Бродерзон, Мойше

Мойше Бродерзон
идиш ‏משה בראָדערזאָן‏‎
Язык произведений:	Идиш

Мойше Бродерзон (Моисей Меерович (Миронович) Бродерзон; 23 ноября 1890, Москва, Российская империя — 17 августа 1956, Варшава, Польша) — еврейский поэт, писавший на идише, театральный режиссёр и деятель, либреттист, график, основатель литературной группы «Юнг-йидиш». Один из ведущих деятелей еврейского авангарда в предвоенной Польше.

Биография

Мойше Бродерзон родился 23 ноября 1890 года в семье коммивояжёра Меера Бродерзона, имевшего разрешение проживать в Москве, и Сары-Цыпы (Софьи Львовны) Туровой (1872—1962). В 1891 году отец Мойше Бродерзона выехал в Лодзь, а мать вместе с детьми была вынуждена покинуть Москву и переехать в Несвиж к своему родственнику. В 1900 году семья воссоединилась в Лодзи. После получения среднего образования Мойше Бродерзон работал бухгалтером в Лодзи и одновременно писал на идише короткие рассказы и стихотворения, публикуя их в местной еврейской прессе. В 1914 году он издал свой первый сборник стихотворений под названием «Шварце флитерлех» (Чёрные блестки).

После начала Первой мировой войны вернулся в Москву, где печатал стихи в еврейской прессе. В Москве Мойше Бродерзон основал вместе с Лазарем Лисицким, Даниэлем Чарным, Гершем Бройде и Менаше Гальперном творческую группу «Кружок еврейской национальной эстетики».

В 1918 году Мойше Бродерзон вернулся в Лодзь, где основал альманах поэзии, прозы и экспериментального искусства «Юнг-Йидиш» (юный идиш). На основе этого альманаха организовал одноимённую литературную группу «Юнг-Йидиш», в которую входили Ицхок Бройнер, Янкл Адлер и Марек Шварц. В 1922 году Мойше Бродерзон вместе с Ехескелем-Мойше Найманом, Ицхоком Бройнером и Генехом Коном основал еврейский театр марионеток «Хад-гадье» и театр-кабаре «Шор-абор». В 1924 году написал оперу на идише «Довид ун Башэвэ» (Давид и Вирсавия), которая была поставлена Владиславом Вайнтраубом в Варшаве. В этом же году на основе одноимённой романтической поэмы И.-Л. Переца он написал либретто к опере «Мониш». В 1926 году писал сочинения для театрального кафе «Азазэл» в Варшаве.

В 1927 году Мойше Бродерзон основал в Лодзи экспериментальный театр «Арарат» и первый в истории еврейский кукольный театр. Сыграл значительную роль в деятельности начинающих еврейских комедиантов Шимена Джигана и Исроэла Шумахера, пригласив их на работу в свой театр «Арарат».

В 1937 году Мойше Бродерзон написал сценарий для художественного фильма на идише «Весёлые бедняки» (фрэйлэхэ кабцоним), в котором сыграли актёры театра «Арарат», среди которых были Шимен Джиган и известная польская певица еврейского происхождения Вера Гран.

В СССР

После вторжения нацистской Германии в Польшу в сентябре 1939 года Мойше Бродерзон вместе с женой Шейне-Мирьям бежал на территорию Советского Союза. С 1939 года работал в Московском государственном еврейском театре. До начала Великой Отечественной войны принял советское гражданство. С 1945 по 1949 год работал заведующим литературной частью в Московском государственном еврейском театральном училище при Московском государственном еврейском театре.

В апреле 1950 года Мойше Бродерзон был арестован по обвинению в антисоветской деятельности и сослан в Сибирь, где находился до сентября 1955 года. В июле 1956 года он возвратился в Польшу и скончался 17 августа 1956 года от сердечного приступа вскоре после переезда в Варшаву.

Был похоронен на варшавском еврейском кладбище. После осквернения его могилы дочь Мойше Бродерзона перевезла останки своего отца в Израиль и перезахоронила их на кладбище Кирьят-Шаул в Тель-Авиве.

Семья

Младший брат — один из основателей ЦКТИ (Центральный котло-турбинный институт имени И. И. Ползунова) Зигуш (Сигизмунд Миронович) Бродерзон (1903—1964) — был женат на сестре физика Льва Ландау Софье Давидовне Ландау (1906—1971). Их дочь — кандидат физико-математических наук Элла Зигелевна Рындина (род. 1933), автор воспоминаний о семье Ландау; работала научным сотрудником в Объединённом институте ядерных исследований в Дубне.

Другой брат — курортолог и физиотерапевт, доктор медицинских наук Борис Миронович Бродерзон (1893—1983), ученик С. А. Бруштейна.

Сестра — Гута Мееровна Бродерзон (1901—1965).

Основные издания

• «Шварцэ флитэрлэх» (Чёрные блёстки), 1914;
• «Пэрл афн брук» (Жемчужина на мостовой), 1920;
• «А хасэнкэ» (Свадебка), 1920;
• «Шварц-шабэс» (Чёрная суббота), 1912;
• «Ди Малкэ Шво» (Королева Саба) — драматическая поэма, 1921;
• «Иберганг Форштэлунгэн» (Переходные представления), 1921;
• «Шнэй-танц» (Снежный танец), 1921;
• «Багайстэрунг» (Вдохновение), 1921;
• «Цапл-мэнчэлэх» (Паяцы), 1929;
• «Фэтэр Шнэйэр» (Дядя Шнеер), 1929;
• «Форштэлунгэн» (Представления), 1937.

Память

В 1960 году жена Мойше Брадерзона Шейне-Мирьям написала книгу воспоминаний «Майн лайднсвег мит Мойше Бродерзон» (Мой тяжкий путь страданий вместе с Мойше Брадерзоном).

Источник

• [berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer12/Ryndina1.htm Элла Рындина, Вспоминая Моисея Бродерзона, Альманах «Еврейская Старина», № 12 (36), Декабрь 2005]
• Gilles Rozier, Moyshe Broderzon: un écrivain yiddish d’avant-garde, Saint-Denis: Presses Universitaires de Vincennes, 1999

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/10752 Бродерзон Моше] — статья из Электронной еврейской энциклопедии (рус.)
• [www.imdb.com/name/nm0110856/ Фильмография на Internet Movie Database (IMDb)]  (англ.)
• [www.bibliograf.ru/issues/2010/9/158/0/1445/ Вера Вадимовна Кнорринг, У красоты нет границ, Библиотечное дело, № 17 (131)] (рус.)

Отрывок, характеризующий Бродерзон, Мойше

На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.