Долговременная огневая точка

Запрос «Дот» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Не следует путать с дзотом.

Долговре́менная огнева́я то́чка (ДОТ, дот, иногда «долговременная оборонительная точка») — отдельное малое капитальное фортификационное сооружение из прочных материалов, предназначенное для долговременной обороны и стрельбы различными огневыми средствами из защищённого помещения (боевого каземата).

ДОТы строились из монолитного или сборного железобетона, камня на растворе, железных балок с арматурой и броневых закрытий. Огневая точка, выполненная целиком из металла, носит название бронеколпак. Чаще всего применялся монолитный железобетон.

Это сооружение может быть как одиночным, так и одним из многих в системе укреплённого района. Как и другие виды долговременных фортификационных сооружений, ДОТ защищает военнослужащих от поражения огнём противника (пулями, осколками, минами, взрывов снарядов и авиабомб) и даёт возможность гарнизону вести огонь по противнику через амбразуры, спонсоны, казематные или башенные артиллерийские и пулеметные установки. В качестве дотов иногда использовались и врытые в землю танки устаревших типов либо неспособные к самостоятельному передвижению, а также танковые башни, установленные на фундаментах (танкобашенные доты).

История

Вначале появился физический облик, позже термин. Прототипом ДОТа могло служить казематированное огневое сооружение в составе больших фортовых крепостей, строившихся многими странами до Первой мировой войны. Но именно небольшие, буквально точечные многочисленные бетонные сооружения первая начала применять Германия в 1916 г. («распылённая фортификация» южного фронта крепости Мец и линии вдоль Турихутского канала на северо-запад от крепости Антверпен) и в следующем году при подготовке к боевым действиям во Фландрии (Фландрское сражение 1917 г.). Исследовавшие эти строения англичане назвали их «пилюльные коробочки» (Pillbox), французы — «фортификационная пыль» или распылённая фортификация, а после Первой мировой войны на основе опыта Кайзеровского Вермахта в работах теоретиков фортификации появилось понятие «огневая точка». Первый опыт применения небольших бетонных построек на поле боя оказался не очень удачным: «пилюльные коробочки» были слишком легковесны и 210-мм снаряды «выкапывали их, как лопата картофель», а люди в них гибли от травм и контузий. Правильное теоретическое обоснование для строительства ДОТа появилось в 1920-30-х годах.

В теории создания огневых точек в 1920-е годы дальше всех ушла Польша,. Однако за практическое строительство следующей после Германии взялась Франция начиная с 1929 г. при обустройстве своей границы, но там они из основы быстро стали всего лишь дополнением к грандиозным сосредоточенным фортам линии Мажино. Затем идею точечной фортификации подхватили другие страны.

Время расцвета долговременных точечных укреплений — 1930—1940-е годы, а во время Второй мировой войны были созданы и достаточно эффективные средства и способы борьбы с ними.

После Второй мировой военные инженеры по инерции продолжали совершенствовать защиту наземных долговременных сооружений и методы её расчёта. В СССР проектировались даже противоатомные ДОТы. Но сам опыт прошедшей войны и новые виды оружия (см. ниже) показывали, что толстостая стационарная стена с амбразурой выше уровня земли своё отжила и её функции в какой-то мере взял танк.

Дальнейшее развитие ДОТа могло быть в отделении огневого средства от управляющего им человека и помещении последнего в защищённый подземный бункер. Оставшееся на поверхности оружие управляется дистанционно посредством механических или электромеханических систем, наблюдение и наводка ведётся через перископ или телекамеру. Эта идея родилась почти в одно время с появлением самих огневых точек (французский инженер Трико, 1923 г.), но долгое время нигде не реализовывалась, вероятно из-за неразвитости механики и не слишком тогда бережного отношения к солдатам.

В числе современных вариантов ДОТа следует отметить советский типовой ДОТ образца 1962 года. Были и другие типы советских ДОТов второй половины XX века. Во второй половине 1960 — первой половине 1970 годов они были в немалом количестве построены в укрепрайонах вдоль советско-китайской границы от Хабаровска до Владивостока. Официально это сооружение на языке фортификаторов называется «Железобетонное сооружение со специальной установкой для пулемета». На его основе в 1996 году ОАО «Мотовилихинские заводы» было разработано универсальное огневое сооружение (УОС) «Горчак».

Назначение ДОТа

Небольшие огневые сооружения были продуктом опыта Первой мировой войны. Тогда с прочными сооружениями умели справляться только при помощи крупнокалиберной артиллерии (тяжелые полевые гаубицы и мортиры, морская артиллерия), точность стрельбы которой по навесной траектории с закрытых позиций была невысокой. ДОТ представлял из себя очень маленькую мишень, и для его разрушения требовалось до нескольких сотен выстрелов из крупнокалиберной гаубицы (мортиры), чем расчётный для данного сооружения — а для меньших калибров он был почти неуязвим. Потому правильно построенная оборонительная линия из орудийных и пулемётных ДОТов, периодически поддерживаемых авиацией и буксируемой дальнобойной артиллерией, теоретически могла малыми силами надолго сдержать наступление противника, не желающего понести большие потери в живой силе и технике.

Преимущества и недостатки ДОТов в сравнении с ДЗОТами

Строительство ДОТа — дело трудное, долгое и затратное, требует квалифицированных строителей, может выполняться преимущественно в мирное время и при возможности доставки к линии обороны огромного количества цемента, песка, гравия и стали. При наличии леса и солдат — вчерашних крестьян, каждый из которых мог быть плотником и лесорубом, ДЗОТы строятся значительно быстрее и дешевле. Но ДОТы имели очевидные достоинства:

• долговечность: многие сооружения до сих пор могут быть использованы по прямому назначению (см. фото);
• стенки и амбразуры ДОТа из негорючих материалов, что особенно актуально на войне;
• отделанная металлом амбразура ДОТа имеет меньше шансов обвалиться при обстреле сооружения.
• при одинаковых размерах ДОТ значительно крепче и защищённей ДЗОТа. Земля и дерево гораздо хуже сдерживают снаряд и при этом дают хорошую забивку его заряду. Потому толщина земляного покрытия должна быть в несколько раз больше равноценного по сопротивляемости бетонного. Например, толщина железобетонного покрытия от снаряда 155-мм около 1 м (см. ниже), а покрытие аналогичного по сопротивляемости дерево-земляного сооружения из нескольких рядов брёвен (d~25 см) и двух слоёв земли будет иметь толщину 3,75 м, то есть весь ДЗОТ получится высотой около 5 м против ~2 м железобетонного, соотношение ширины сооружений ещё больше. Во время войны из-за трудоёмкости и невозможности маскировки редко строили дерево-земляные огневые точки свыше лёгкого и противоосколочного типа (см. классификацию ниже), обычно ограничиваясь хорошо защищёнными блиндажами и убежищами. Если же сравнить одинаково защищённые сооружения, то у ДОТа появляются ещё несколько достоинств:

• легче маскировка и применение к местности — сооружение высотой в два метра значительно проще пятиметрового спрятать на равнинной местности;
• в ДОТ труднее попасть снаряду с большого расстояния;
• амбразура в более тонкой фронтальной стене ДОТа при том же угле обзора имеет в несколько раз меньшую ширину и по ней труднее стрелять прицельно.

Недостатки, кроме перечисленных в начале:

• невозможно использовать для быстрого закрепления на новой линии фронта при наступлении/отступлении;
• в строительстве используются дефицитные стройматериалы, которые могут понадобиться при восстановлении разрушенного тыла;
• быстрая демаскировка: после нескольких взрывов вокруг, например при артподготовке, ДОТ теряет свою маскировку и становится виден издалека. Дзот же после обстрела остаётся похож на обычный холм;
• хорошая шумопроводность монолитного бетона, из-за чего при прямом попадании снаряда в стену или потолок внутри сооружения создаётся сильный звуковой удар, способный оглушить и контузить солдата. Многометровые земляные и слоистые покрытия в значительной мере этот шум гасят.

Защищённость ДОТа

Местное действие при прямом попадании

Чтобы эти сооружения выдерживали единичные прямые попадания бомб и снарядов и длительный огонь стрелкового оружия, их делали очень массивными и приземистыми, для дополнительной защиты присыпали землёй и маскировали. Изнутри перекрытие и иногда стены лучших дотов укрепляли противооткольной одеждой, состоявшей из толстых листов стали и двутавровых балок, наружных арматурных сеток, досок: она должна была при взрыве удержать куски отколовшегося бетона от падения в помещение.

Толщина монолитных железобетонных стен и потолков зависела от оружия, от которого предполагалось защищаться (в основном артиллерия), для проектирования этих сооружений развивалась отдельная наука. Расчёт составных частей проводился по эмпирическим формулам и сильно зависел от принимаемых условий (скорость, угол падения, форма бомб и снарядов и условия их взрыва; качество и армировка бетона, запас прочности и др.), а потому результаты у разных школ могли отличаться.

Исходя из опыта Первой мировой войны, инженеры долговременных сооружений в основном обращали внимание на укрепление перекрытий, часто оставляя неоправданно слабые стены. Ближе ко Второй мировой, предвидя новые опасности (противотанковые пушки и фугасные авиабомбы), стали упрочнять стены, добавлять в них противооткольную одежду, совершенствовать амбразуры, а также отказываться от чисто броневых закрытий, оставляя металл танкам.

Рекомендуемая толщина железобетонных и броневых элементов фортсооружений
Покрытие	Стена фронт.	Стена обсып.	Стена тыльная	Фунда- мент	Оружие
	0,36 м		0,36 м		Осколки весом до 2 кг и скоростью 500 м/с снаряда 152 мм
0,25	0,4		0,4 м		Противоосколочные сооружения (СССР, 1940)
броня до 0,1 м	броня до 0,1 м	0,5 м	0,5 м		Случайные осколки. Скрытый компактный наблюдательный пункт (Австро-Венгрия)
0,8 м	1 м	0,8 м	0,6 м	0,5 м	Снаряд 105 мм однократно, 75 мм многократно (Польша)
0,6 м	0,9 м		0,5 м	0,5 м	ДОТ категории М-3: снаряд гаубицы 122 мм, пушки 76 мм (СССР, 1931 г.)
0,65/0,85 м					Снаряд 122 мм гаубицы со скоростью 250 м/с (СССР)
0,9 м	1,3	1,05	0,8 м	0,6	Усиленные сооружения: гаубица 124 мм, пушка 75 мм (СССР, 1940)
0,8 м	1 м		0,6 м	0,5 м	Снаряд 150 мм (Германия, 1918 г.)
1 м	1,2 м		0,8 м	0,8 м	Снаряд 150 мм (Польша, 1928 г.)
0,9 м	1,35-1,4 м		0,6 м	0,6 м	ДОТ категории М-2: снаряд гаубицы 152 мм, пушки 122 мм (СССР, 1931 г.)
1,12 м	1,9 м		0,9 м	0,83 м	Снаряд пушки 152 мм в стену 564 м/с, в покрытие 345 м/с (СССР)
1 м	1,25 м	1 м	0,8 м	0,5 м	Снаряд 155 мм однократно, 105 мм многократно (Польша)
1,25 м	1,75 м	1,5 м	0,8 м	0,7 м	Тяжёлые сооружения из бетона марки 250: гаубица 155-мм, пушка 105-мм, бомба 50 кг (СССР, 1940)
1,1 м	1,75 м	1,5 м			Тяжёлые сооружения из бетона марки 400: гаубица 150-мм, пушка противотанковая до 88-мм, бомба 50кг (СССР, 1946)
1,2/1,6 м	1,6 м	1 м		0,5 м	Бомба 50 кг с зарядом 25 кг, 227 м/с (СССР)
1,5 м	броня 0,15 м	1,5 м	1,5 м	1,3 м	Снаряд 150 мм, массовый обстрел. Орудийный и пулемётный двухэтажный полукапонир с броневыми спонсонами (Австро-Венгрия)
1 м					Снаряд 200 мм (Англия, 1918 г.)
0,9 м					Снаряд 203 мм (США, 1923 г.)
1,2 м	1,5 м				Снаряд 203 мм английской гаубицы, 22 кг ВВ (СССР, 1931 г.)
1,1 м	1,5 м		0,8 м	0,7 м	ДОТ категории М-1: снаряд гаубицы 203 мм, пушки 152 мм (СССР, 1931 г.)
1,5 м	2 м		1 м	0,8	Мощные сооружения: гаубица св. 155 мм, бомба 100 кг (СССР, 1940)
1,6 м	2,1 м			0,8 м	Снаряд 203 мм бетонобойный (18 кг ВВ) и фугасный (23 кг ВВ) (СССР)
броня 0,15 м	броня 0,15 м				Снаряд 210 мм однократно, 150 мм многократно (Польша, 1927 г.)
0,8 м		1 м	0,5 м	0,5 м	Снаряд 210 мм. Небольшое убежише 5×5 м (Германия, 1925 г.)
1 м					Снаряд 210 мм (Франция, 1917-20 гг.)
1 м	1,5 м		0,6 м	0,8 м	Снаряд 210 мм (Германия, 1918 г.)
1,2—1,3 м	1,5 м		1 м	1 м	Снаряд 210 мм (Польша, 1928 г.)
1,4 м	1,75 м	1,25 м	1 м	0,8 м	Снаряд 220 мм однократно, 155 мм многократно (Польша)
1,4 м бетон М400	2,5 м	2,01 м		0,6 м	Снаряды: гаубицы 203 мм (300 м/с в покрытие, 17 кг ВВ), пушки 150 мм (800 м/с в стену, 0,65 кг ВВ), бомба 114 кг (200 м/с, 58 кг ВВ) (СССР)
2,16 м					Снаряд 240 мм массой 133 кг, 20 кг ВВ (Германия?, 1907 г.)
1,2 м					Снаряд 300 мм (Англия, 1918 г.)
				0,9 м	Снаряд 305 мм франц. гаубицы с 41 кг ВВ (СССР)
1,9 м	2,1 м	1,4 м	1,25 м	1 м	Снаряд 310 мм однократно, 220 мм многократно (Польша)
1,5 м					Снаряд 380 мм (Англия, 1918 г., Франция, 1917-20 гг.)
1,8 м					Опыт: взрыв снаряда с 74,5 кг ВВ на покрытии из железобетона состава 1:2:4 вызвал небольшой прогиб противооткольной одежды из двутавровых балок № 30 (СССР, 1923 г.)
1,78/2,19 м					Бомба 200 кг (80 кг ВВ) с высоты 3 км 250 м/с, взрыв лёжа (СССР)
1,75 м					Снаряд 420 мм (Франция, 1917—20 гг.)
1,75 м	1,75 м	1,75 м	1-1,75 м		Снаряд 420 мм, двухэтажный полукапонир (Франция)
2,6 м	2,85 м	1,5 м	1,4 м	1,2 м	Снаряд 420 мм однократно, 310 мм многократно (Польша)
3 м					Снаряд 420 мм морской артиллерии (СССР)
3 м		3 м	1,9 м	~1 м	Снаряд 420 мм, убежище с амбразурами (Франция, Верден)
3,3 м		4,8 м	2 м	1,5 м	Снаряд 420 мм, бетонное убежище (Рос. Империя, 1913 г.)
3,5 м	3,5 м	1,75 м	1,5 м	1,25 м	Снаряд 420 мм многократно (Польша)
Свод 5 м		5,5 м			Два снаряда 420 мм в одно место, бомба 2000 кг (1000 кг ВВ) (СССР)
Покрытие	Стена фронт.	Стена обсып.	Стена тыльная	Фунда- мент	Примечания
Примечания

Общее действие взрыва и ударная волна

Чтобы исключить необходимость в сложных и неразработанных в первой половине 20-го века расчётах на общее действие удара и взрыва на сооружение, чтобы всё оно в целом не прогнулось и не обрушилось, его строили с маленькими размерами внутренних помещений (при толщине перекрытия 1—1,5 м пролёт не более 3—3,5 м, а часто и 2 м), что впрочем, делалось и по экономическим причинам.

Как это ни парадоксально, но взрыв рядом с небольшим, но прочным ДОТом иногда оказывался более губительным, чем прямое попадание в него. Дело в том, что помимо необходимых толщин и прочности для сопротивления прямому попаданию бомб и снарядов, долговременное фортсооружение должно иметь достаточную массу, чтобы противостоять сдвигающему и выбрасывающему действию близкого взрыва расчётного боеприпаса, не попавшего в ДОТ и ушедшего в землю. Это обстоятельство не всегда учитывалось — в целях экономии стройматериалов и из тактических соображений — конструкторы слишком увлекались возросшей в 1910—1920-х гг прочностью железобетона (тогда и появилось понятие «огневая точка»). В итоге крепкие, но очень маленькие железобетонные сооружения выворачивались, опрокидывались и даже выбрасывались взрывом из земли, как спичечные коробки от щелчка, оставаясь при этом целыми; люди в них гибли (Линия Гинденбурга с её «распылёнными формами»; Итальянский фронт Первой мировой войны).

Для предотвращения этого эффекта масса сооружения должна превосходить массу земли, выбрасываемой из воронки расчётным взрывом: например, если сооружение рассчитано на снаряд 122 мм с зарядом 4,8 кг ВВ, то при соотношении плотности бетона к плотности земли как 2,4/1,5 = 1,6 в него должно быть уложено не менее 35 м³ бетона, 152 мм с зарядом 8,8 кг — 90 м³, 200 мм с зарядом 22 кг — 140 м³, бомба 1000 кг — 470 м³. С учётом того, что ДОТ должен не просто остаться на месте, но и вообще не сдвинуться, чтобы сохранить заданный угол обстрела, его масса должна значительно, в несколько раз превышать эти значения.

Также принимали меры для исключения заглубления боеприпаса рядом с сооружением и тем более под него:

• делались каменные и бетонные тюфяки вокруг постройки для задержания снаряда и бомбы на поверхности земли;
• у фронтальной стены строилось продолжение вглубь — так называемая «шпора» — для недопущения пришедшего спереди снаряда под фундамент сооружения.

Воздушная ударная волна не является серьёзной проблемой для такого прочного сооружения, как железобетонный ДОТ, чего нельзя сказать о людях внутри него. При близком взрыве снаряда 210 мм и выше (от 15 кг ВВ) ударная волна, зашедшая через амбразуры и другие отверстия без повреждения самого ДОТа вызывала у гарнизона контузии и травмы внутренних органов. Помочь могли дополнительные закрытые убежища в составе огневых сооружений или вне их, в которые боевой расчёт прячется во время вражеской артподготовки и бомбардировки.

Защита от химического оружия

Монолитный бетон имеет низкую проницаемость и представляет собой серьёзную преграду для ядовитых газов. Единственный момент: нельзя делать противооткольное покрытие единым для каземата и защитного устройства входа (сквозника или тупика), то есть для каждого помещения оно должно быть отдельным. Иначе отравленный воздух может проникнуть из наружного помещения во внутренние через щели между бетоном и сквозными двутавровыми балками. Требуется также герметизация двери и заглушек для бойниц, закрываемых во время газовой атаки.

Герметизация сборного сооружения — дело несравненно более трудное, здесь требуется заделка герметичными растворами всех швов между отдельными элементами.

Защищённость от ядерного оружия

Долговременные огневые сооружения испытывались на воздействие ядерным взрывом (в частности на испытаниях РДС-1, РДС-2, РДС-6с и др.) Коробки монолитных сооружений, будучи утопленными в грунт и присыпанными землёй, хорошо держат ударную волну и не разрушаются даже внутри вспышки (до уровня давлений в несколько мегапаскаль), но проникающая радиация близкого взрыва и контузящее действие волны не оставляет шансов остаться невредимым боевому расчёту этих наземных построек.

Так, при ядерном взрыве в 1 Мт человек будет в безопасности в закрытом бетонном сооружении толщиной 1,2 м не ближе 1,6 км до центра взрыва, что соответствует давлению ударной волны ~0,3 МПа; а в сооружении толщиной 0,73 м на этом расстоянии получит смертельное лучевое поражение. Во время испытаний на Семипалатинском полигоне предпринимались попытки улучшить защитные свойства сооружений радиационному и ударному воздействию. Например, использование в составе бетона большого количества железа в виде дроби вместо песка, стальных обрезков и железной руды вместо гранитного щебня («тяжёлый» бетон), позволяет слою бетона в 1 метр увеличить сопротивление нейтронной радиации почти в два раза (снижение дозы в 1076 раз против 603 раз у обычного), а введение в обычную бетонную смесь небольшого количества соединений бора — в три раза (доза ниже в 1765 раз).

Классификации по защите (СССР)

Классификация начала 1930-х годов (Киевский укреплённый район, Приморукрепрайон (Приморский край, 1932—1934 гг.)):

• категория М1 — боевое покрытие толщиной 1,1 м, лобовые стены 1,5 м — от одного попадания снаряда 203-мм гаубицы и 152-мм пушки;
• категория М2 — соответственно 0,9 м и 1,35—1,4 м — от 152-мм гаубицы и 152-мм пушки;
• категория М3 — 0,6 м и 0,9 м — от 122-мм гаубицы и 76-мм пушки.

Классификация долговременных и дерево-земляных фортификационных сооружений, принятая незадолго до Великой Отечественной войны:

• Мощные: от снарядов калибра свыше 155-мм и авиабомб 100 кг;
• Тяжёлые: от снарядов пушек 105-мм, гаубиц 155-мм, авиабомб 50 кг;
• Усиленные: от снарядов пушек 75 мм, гаубиц 125-мм;
• Противоосколочные: от осколков и шрапнельных пуль;
• Некоторые авторы также выделяли открытые долговременные стрелковые ячейки и пулемётные гнёзда с бетонной одеждой крутостей: защита от пуль стрелкового оружия, частично от осколков и шрапнельных пуль, от раздавливания танком и без защиты сверху.

Толщины сооружений по этой классификации см. в таблице.

Классификация, изданная в 1946 году. При сравнении с довоенной можно заметить приличный сдвиг в сторону уменьшения калибра пушки, которую сможет перенести фронтальная стена тяжёлого типа при почти тех же калибрах гаубиц и авиабомб — ДОТы явно проигрывали борьбу с противотанковым оружием. Также добавлены новые соперники.

• Сверхтяжёлого типа: от снарядов артиллерии РГК (свыше 155-мм) и авиабомб 100 кг и более;
• Тяжёлого типа: от снарядов танковых и противотанковых пушек 75-мм и 88-мм, гаубиц тяжёлых полевых и самоходных 150-мм, авиабомб 50 кг;
• Усиленного типа: от противотанковых пушек 50 мм и лёгких полевых гаубиц 105-мм;
• Лёгкого типа: от противотанкового ружья, миномёта 81-мм и очереди пулемёта;
• Противоосколочного типа: защита от осколков и отдельных пуль стрелкового оружия и пулемёта.

Современное положение

Сегодня строительство таких высокозатратных и прочных наземных сооружений — дело почти бесполезное, у них появилось слишком много врагов, способных за один меткий выстрел или пуск вывести выявленный ДОТ и его гарнизон из строя:

• боеприпасы объёмного взрыва, газообразный взрывчатый состав которых перед детонацией растекается по большой площади и может проникнуть в помещения ДОТа через амбразуры и воздуховоды;
• более эффективное оружие проникающего типа, появившееся во второй половине XX века — например, бетонобойные бомбы с разгонным ракетным двигателем БетАБ-500ШП, авиационные ракеты залпового пуска семейства «С-13»;
• бронебойные стреловидные снаряды — при сегодняшней способности пробивать броню вплоть до метровой толщины, они очень эффективны при стрельбе из танка по фронтальной стене с амбразурой и по бронеколпаку;
• различные кумулятивные боеприпасы, особенно тандемного типа. Так, кумулятивная струя снаряда переносного противотанкового комплекса «Метис-М» пробивает бетонный монолит толщиной до 3 м и поражает находящуюся за ним живую силу противника, оставляя само сооружение почти неповреждённым.
• всевозможное высокоточное оружие, которое позволяет доставить взрывной заряд в уязвимые места ДОТа (амбразура, вход) вообще без необходимости военнослужащим приближаться к линии обороны;

Сегодня имеет смысл строить либо лёгкие типовые коробки c обкладкой мешками с песком для защиты в основном от пуль и осколков, либо полностью подземные хорошо защищённые сооружения с вынесенной на поверхность башней с оружием типа «Горчак». Надлежащее заглубление отсекает почти все опасности для человека, оставляя только проникающее и чрезмерно мощное оружие. Если же автоматическая огневая точка управляется дистанционно, то может быть достигнута полная неуязвимость оператора и возможность управления одним человеком по очереди несколькими огневыми точками, по мере их выхода из строя.

Строительство ДОТов и других долговременных сооружений

Сооружения из сборных железобетонных элементов специально оговорены и стоят в таблице последними. Остальные — железобетонные монолитные сооружения. Монолитные строились гораздо дольше, но обеспечивали лучшую защиту.

Объёмы работ на постройку одного огневого сооружения
Сооружение	Котло- ван	Ж/б кладка	Арма- тура	Плот- ники	Камен- щики	Рабо- чие	Засып- ка	Вспом. раб.	Итого
Из Наставления для инженерных войск 1940 г.
Усиленный каземат на 1 станковый пулемёт фронтального действия, вход-сквозник из открытого окопа	105 м³ 160 ч	65 м³	240 ч	292 ч	85 ч	1 430 ч	105 м³ 105 ч	97 ч	2 409 ч
Тяжёлый каземат на 1 станковый пулемёт флангового действия, шахтный вход из подземного убежища	130 м³ 195 ч	77 м³	285 ч	346 ч	100 ч	1 694 ч	130 м³ 130 ч	230 ч	2 980 ч
Тяжёлый полукапонир на два станковых пулемёта. Вход-тупик, тамбур, 2 каземата, убежище-комната отдыха	324 м³ 650 ч	220 м³	814 ч	990 ч	286 ч	4 840 ч	324 м³ 324 ч	300 ч	8 204 ч
Усиленный каземат на 45-мм противотанковую пушку, простой вход из перекрытой щели	136 м³ 272 ч	70 м³	259 ч	315 ч	90 ч	1 540 ч	220 ч	190 ч	2886 ч
Усиленный каземат на 76-мм противотанковую пушку, простой вход, защищённый мешками с песком	40 м³ 80 ч	60 м³	200 ч	270 ч	78 ч	1 320 ч	40 м³ 80 ч	100 ч	2 128 ч
Наблюдательный пункт на 3—5 наблюдателей и телефонистов. Шахтный вход, тамбур, каземат и две амбразуры	200 м³ 300 ч	78 м³	289 ч	350 ч	100 ч	1 716 ч	— 200 ч	100 ч	3 165 ч
Тяжёлый командирский заглублённый набл. пункт на 4—5 чел. Вход-сквозник, каземат 2×2,2 м, перископы	300 м³ 600 ч	105 м³	388 ч	470 ч	140 ч	2 310 ч	300 м³ 300 ч	280 ч	4 488 ч
Тяжёлый командирский заглублённый набл. пункт на 10—12 чел. Вход-сквозник, 6 казематов, наблюдательная шахта	500 м³ 1 000 ч	165 м³	610 ч	746 ч	→	3 850 ч	→	650 ч	7 156 ч
Усиленное подбрустверное убежище на 1—2 пулемётных расчёта. Вход-сквозник, помещение 1,7×3,4 м	200 м³ 400 ч	70 м³	259 ч	315 ч	91 ч	1 540 ч	240 м³ 240 ч	105 ч	2 950 ч
Усиленное ж/б убежище на одно стрелковое отделение. Вход-сквозник, тамбур, помещение 2,1×5,7 м, 10 коек	290 м³ 580 ч	63 м³	233 ч	283 ч	82 ч	1 386 ч	290 м³ 290 ч	126 ч	2 980 ч
Тяжёлое убежище на стрелковый взвод. Два входа-тупика, тамбуры, помещение 3,1×4,4 м на 20 коек	580 м³ 1 160 ч	253 м³	936 ч	1 138 ч	329 ч	5 568 ч	580 м³ 580 ч	640 ч	10 351 ч
Тяжёлое убежище на два стрелковых взвода. Два входа-тупика, тамбуры, 2 помещения 3,1×4,4 м по 20 коек	700 м³ 1 400 ч	327 м³	1 210 ч	1 470 ч	425 ч	7 195 ч	700 м³ 700 ч	654 ч	13 054 ч
Из Наставления для инженерных войск 1946 г.
Пулемётное сооружение тяжёлого типа. 17 рабочих строят за 37 ч			39 ч	222 ч	80 ч	288 ч			627 ч
Пулемётный полукапонир тяжёлого типа. 22 рабочих строят за 37 ч			109 ч	287 ч	117 ч	301 ч			814 ч
Усиленный полукапонир сборного типа из бетонных блоков 40×20×15 см. 10 рабочих строят ДОТ за 30 часов		25 м³	49 ч	48 ч	26 ч	177 ч			300 ч
Сооружение	Котло- ван	Ж/б кладка	Арма- тура	Плот- ники	Бетон- щики	Рабо- чие	Засып- ка	Вспом. раб.	Итого
Примечания

Для снабжения строительства бетоном организовывались бетонные заводы под открытым небом по одной из схем:

• если расстояние между сооружениями и заводом не более 1,5—2 км, то создаётся центральный бетонный завод производительностью 8—10 м³ из нескольких бетономешалок, камнедробилок, сит, цементного сарая, автоэлектростанции и др. с развозкой готового бетона тачками или грузовиками;
• если расстояние между ДОТами 4—5 км и более, то бетонный завод организуется около каждого возводимого сооружения.

Стоимость строительства

Создание сооружений, на каждое из которых стройматериалов уходило столько, что можно было построить средних размеров многоквартирный дом, не могло обходиться дёшево. Во Франции двухэтажный полукапонир кривоугольной формы 13,5×11 м² со стенами и перекрытием толщиной 1,75 м (от снарядов 420 мм) обходился в 75 тысяч золотых рублей, а вся оборонительная система Франции, по словам Андре Мажино, должна была обойтись в 5 млрд франков (400 млн золотых рублей в ценах 1930-х годов), из них 2,9 млрд франков правительство отпустило в 1929 г. на фортификационное строительство.

Борьба с ДОТом

Изначально для уничтожения ДОТов и других фортификационных сооружений применялась крупнокалиберная артиллерия, в том числе большой и особой мощности. В теории после Первой мировой войны навесная стрельба из гаубиц и мортир считалась почти единственным способом без больших потерь разрушить фортификационное укрепление. Однако на практике это требует большого расхода боеприпасов и времени. Другие мыслившиеся тогда способы: подкоп с закладкой взрывчатки (очень длительный способ), и массированная прорывная атака живой силой, чтобы пулемётчики не успевали расстреливать наступающих солдат. Последний метод, несмотря на его архаичность и несоответствие новому скорострельному оружию, часто применялся на практике, включая многочисленные героические попытки плохо вооружённых военнослужащих закрыть своей грудью амбразуру двухметровой ширины, и был одной из причин огромных людских потерь в обеих мировых войнах.

Незадолго до Второй мировой войны в теории появился метод подавления долговременных огневых сооружений прицельным огнём из полевых и танковых скорострельных пушек по амбразуре с расстояния 1 км и менее. Один из первых удачных опытов стрельбы из 45-мм лёгкой противотанковой пушки бронебойным снарядом по амбразуре ДОТа появился у СССР в Зимнюю войну. Танки с хорошим бронированием могли расстреливать пулемётное сооружение буквально в упор. Этот метод позволял быстро подавить пулемётную точку, но на практике в составе укрепрайонов и линий обороны имелись ещё и артиллерийские огневые точки, защищающие пулемётные ДОТы от танков и пушек, потому штурмующий расчёт подвергался большому риску. Тем не менее, судя по мемуарам участников Зимней войны, в РККА стрельба по ДОТу прямой наводкой была очень распространена, а в дальнейшем навыки совершенствовались. Уже не требовался огромный расход гаубичных снарядов при весьма неточной навесной стрельбе, время уничтожения сократилось и классический ДОТ стал быстро терять своё значение.

Во время французской кампании 1940 года германские войска уничтожили ряд ДОТов огнём 88-мм зенитных орудий: если орудие удавалось подвести в непростреливаемый сектор или «ослепить» ДОТ (например, постановкой дымовой завесы), оно открывало огонь по одной и той же точке; многократные попадания постепенно разрушали железобетон. Так, например, эта тактика была применена во время штурма укреплений Ла-Ферте. Следует отметить, что немаловажным условием борьбы с фортификационными сооружениями является подавление артиллерии и полевой обороны обороняющегося.

Высокую эффективность в борьбе с ДОТами показал огнемёт ранцевого или тяжёлого типа. В некоторых случаях, когда имелась возможность подойти на расстояние действия огнемётной струи (несколько десятков метров), ДОТ уничтожался штурмовыми группами, в состав которых входили огнемётчики. В других случаях использовались огнемётные танки или передвижные огнемёты. Вести стрельбу из поражаемого огнемётом ДОТа можно, только если его вооружение смонтировано в установках закрытого типа (например, шаровая установка пулемета, подвижная броневая заслонка для пушки).

Ещё один способ уничтожения ДОТа, не имеющего возможности круговой обороны (таких было большинство) — применение поверхностной закладки взрывчатки в виде специальных инженерных или импровизированных фугасов. Штурмовые группы скрытно приближались к ДОТу и закладывали заряд в несколько десятков или даже сотен килограммов у амбразур либо на крыше сооружения; иногда удавалось спустить заряд в перископную или вентиляционную шахту ДОТа. Этот метод, как и другие аналогичные (заливка бензином и поджог, заваливание амбразур мешками с песком, закидывание гранатами) был возможен при атаке плохо спланированного на местности либо изолированного сооружения — например, последнего уничтожаемого на данном участке, — а также при плохой видимости между соседними ДОТами (ночь, дым, туман, глубокий снег, вовремя не срезанные кусты и трава, перепаханная взрывами земля во время артподготовки), то есть в случаях, когда ДОТ не имеет огневой поддержки со стороны и к нему можно безнаказанно зайти в обход и взобраться на крышу.

Галерея

• Albania bunkers.jpg

  Доты в Албании

• Linia Mołotowa zru.jpg

  Дот линии Молотова

• BWerk Besseringen Sechsschartenkuppel 20P7.jpg

  Бронеколпак на линии Зигфрида

• Pillbox Lozenge, Atwick (front).JPG

  Дот в Атвике (Йоркшир, Англия)

• K-S 5 U potoka.JPG

  Дот K-S 5 U в Чехии

• Norcon Pillbox.jpg

  Остатки дота в Норфолке, Англия

• LO vz. 36 Jizni Morava (objekt cislo 633).jpg

  Шестиугольный бетонный ДОТ, Южная Моравия, Чехия

• Балаклава ДОТ.jpg

  Пулемётный дот в Балаклаве

• Бронеколпак.JPG

  Финский бронеколпак

• Pillbox Type 25, Sheephatch Lane (front).JPG

  ДOT типа FW3/25 в Тилфорде (Англия)

• Moon and pillbox - geograph.org.uk - 325948.jpg

  Сложенный из блоков ДОТ, Лаллингтон, Англия

• Longues.JPG

  Дот со 150-мм башенной артустановкой (Атлантический вал)

• ДОТ в Приморье вблизи поселка Горные Ключи.JPG

  ДОТ вблизи посёлка Горные Ключи (Приморье)

• Pillbox at the coast of the Olga gulf, Japan sea.Primorye,Russia.JPG

  Каменный ДОТ на берегу залива Ольги Японского моря, Приморский край,

• ДОТ времён Второй Мировой войны в заливе Ольга.JPG

  ДОТ времён Второй мировой войны на берегу залива Ольги, сложен из местного камня

• WW2 pillbox and memorial stone at the Obrucheva street, Moscow. Pillbox view.jpg

  ДОТ на современной улице Обручева. Первая линия обороны Москвы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Германские солдаты штурмуют дот противника. Западный фронт. 1940 год

• Pasir Panjang Machine-Gun Pillbox 8, Nov 06.JPG

  Британский пулемётный дот на последней линии обороны Сингапура

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Двухпулемётный ДОТ и его бывшее поле обстрела

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Бетонный сквозник ДОТа длиной 3,5 м и толщиной 1,15 м для защиты входа

• Luzhkiy Rubezh.JPG

  Каменный ДОТ на Лангиной горе, г. Луга. Часть Лужского рубежа

• Peleliu-defense-194409.jpg

  Пещера, переоборудованная японцами в ДОТ. Битва за Пелелиу, сентябрь 1944.

• Тобрук Александровский парк.JPG

  Тобрук в Александровском парке (г. Пушкин): типичная «пилюльная коробочка»

• Артиллерийский полукапонир в Сестрорецке.jpg

  Артиллерийский полукапонир АПК-1 с двумя казематными артустановками ЗИФ-26, Сестрорецк

• Музей в Доте1.jpg

  Орудийный ДОТ АПК-1 в выставочном комплексе «Сестрорецкий рубеж», вид изнутри

• Музей в Доте4.jpg

  Башня танка КВ-1, использовавшаяся в качестве огневой точки. Выставочный комплекс «Сестрорецкий рубеж»

• Pillbox n Xadera059.jpg

  Башня-ДОТ в Хамре, близ Хадеры, Израиль

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  ДОТ на мысе Таркала в Сестрорецке

• ДОТ в парке Сестрорецкие Дубки.JPG

  ДОТ в парке «Сестрорецкие дубки», входивший в систему КаУРа

• Дот у санатория Детские Дюны.JPG

  ДОТ у санатория «Детские Дюны» в г. Сестрорецке. Входил в систему КаУРа

• Beloosrov Millionaire.JPG

  Развалины «миллионного» ДОТа в Белоострове

• Bundesarchiv Bild 101I-316-1161-39, Italien, befestigte Stellung, getarntes Geschütz.jpg

  Pantherturm — немецкий дот с башней танка «Пантера». Италия, Сенигаллия, 1944

• Panther Pillbox.jpg

  Схема танкобашенного ДОТа

Литература

• [www.retrospicere.narod.ru/fortification-ussr/forti_04-985a.htm Крепость Россия: Историко-фортификационный сборник]. — Владивосток, 2005.
• Крепость Россия: Историко-фортификационный сборник. — Владивосток: Дальнаука, 2003. — 144 с. — ISBN 5-8044-0317-6.
• Половнев С. А. Железобетонные фортификационные сооружения Польши. — М.: Издание ВИА, 1941. — 78 с.
• Пангксен А. И. Расчёт бетонных защитных построек. — Л.: Издание Военно-технической академии РККА им. т. Дзержинского, 1931. — 288 с.
• Пангксен А. И. Проектирование профиля защитной постройки. — Л.: Издание Военно-технической академии РККА им. т. Дзержинского, 1931. — 76 с.
• Хмельков С. А. [szst.ru/library/hmelkov_gb/index.html Бетонные и железобетонные сухопутные фортификационные сооружения]. — 2-е издание. — М.: Военно-инженерная академия РККА, 1937.
• Лисогор А. А. Защитные конструкции оборонительных сооружений и их расчёт. (Пособие для студентов по фортификации) / Под ред. ген.-майора инж. войск М. И. Марьина. — М., 1958. — 67 с.
• Яковлев В. В., Шмаков Н. И. Современные предложения по долговременной фортификации. — М.: издательство ВИА, 1937.
• Яковлев В. В. История крепостей. — М., СПб.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», ООО «Издательство Полигон», 2000. — 400 с. — ISBN 5-237-05176-6 («АСТ»); ISBN 5-89173-077-4 («ПОЛИГОН»)..
• [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/116186/139 Наставление для инженерных войск. Полевые фортификационные сооружения. (ПФ-39)]. — СССР. Военные уставы и наставления. — М.: Воениздат, 1940. — 272 с.
• Ушаков Д. В. Фортификация. — М.: Воениздат, 1940. — 440 с.
• [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/116186/134 Наставление для инженерных войск. Полевая фортификация. (ПФ-43)]. — СССР. Военные уставы и наставления. — М.: Воениздат, 1946. — 363 с.
• Яковлев В. В. Современная военно-инженерная подготовка восточной границы Франции (линия Мажино). — 2-е. — М.: Издание ВИА РККА, 1938. — 48 с.
• Веремеев Ю. [www.popmech.ru/article/45-kamen-pretknoveniya-pehotyi/ Камень преткновения пехоты. Крепкие орешки для противника] // Популярная механика : журнал. — 2006. — № 2.
• Заговеньев В. Н. Фортификационные сооружения с танковыми башнями и танками (Часть 1) (рус.) // Техника и вооружение вчера, сегодня, завтра. — 2013. — Июнь (№ 06). — С. 7-13.
• Заговеньев В. Н. Фортификационные сооружения с танковыми башнями и танками (Часть 2) (рус.) // Техника и вооружение вчера, сегодня, завтра. — 2013. — Июль (№ 07). — С. 18-24.

См. также

• Деревоземляная огневая точка
• Скрывающаяся огневая точка
• Блокгауз
• Бункер
• Каземат
• Бомбоубежище
• Флешь
• Линия Маннергейма
• Сестрорецкий рубеж
• Линия Сталина
• Линия Молотова
• Атлантический вал
• Линия Зигфрида
• en:British hardened field defences of World War II
• Фортификационные расчёты

Ссылки

• [travvi.com/objects/531 Линия Сталина. Карта. Координаты. Фотографии. ДОТы Киевского укрепрайона.(КиУР)]
• [army.armor.kiev.ua/fort/dot-62.shtml/ Полевая фортификация. Дот]. Сайт «Анатомия армии».
• [www.youtube.com/watch?v=vCCeDsEViA8 Штурм советского замаскированного ДОТа] Эпизод из фильма «Днепровский рубеж» (первые две минуты ролика).
• [fotki.yandex.ru/users/fotosergs/album/44682/?p=0 «Северный щит» Ленинграда. КаУР.]

Отрывок, характеризующий Долговременная огневая точка

Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.