Брок, Олаф

Олаф Брок
Дата рождения:	4 августа 1867(1867-08-04)
Место рождения:	Хортен, Норвегия
Дата смерти:	28 января 1961(1961-01-28) (93 года)
Место смерти:	Осло, Норвегия
Страна:	Норвегия
Научная сфера:	лингвистика, славистика, диалектология, переводы русской литературы

О́лаф Брок (норв. Broch Olaf; 4 августа 1867, Хортен, Норвегия — 28 января 1961, Осло, Норвегия) — норвежский филолог, славист, переводчик, историк, основоположник описательной фонетики славянских языков. Член академии наук Норвегии (1896), иностранный член-корреспондент Петербургской АН (1916, с 1917 — РАН, с 1925 — АН СССР).

Биография

Олаф Брок родился в 1867 году в Хортене (Норвегия), в 1893 году окончил университет в Христиании (Осло), с 1896 года доцент университета Христиании, с 1902 — профессор. Занимался изучением славистики в Лейпцигском университете, приезжал в Россию, где слушал лекции российских учёных: А. А. Шахматова и Ф. Ф. Фортунатова (впоследствии стал учеником Фортунатова, последователем Московской (фортунатовской) лингвистической школы), а также лекции историка В. О. Ключевского. Изучал славянские диалекты в России, Сербии, на территории современной Словакии. Работал в Московской диалектологической комиссии. Переводил русскую литературу на норвежский язык. В 1916 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук. В 1923 году он выпустил книгу Proletariatets diktatur. Seet og tænkt fra forsommeren 1923 (Пролетарская диктатура), изданную в Осло, а также в шведском переводе в 1924 в Стокгольме и по-французски в 1925, в которой были изложены его впечатления от посещения России в 1923 году. Олаф Брок также занимался изучением истории, он входил в состав Специального комитета по изучению советских архивов, касавшихся взаимоотношений скандинавских стран с Россией (этот Комитет был учреждён в Стокгольме в 1928 году по инициативе шведских, датских и норвежских учёных). В 1949 году исключён из состава членов-корреспондентов Академии наук СССР за антисоветскую деятельность.

Вклад в науку

Важнейшими сторонами научной деятельности Олафа Брока были исследования в области восточнославянской и сербскохорватской диалектологии, фонетики славянских языков. Широкую известность получили его труды, часть которых была написана на русском языке: Очерк физиологии славянской речи (1910) и др. Ранние его работы посвящены изучению говоров на территории современной Восточной Словакии, в их числе наиболее известно описание говора села Убли. Позднее, с 1907 года, Олаф Брок занимался изучением севернорусских говоров Тотемского уезда Вологодской губернии (в процессе изучения говоров Тотемского уезда (по реке Сухоне), Олаф Брок открыл в русском языке звук [о] закрытое (который произносится как звук, средний между [о] и [у])), а также изучал южнорусские говоры Мосальского уезда Калужской губернии. Для Энциклопедии славянской филологии Олаф Брок написал очерк физиологии славянской речи, в котором подробно описываются условия образования согласных и гласных звуков речи, а также сочетаний звуков, в том числе в отдельных славянских языках. Этот очерк (в немецком переводе Slavische Phonetik) стал наиболее значимой работой норвежского учёного в славистике. В 1920-е годы Олаф Брок исследовал руссенорск — смешанный язык норвежских и русских торговцев. Научная деятельность Олафа Брока способствовала активному развитию русистики как в России, так и к появлению интереса к русистике в скандинавских странах.

Публикации

• Olaf Broch. Zum kleinrussischen in Ungarn. Archiv für Slavische Philologie. Berlin, 1895, № 17. 1897, № 19
• Olaf Broch. Studien von der Slovakisch — Kleinrussischen Sprachgrenze im östlichen Ungarn. т. 1—2. Kristiania, 1897, 1899
• Олаф Брокъ. Угрорусское нарѣчiе села Убли (Земплинскаго комитата). Изданiе отдѣленiя русскаго языка и словесности Императорской академiи наукъ. — Спб.: Тип. Имп. Акад. наукъ, 1899
• Olaf Broch. Die Dialekte des sudlichsten Serbiens. — Wien : Alfred Holder, 1903 (Диалекты Южной Сербии)
• Олаф Брок. Описание одного говора из юго-западной части Тотемского уезда. — Спб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1907
• Олаф Брокъ. Очеркъ физіологіи славянской рѣчи. Энциклопедiя славянской филологiи. Выпуск 5. Под ред. Ягича И. В. Изданiе отделенiя русскаго языка и словесности Императорской академiи наукъ. — Спб.: Тип. Имп. Акад. наукъ, 1910
• Olaf Broch. Slavische phonetik. Heidelberg: Carl Winter, 1911 (Славянская фонетика)
• Олаф Брок. Говоры к западу от Мосальска. Пг.: Тип. Имп. АН, 1916
• Olaf Broch og Ernst W. Selmer. Håndbok i elementær fonetik. Kristiania: Aschehoug, 1921
• Olaf Broch. Fra Østlandets dagligtale, 1923
• Olaf Broch. Russenorsk. Archiv für slawische Philologie, 1927
• Olaf Broch. Russenorsk tekstmateriale, Maal og minne, 1930

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49681.ln-ru Профиль Олафа Брока] на официальном сайте РАН

Литература

• Gallis A., Slawistik und Slawisten in Norwegen, Wiener Slawistisches Jahrbuch, 1974

Отрывок, характеризующий Брок, Олаф

А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.