Бровченко, Юрий Анатольевич
Поделись знанием:
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
 Юрий Бровченко
| ||
| Общая информация | ||
| Полное имя | Юрий Анатольевич Бровченко | |
| Родился | ||
| Гражданство | ||
| Рост | 179 см | |
| Вес | 63 кг | |
| Позиция | полузащитник | |
| Информация о клубе | ||
| Клуб |  Оболонь-Бровар
| |
| Номер | 9 | |
| Карьера | ||
| Молодёжные клубы | ||
| 2001—2002 | Каскад (Славутич)
| |
| 2002 | Динамо (Киев)
| |
| 2002 | Локомотив-МСМ-ОМИКС (Киев)
| |
| 2003 | Славутич
| |
| 2004 | Отрадный (Киев)
| |
| Клубная карьера* | ||
| 2004—2007 | Днепр (Днепропетровск)
|
0 (0) |
| 2008—2009 |  Динамо (Минск)
|
15 (0) |
| 2008 | →  Савит
|
13 (0) |
| 2010 | Прикарпатье (Ивано-Франковск)
|
12 (4) |
| 2011 | Крымтеплица
|
12 (0) |
| 2012 | Буковина
|
25 (3) |
| 2013 | Александрия
|
13 (0) |
| 2014 | Оболонь-Бровар
|
28 (2) |
| 2015 | Олимпик (Донецк)
|
4 (0) |
| 2015—н.в. | Оболонь-Бровар
|
4 (1) |
| Национальная сборная** | ||
| 2004—2005 | Украина (до 17)
|
17 (0) |
| 2005—2006 | Украина (до 19)
|
13 (0) |
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 23 августа 2015. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах. | ||
Ю́рий Анато́льевич Бро́вченко (укр. Юрій Анатолійович Бровченко; 25 января 1988, Чернигов, Украинская ССР, СССР) — украинский футболист, полузащитник.
Биография
Клубная карьера
Воспитанник: ФК «Каскад» из города Славутич. Первый тренер — А. М. Салей. С 2004 года по 2008 год выступал за дубль днепропетровского «Днепра». В 2008 году был куплен минским «Динамо». В том же году был отдан в аренду клубу «Савит» (Могилёв). Затем выступал в Первой лиге Украины за иванофранковкое «Прикарпатье», «Крымтелицу» и «Буковину».
Зимой 2013 года перешёл в «Александрия». В команде взял 9 номер. В сезоне 2012/13 он вместе с командой стал бронзовым призёром Первой лиги Украины, клуб уступил лишь алчевской «Стали» и «Севастополю». Бровченко принял участие в 10 играх. В начале 2014 года перешёл в киевский клуб «Оболонь-Бровар»[1]. В новой команде также взял 9 номер.
Зимой 2015 года перешёл в донецкий «Олимпик». После завершения сезона клуб не стал продлевать контракт с футболистом[2].
Карьера в сборной
Выступал за юношеские сборные Украины до 17 и до 19 лет.
Достижения
- Серебряный призёр чемпионата Белоруссии (1): 2008
- Бронзовый призёр Первой лиги Украины (1): 2012/13
Напишите отзыв о статье "Бровченко, Юрий Анатольевич"
Примечания
- ↑ [fcbrovar.obolon.ua/fk-obolon-brovar-prezentuvav-novachkiv-fotozvit/ ФК «Оболонь-Бровар» презентував новачків (фотозвіт)!] fcbrovar.obolon.ua
- ↑ [olimpik.com.ua/news/olimpik_blagodarit_za_sotrudnichestvo05062015 Пресс-служба ФК «Олимпик» (Донецк)] (рус.). ФК «Олимпик» (5 июня 2015). [www.webcitation.org/6Z6hjQVDm Архивировано из первоисточника 7 июня 2015].
Ссылки
- [www.transfermarkt.com/-/profil/spieler/58928 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
- [www.ffu.org.ua/ukr/tournaments/prof/17784 Статистика на сайте Федерации футбола Украины] (укр.)
- [www.fpl.ua/ukr/visit/1/17247/ Статистика на сайте Украинской Премьер-лиги] (укр.) (рус.) (англ.)
 |
Это заготовка статьи о футболисте Украины. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Футбольный клуб «Оболонь-Бровар» (по состоянию на 19.07.2016)
|
|---|
|
0 Ульянченко • 1 Федоривский (в) • 3 Проневич • 4 Пинчук • 5 Аблитаров • 6 Корнев (к) • 8 Шевчук • 9 Бровченко • 10 Слободян • 11 Мандзюк • 14 Продан • 16 К. Коваленко • 17 Гордийчук • 21 Сахнюк • 22 Корольчук • 23 Даценко • 32 Пицан (в) • 90 И. Коваленко • 95 Е. Шевченко • Башлай • Гурмак • Ерёменко • Захаревич • Тренер: Олег Мазуренко |
Отрывок, характеризующий Бровченко, Юрий Анатольевич
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
