Бродов, Василий Васильевич

Василий Васильевич Бродов
Дата рождения:	28 февраля 1912(1912-02-28)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	4 марта 1996(1996-03-04) (84 года)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Страна:	СССР, Россия
Научная сфера:	индийская философия
Место работы:	Всесоюзный заочный инженерно-строительный институт МГУ имени М. В. Ломонсова
Учёная степень:	доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	МИФЛИ
Известен как:	учёный-индолог, йогин, учитель и пропагандист йоги

Василий Васильевич Бродов (28 февраля 1912, Москва — 4 марта 1996, Москва) — советский и российский учёный-индолог, профессор философии МГУ, участник ВОВ, с 1960-х годов также йогин, учитель, популяризатор и пропагандист йоги в России и СССР, первый председатель Ассоциации йоги СССР. Один из авторов «Атеистического словаря».

Биография

Василий Васильевич Бродов — уроженец Москвы, в 1938 году закончил МИФЛИ. Свободомыслие молодого преподавателя философии быстро привело его сначала к участию в неформальных посиделках с другими несогласными, а вскоре — и к заключению в ГУЛАГе, где он и встретил начало ВОВ. В заключении неоднократно подавал лагерному начальству прошения о направлении его на фронт, но получал отказы. Однако после известного предложения К. К. Рокоссовского (которому и самому пришлось ранее оказаться в заключении и получившего представление о составе заключённых тех лет) о целесообразности привлечения заключённых для обороны страны, был направлен на фронт, первоначально в штрафной батальон. Прошёл от Украины до Берлина, был ранен.

После войны закончил аспирантуру Института философии АН СССР и защитил кандидатскую диссертацию на тему «Инструментализм Д. Дьюи на службе американской реакции». После был направлен (на деле сослан) в педагогический институт города Саранск старшим преподавателем кафедры философии. И после этого одарённого, но бывшего «неблагонадёжного» сотрудника неоднократно переводили из одного вуза в другой, пока в 1962 г. ему не удалось стать доцентом кафедры диалектического и исторического материализма естественных факультетов МГУ, на которой он трудился до 1966 года.

Тему его докторской диссертации — «Прогрессивная философская и социологическая мысль Индии в Новое Время (1850—1917)» (1964) в своё время подсказал В. Бродову директор Института философии АН СССР академик Георгий Александров. Диссертация была высоко оценена не только в СССР, но и за рубежом. Так, немецкий индолог Вальтер Рубин назвал её первым систематическим исследованием по истории индийской философии конца XIX — начала XX вв. Затем он в качестве учёного секретаря в 1965 г. принимает участие в подготовке к изданию «Истории философии» в шести томах, где им написаны отдельные главы по истории индийской философии и ряда других книг по этому направлению.

В 1966 году проф. Бродов становится зав. кафедрой философии Всесоюзного заочного инженерно-строительного института, продолжает труды по индийскому направлению.

В те же годы (начало 1960-х) в СССР был приглашён для изучения возможностей применения йоги при подготовке советских космонавтов видный индийский йог Дхирендра Брахмачари, который читал космонавтам лекции и проводил практические занятия в закрытой группе, куда удалось попасть и Василию Бродову. Ощутив на себе благотворное влияние йоги (здоровье получившего во время ВОВ ранения В. В. Бродова уже давало о себе знать), Василий Бродов становится поклонником и пропагандистом йоги. Издаёт целый ряд статей и книг по этому вопросу.

Первым обнародованным трудом В. В. Бродова о йоге была статья «Учение индийских йогов о здоровье человека в свете современной науки», вошедшая в сборник «Философские вопросы медицины» (1962 г.) Назначением данного сборника было скорее критика подобных занятий, но Бродов рассматривал участие в нём как хоть какую-то возможность рассказать читателям о йоге (до этого в послевоенное время о йоге в СССР не было официально издано ни одной статьи). После этого Бродову удалось напечатать ещё целый ряд статей об индийских йогах в различных изданиях, в том числе в журнале «Наука и религия» (1962, № 4) и в авторитетном в то время «Научно-атеистическом словаре» (М., 1969). Одно из самых известных начинаний проф. Бродова — его участие в качестве соавтора и главного консультанта научно-популярного фильма «Индийские йоги — кто они?», вышедшего в прокат в СССР в 1970 году и вызвавшего прилив интереса и к йоге, и к самой Индии.

Сам проф. Бродов писал по поводу замысла этого фильма так:

Годы культа личности и застоя в нашей стране были временем резко негативного отношения к йоге. Официально объявлялось, что йога с философской точки зрения — это идеализм, религия, мистика, а на практике — это знахарство, шаманство, акробатика. У нас, создателей фильма, был замысел: во-первых, познакомить советских людей с уникальным явлением древней индийской культуры; во-вторых, вызвать у наших учёных, в первую очередь, представителей медико-биологических наук, размышления на тему «твои возможности, человек»; в-третьих, побудить специалистов к извлечению из йоги того рационального зерна, которое могло бы послужить нашим людям дополнительным резервом здоровья.

Однако и в этих вопросах идеология оказалась для чиновников-большевиков более важной, чем все доводы создателей фильма, который был воспринят в Минздраве и Госкомспорте как «пропаганда идеализма и религии», сам фильм был изъят из проката и «положен на полку», а вскоре (с 1974 г.) в стране был объявлен запрет и на йогу в целом. В эти же годы В. Бродов в составе группы учёных и общественных деятелей готовит и подписывает открытое письмо на имя генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева и председателя СовМина СССР А. Н. Косыгина с просьбой снять запреты на йогу и, более того, создать научно-исследовательский институт йога-терапии. Видимого отклика данное обращение не возымело.

Однако В. В. Бродов остаётся верным йоге, продолжает в меру сил и возможностей деятельность в этом направлении. Уже после Перестройки, 19 октября 1989 года, он один из участников первой Всесоюзной научно-практической конференции «Йога: проблемы оздоровления и самосовершенствования человека», прошедшей в одном из конференц-залов высотки МГУ, на которой В. В. Бродов был избран первым председателем Ассоциации йоги СССР. В. В. Бродов также был избран Президентом Ассоциации философских и медицинских проблем йоги Российского философского ­общества.

Любопытные факты

За всю свою жизнь В. В. Бродов так и не побывал в Индии. Сначала его не выпускали по поступавшим приглашениям, как «неблагонадёжного», затем, после 1991 г. — уже не позволило здоровье.

Сочинения

• Рабиндранат Тагор // Вопросы философии. 1961. № 5;
• Интегральная веданта Ауробиндо Гхоша // Общественно-политическая и философская мысль Индии. М., 1962;
• Древнеиндийская философия. М., 1963 (2-е изд. — 1972);
• К вопросу о толковании ведийского гимна «Насабия» // Краткие сообщения Института народов Азии. Из истории философской и общественно-политической мысли стран Востока. М., 1964;
• Ведантизм Вивекананды // Идеологические течения современной Индии. М., 1965;
• Индийская философия Нового времени. М., 1967 (на англ. яз. — М., 1984, 2-е изд. — 1988);
• Истоки философской мысли Индии. М., 1990.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/13375/%D0%91%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BE%D0%B2 Бродов, Василий Васильевич] (о нём) в Большой биографической энциклопедии.
• Евгения Ленц. [www.vedanta.ru/library/brodov/vasily_brodov_Russian_philosopher_and_yoga_practitioner.php Василий Бродов — русский философ и йог].
• [www.gyoga.ru/jogi-v-sssr-4-brodov/ Йоги в СССР. Часть 4. Бродов В. В.]
• Бойко В. С. [do.gendocs.ru/docs/index-64449.html?page=4 Йога: искусство коммуникации. Гл. 3. Почему йога?] Москва, 2007.
• [iph.ras.ru/page22924216.htm Ветераны великой отечественной войны и труда Института философии] (в том числе сведения о В. В. Бродове)
• [iph.ras.ru/uplfile/root/concurs2010/Pazum_serdza.pdf Нравственность — это разум сердца. Мудрость тысячелетий.] (pdf) — (небольшая философская работа со ссылками на книги с участием В. В. Бродова на сетевой странице Института Философии РАН).

Отрывок, характеризующий Бродов, Василий Васильевич

– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.