Броневский, Владислав

Владислав Броневский
Władysław Broniewski
Дата рождения:	17 декабря 1897(1897-12-17)
Место рождения:	Плоцк
Дата смерти:	10 февраля 1962(1962-02-10) (64 года)
Место смерти:	Варшава
Гражданство:	Российская империя Российская империя Польша Польша
Род деятельности:	поэт
Жанр:	гражданская лирика
Награды:

Влади́слав Броне́вский (польск. Władysław Broniewski; 17 декабря 1897, Плоцк — 10 февраля 1962, Варшава) — польский поэт.

Биография

Учился в гимназии в Плоцке. В 1915 вступил в легионы Ю. Пилсудского и в их составе участвовал в Первой мировой войне. За боевые заслуги был награждён серебряным крестом ордена «Virtuti Militari», четырежды получал крест «Krzyż Walecznych». За участие в организованном массовом отказе легионеров принимать присягу на верность германскому государству в 1917 году был, как и другие участники, интернирован. После освобождения из лагеря экстерном сдал экзамен на аттеста зрелости и поступил в Варшавский университет. Одновременно участвовал в конспиративной деятельности Польской военной организации.

Открыто выражал недовольство установившимся в Польше режимом, подвергался преследованиям властей, в 1931 был арестован (вместе с Александром Ватом), но вскоре освобожден. После оккупации Советским Союзом восточных областей Польши в 1939 году сотрудничал в коммунистической печати, однако в январе 1940 был арестован во Львове органами НКВД вместе с Александром Ватом и еще несколькими польскими поэтами. В 1941 был перевезен в Москву, находился в тюрьме НКВД на Лубянке, затем перевезен в тюрьму в Саратове. После начала германо-советской войны был осенью 1941 освобождён, вскоре вступил в Армию Андерса. В 1942 в её составе ушел в Иран, через Ирак попал в Палестину, тогда еще подмандатную территорию Великобритании. С 1943 был техническим редактором польского журнала «В пути», выходившего в Иерусалиме. В Польшу вернулся в 1946, после некоторых колебаний.

Лауреат государственной премии (1950 и 1955).

Похоронен на кладбище Воинское Повонзки.

В Польше — два музея В.Броневского: в Плоцке и в Варшаве. Изданы том воспоминаний и эссе о Броневском (Варшава, 1978), два тома писем к Броневскому 1915—1939 (Варшава, 1981), дневник Броневского 1918—1922 (Варшава, 1987).

Творчество

Первый сборник стихов «Wiatraki» («Ветряные мельницы», 1925). В 1925 издал совместно с В. Вандурским и Ст. Станде программный манифест пролетарской поэзии «Trzy salwy» («Три залпа»). В творчестве 1920—1930-х годов обнаруживаются идеи революционной борьбы, пролетарского интернационализма, антифашизма (сборник «Dymy nad miastem» («Дымы над городом», 1926; конфискованная цензурой поэма «Парижская Коммуна», 1929; сборники «Troska i pieśń» («Печаль и песня», 1932; «Krzyk ostateczny» («Последний крик», 1939).

Во время Второй мировой войны издал сборник патриотических стихотворений «Bagnet na broń» («Примкнуть штыки!», 1943), затем книгу лирики «Drzewo rozpaczające» («Дерево отчаяния», 1945).

Автор послевоенных сборников «Nadzieja» («Надежда», 1951), «Anka» («Анка», 1956), поэм «Мазовия» (1951), «Висла» (1953).

Переводил произведения русских классиков («Униженные и оскорблённые», «Белые ночи» Ф. М. Достоевского, «Мёртвые души» Н. В. Гоголя) и советских писателей («Хождения по мукам» А. Н. Толстого), стихотворения В. В. Маяковского, С. А. Есенина, Б. Брехта.

Стихи, написанные Броневским в советской тюрьме, в армии Андерса, и некоторые стихи, написанные в Иерусалиме, долгое время не публиковались в Польше (только за рубежом) и, естественно, не переводились на русский язык.

Лучшее польское издание поэзии В.Броневского (в том числестихи 1940—1945): W.Broniewski.Poezje 1923—1961. Warszawa.PIW.1995. 556 s. (Составитель и автор предисловия Виктор Ворошильский).

Литература

Стихи в русских переводах

• Броневский В. Печаль и песня. — М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1937. — 112 с.
• Поэты-лауреаты народной Польши. Том 2.: Леопольд Стафф, Юлиан Тувим, Ярослав Ивашкевич, Владислав Броневский. — М.: Издательство иностранной литературы, 1954. — 496 с.
• В.Броневский. Стихи. М.Художественная литература.1968.Сост. Т.Агапкина, В.Хорев, предисл. Б.Слуцкий, примеч. В.Хорев. Переводы А. Ахматовой, М.Живова, Л. Мартынова, А.Ревича, Д.Самойлова, Б.Слуцкого и др.
• В. Броневский. Избранное, М., изд. иностранной литературы, 1961.
• Ю.Тувим,В.Броневский,К. И. Галчинский. Избранное. М.ХЛ 1975. Сост. Д.Самойлов, Б.Стахеев, предисл. Д.Самойлов, примеч. Б.Стахеев.
• В.Броневский. Из стихотворений 1940—1943 годов. Пер. Н. Астафьевой / Литературное обозрение 1993 № 5\
• Владислав Броневский. Два голоса, или Поминовение.-М.: Вахазар,2010. — 906с.

О Броневском по-русски

• Агапкина Т. П. Владислав Броневский // История польской литературы. М. : Наука, 1969. Т. 2. С. 318—342.
• Астафьева Н. Трагедия Владислава Броневского // Литературное обозрение. 1993. № 5. С. 50—57.
• Хорев В. А. Другой Броневский // Славяноведение. 2012. № 1. С. 70—79.

Отрывок, характеризующий Броневский, Владислав

– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.