Бройнингер, Лоран Альбрехт

Лоран Альбрехт Бройнингер (фр. Laurent нем. Albrecht Breuninger; род. 1968) — немецкий скрипач и композитор.

Сын немца и француженки. Учился в Швейцарии у Томаса Фюри, затем в Высшей школе музыки Карлсруэ у Иосифа Рисина. В 12 лет дебютировал с Будапештским камерным оркестром под управлением Владимира Спивакова на фестивале в Туре. Начиная с 1984 г. неоднократно становился лауреатом различных международных конкурсов, наиболее значительное достижение — второе место на Международном конкурсе имени королевы Елизаветы (1997).

Как композитор занимался под руководством Кшиштофа Мейера, Петера Этвеша, Андре Прево, а также на Дармштадтских курсах новой музыки. В 1997 г. его струнный квартет был удостоен первой премии на композиторском конкурсе Бранденбургского фестиваля в Берлине, а в 1998 г. Бройнингер включил собственную пьесу в состав первого записанного альбома, наряду с произведениями Мендельсона, Брамса и Венявского.

Бройнингер осуществил ряд заметных записей нечастого романтического и постромантического материала — в том числе альбомы со скрипичными концертами Родольфа Крейцера, Шарля Огюста де Берио, Кароля Липинского, произведениями для скрипки с оркестром Эжена Изаи. Он также много выступает в камерном ансамбле, в том числе во главе струнного трио Бройнингера и квартета Бройнингера.

С 1998 г. Бройнингер преподавал скрипку и камерный ансамбль в Гамбургской Высшей школе музыки, с 2003 г. профессор скрипки в Высшей школе музыки Карлсруэ.

Ссылки

• [www.hit-karlsruhe.de/hfm-ka/hfm/03-Studium/dozentenverzeichnis/bios/breuninger-albrecht.htm Страница на сайте Высшей школы музыки Карлсруэ]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Бройнингер, Лоран Альбрехт

Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.