмах «Беларусь» (1943), «Поэма про Смолячкова» (1942), стихах «Будем сеять, белорусы!», «Кастусь Калиновский», «Надя-Надейка», «Могила бойца». Поэмы «Ясный Кут», «Полонянка» (1945), «Хлеб» (1946), стихи «Парк Победы», «Смерть героя», «Кузнец» отмечены тонким лиризмом, ярким национальным колоритом.
В 1957 году написал роман «Когда сливаются реки», посвящённый строительству ГЭС на границе трёх республик, дружбе белорусов, литовцев и латышей.
Переводил на белорусский язык произведения Т. Шевченко, В. Маяковского, П. Тычины, М. Бажана, А. Твардовского, М. Исаковского, А. Прокофьева, В. Броневского, Дж. Байрона.
Библиография
Сборники поэзии
- белор. «Гады як шторм» («Годы как шторм») (1930)
- белор. «Прамова фактамі» («Выступление с фактами») (1930)
- белор. «Цэхавыя будні» («Цеховые будни») (1931)
- белор. «Паэзія» («Поэзия») (1932)
- белор. «Так пачыналася маладосць» («Так начиналась молодость») (1934)
- белор. «Прыход героя» («Приход героя») (1935)
- белор. «Вясна радзімы» («Весна родины») (1937)
- белор. «Кацярына : Паэма» («Катерина : Поэма») (1938)
- белор. «Вершы і паэмы» («Стихотворения и поэмы») (1940)
- белор. «Шляхамі баравымі» («Дорогами боровыми») (1940)
- белор. «Насустрач сонцу» («Навстречу солнцу») (1943, Москва)
- белор. «У роднай хаце» («В родном доме») (1946)
- белор. «Вершы і паэмы» («Стихотворения и поэмы») (1946)
- белор. «Сонечнымі днямі» («Солнечными днями») (1950)
- белор. «Цвёрдымі крокамі» («Твёрдыми шагами») (1954)
- белор. «Пахне чабор» («Пахнет чабрец») (1959)
- белор. «Далёка ад дому» («Далеко от дома») (1960)
- белор. «Па сакрэту : сатыра і гумар» («По секрету : сатира и юмор») (1961)
- белор. «А дні ідуць…» («А дни идут…») (1961)
- белор. «Высокія хвалі» («Высокие волны») (1962)
- белор. «Вершы і паэмы» («Стихотворения и поэмы») (1966)
- белор. «Заўсёды з Леніным : паэма» («Всегда с Лениным : поэма») (1967)
- белор. «Між чырвоных рабін» («Меж красных рябин») (1969)
- белор. «Калі ласка» («Пожалуйста») (1972)
- белор. «Ты — мая пчолка» («Ты — моя пчёлка») (1972)
- белор. «Лясы наддзвінскія» («Леса наддвинские») (1973)
- белор. «І ўдзень і ўночы» («И днём и ночью») (1974)
- белор. «Што сэрца праспявала» («Что сердце пропело») (1979)
- белор. «Маладосць і сталасць» («Молодость и зрелость») (1980)
- белор. «Савецкі чалавек» («Советский человек») (1982)
- белор. «Мая Радзіма» («Моя Родина») (1985)
Сборники прозы
- белор. «Каландры : аповесць» («Каландры : повесть») (1931)
- белор. «Разам з камісарам : зборнік апавяданняў» («Вместе с комиссаром : сборник рассказов») (1974)
Роман
- белор. «Калі зліваюцца рэкі» («Когда сливаются реки») (1957)
Очерки
- белор. «Ураджай» («Урожай») (1933, совместно с П. Глебкой)
- белор. «Месяц у Чэхаславакіі» («Месяц в Чехословакии») (1952)
Литературные произведения для детей
- белор. «Маладым сябрам» («Молодым друзьям») (1961)
- белор. «Наш музей : паэма» («Наш музей : поэма») (1962)
- белор. «Донька-Даніэль : аповесць для дзяцей» («Донька-Даниэль : повесть для детей») (1982)
Либретто опера
- белор. «Міхась Падгорны» («Михаил Подгорный») (1939)
- белор. «Алеся» («Дзяўчына з Палесся») («Алеся» («Девушка из Полесья»)) (1944, совместно с Я. Романовичем)
Избранное
- белор. «Выбраныя творы» («Избранные произведения») (1934, 1945, 1947, 1948, 1951)
- белор. «Збор твораў : у 2-х тамах» («Собрание произведений : в 2-х томах») (1957, 1969)
- белор. «Збор твораў : у 4-х тамах» («Собрание произведений : в 4-х томах») (1965—1966)
- белор. «Збор твораў : у 7 тамах» («Собрание произведений : в 7 томах») (1975—1978)
- белор. «Збор твораў : у 9 тамах» («Собрание произведений : в 9 томах») (1987—1992)
Экранизации
- «Каландры» (1931, Белорусская киностудия)
- «Когда сливаются реки» (1961, сценарий Евгений Шилов, режиссёры Б. И. Шрейбер, Б. А. Браткаускас, Литовская киностудия)
Награды и премии
- Герой Социалистического Труда (1972);
- три ордена Ленина (1949, 1965, 1972);
- орден Октябрьской Революции (1971);
- орден Красной Звезды (1943);
- орден Дружбы народов (1975);
- орден «Знак Почёта» (1939);
- медали
- Ленинская премия (1962) — за сборник стихотворений «А дни идут…» (1961);
- Сталинская премия второй степени (1947) — за поэмы «Хлеб» и «Думы про Москву», стихи «Народное спасибо», «Брат и сестра», «Если бы мне быть», «Встреча»;
- Сталинская премия третьей степени (1951) — за сборник стихов «Дорога жизни»;
- Государственная премия БССР имени Я. Купалы(1970) — за сборник стихов «Среди красных рябин»;
- Государственная премия БССР (1976) — за участие в создании Белорусской Советской Энциклопедии;
- Литературная премия имени Я. Коласа (1957) — за роман «Когда сливаются реки» (1957);
- народный поэт БССР (1966).
Память
10 июля 1980 принято Постановление Совета Министров Белорусской ССР № 256 «Об увековечении памяти народного поэта БССР П. У. Бровки (Петруся Бровки)» (изменения и дополнения: Постановление Кабинета Министров Республики Беларусь от 6 августа 1996 г. № 511).
- В Минске существует Государственный литературный музей Петруся Бровки.
- Филиал Литературного музей П. У. Бровки открыт на родине писателя, в деревне Путилковичи Ушачского района, мемориальная комната поэта — в Великодолецкой средней общеобразовательной школе.
- В 1980 году установлены мемориальные доски на доме № 30 по улице К. Маркса в Минске и на доме, где жил поэт, в дер. Путилковичи Ушачского района Витебской области.
- Снят фильм «Петрусь Бровка. Голос сердца» (1985, реж. И. Коловский, Белорусское телевидение)
Имя поэта носят:
- издательство Белорусская Энциклопедия имени Петруся Бровки.
- колхоз «Новае жыццё» имени П. У. Бровки.
- Великодолецкая средняя общеобразовательная школа имени П. У. Бровки.
- Улицы в Минске, Витебске, Гомеле, Полоцке, Ушачах и Лепеле.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бровка, Пётр Устинович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Біяграфія П. Броўкі.
- ↑ Рублевская, 2013.
- ↑ Пятрусь Броўка // Беларускія пісьменнікі (1917—1990) : Даведнік / Склад. А. К. Гардзіцкі; нав. рэд. А. Л. Верабей. — Мінск : Мастацкая літаратура, 1994. — С. 63—65.
Литература
- Барадулін, Р. І. Аратай, які пасвіць аблокі / Р. І. Барадулін. — Мн.: Мастацкая літаратура, 1995. — С. 159—164.
- Бельскі, А. І. Сучасны погляд на паэзію Петруся Броўкі / А. І. Бельскі // Беларуская мова і літаратура. 2000. — № 2. — С. 21—32.
- Броўка Пятрусь // Беларуская энцыклыклапедыя : у 18 т. — Т. 3. — Мн.: БелЭн, 1996. — С. 262—263.
- Броўка Пятрусь // Беларускія пісьменнікі : Біябібліяграфічны слоўнік. У 6 т. — Т.1 / пад рэд. А. І. Мальдзіса. — Мн.: БелЭн, 1992. — С. 305—350.
- Броўка Пятрусь // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі : у 6 т. — Т. 2. — Мн.: БелЭн, 1994. — С. 80—81.
- Броўка Пятрусь (Пётр Усцінавіч) // Памяць : гісторыка-дакументальная хроніка Ушацкага раёна / рэдкал. Г. К. Кісялёў і інш. — Мн., 2003. — С. 547—548.
- Грахоўскі, С. Урокі Петруся Броўкі / С. Грахоўскі // Так і было : Артыкулы, успаміны, эсэ. — Мінск : Мастацкая літаратура, 1986.
- Перкін, Н. С. Творчество Петруся Бровки / Н. С. Перкін. — Мінск : Выдавецтва АН БССР, 1952. — 144 с.
Ссылки
Антон Бочаров. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=20631 Бровка, Пётр Устинович]. Сайт «Герои Страны». Проверено 31 июля 2016.
- [brouka.ru/content/biyagrafiya Біяграфія Пятруся Броўкі] (белор.). brouka.ru. Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0nOFEyG Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- Бородулин Р. [wayback.archive.org/web/20090312001743/bdg.press.net.by/dsp/2005/04/2005_04_29.18/18_12_1.shtml И лавры вянут…]. БДГ. Для служебного пользования, №18. bdg.press.net.by; archive.org (29 апреля 2005). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0nOt57I Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- Жыбуль В. [arche.bymedia.net/2005-5/zybul505.htm Футурыст Пятрусь Броўка] (белор.). ARCHE, 2005. №5(39). arche.bymedia.net. Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0nPTcOK Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- Рублевская Л., Скалабан В. [www.sb.by/post/44359/ Поэт и бронза] (рус.). Советская Белоруссия, 25.06.2005. www.sb.by. Проверено 28 августа 2013.
- Рублевская, Л. [www.sb.by/post/151765/ Путешествие в призрачный музей] (рус.). Советская Белоруссия, №157(24294). www.sb.by (23 августа 2013). Проверено 28 августа 2013.
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бровка, Пётр Устинович
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Витебской губернии
- Родившиеся в Ушачском районе
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты Белоруссии
- Поэты XX века
- Писатели по алфавиту
- Писатели СССР
- Писатели Белоруссии
- Писатели XX века
- Переводчики по алфавиту
- Переводчики СССР
- Переводчики Белоруссии
- Переводчики XX века
- Драматурги по алфавиту
- Драматурги XX века
- Драматурги СССР
- Драматурги Белоруссии
- Публицисты по алфавиту
- Публицисты СССР
- Публицисты Белоруссии
- Публицисты XX века
- Редакторы по алфавиту
- Редакторы СССР
- Редакторы Белоруссии
- Редакторы XX века
- Лауреаты Ленинской премии
- Лауреаты Сталинской премии
- Лауреаты Государственной премии БССР
- Герои Социалистического Труда
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «Партизану Отечественной войны»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «Ветеран труда»
- Академики АН Белорусской ССР
- Народные поэты Белорусской ССР
- Члены Союза писателей СССР
- Почётные граждане Минска
- Писатели-соцреалисты
- Энциклопедисты Белоруссии
- Члены литературного объединения Маладняк
- Члены литературного объединения БелАПП
- Лауреаты Литературной премии имени Я. Коласа
- Детские писатели по алфавиту
- Детские писатели СССР
- Детские писатели Белоруссии
- Детские поэты
- Поэты-песенники СССР
- Поэты-песенники Белоруссии
- Сатирики Белоруссии
- Юмористы СССР
- Юмористы Белоруссии
- Депутаты Верховного Совета СССР 4 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 5 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 6 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 7 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 8 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 9 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 10 созыва
- Члены КПСС
- Выпускники БГУ
- Персоналии:Полоцк
- Похороненные на Восточном кладбище Минска
- Петрусь Бровка
