Броненосец «Потёмкин» (фильм)

Броненосец «Потёмкин»
Жанр	драматическая киноэпопея
Режиссёр	Сергей Эйзенштейн
Продюсер	Яков Блиох
Автор сценария	Нина Агаджанова (первоначальный сценарий) Сергей Эйзенштейн, Григорий Александров (окончательный сценарий), Сергей Третьяков, Николай Асеев (тексты титров)
В главных ролях	Александр Антонов Владимир Барский Григорий Александров Иван Бобров
Оператор	Эдуард Тиссэ Владимир Попов
Композитор	Владимир Хейфетц Николай Крюков Эдмунд Майзель Дмитрий Шостакович (переиздание)
Кинокомпания	Мосфильм
Длительность	75 минут
Сборы	$46 653
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1925
IMDb	ID 0015648
Выход фильма «Броненосец «Потёмкин»»

К:Фильмы 1925 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Бронено́сец „Потёмкин“» — немой исторический художественный фильм, снятый режиссёром Сергеем Эйзенштейном на киностудии «Мосфильм» в 1925 году. Неоднократно в разные годы признавался лучшим или одним из лучших фильмов всех времён и народов по итогам опросов критиков, кинорежиссёров и публики.

Сюжет

Матросы одного из броненосцев Черноморского флота, стоящего на рейде Одессы, взбунтовались из-за того, что их пытались накормить червивым мясом. Зачинщики бунта приговариваются к расстрелу, однако, во время исполнения казни остальные матросы бросаются им на выручку. Офицеров корабля выбрасывают за борт, но вдохновитель восстания матрос Вакуленчук гибнет в схватке.

Население Одессы стекается на похороны Вакуленчука и поддерживает команду революционного корабля. Вызванные правительственные войска безжалостно расстреливают мирных жителей на знаменитой одесской лестнице. На подавление восстания направляется Черноморская эскадра, но матросы отказываются стрелять по восставшим, и броненосец «Потёмкин» проходит через строй кораблей.

В финале третьего акта фильма на мачте броненосца развевается поднятый восставшими красный флаг. Заканчивается картина кадром, на котором броненосец будто бы «выплывает из фильма» в зал.

В ролях

• Александр Антонов — Вакуленчук
• Владимир Барский — командир Голиков
• Григорий Александров — лейтенант Гиляровский
• Михаил Гоморов — матрос
• Владимир Уральский — матрос
• Андрей Файт — наборщик
• Сергей Эйзенштейн — житель Одессы
• Константин Фельдман — заговорщик меньшевик

История создания

К 20-летию первой русской революции юбилейная комиссия ВЦИКа приняла решение о постановке ряда спектаклей, посвященных революционным событиям 1905 года. Кроме того, в рамках празднований предполагалась «большая фильма, показанная в особых рамках, с ораторским вступлением, музыкальными (сольными и оркестровыми) и драматическими сопровождениями, по специально написанному тексту». Сценарий предложили написать Нине Агаджановой, постановку картины поручили 27-летнему Сергею Эйзенштейну.

По первоначальному сценарию фильм должен был осветить целый ряд эпизодов, связанных с революцией 1905 года: русско-японскую войну, резню армян, революционные события в Санкт-Петербурге, бои в Москве. Съемки предполагалось вести в целом ряде городов СССР.

Сергей Михайлович начал со съемок в Ленинграде и успел снять эпизод железнодорожной забастовки, конку, ночной город и разгон демонстрации на Садовой улице. Дальнейшим съемкам помешало ухудшение погоды: начались постоянные туманы. При этом режиссёр был поставлен в жесткие временные рамки: фильм требовалось закончить к концу года, хотя сценарий был утвержден лишь 4 июня. Объективно оценив ситуацию, Сергей Эйзенштейн принимает решение отказаться от первоначального сценария и ограничиться лишь одним из его эпизодов — восстанием на броненосце «Потёмкин», который в обширном сценарии Агаджановой занимал всего несколько страниц (41 кадр). Сергей Эйзенштейн совместно с Григорием Александровым существенно перерабатывает и расширяет сценарий. Кроме того, в ходе работы в картину вносились эпизоды, не предусмотренные ни сценарием Агаджановой, ни сценарными набросками самого Эйзенштейна, как, например, сцена шторма, с которой начинается фильм. В результате содержание фильма оказалось очень далеким от первоначального сценария Агаджановой.

Кинолента была снята в Одессе, которая тогда являлась одним из центров кинопроизводства, и где удалось найти подходящий для съемок корабль.

Первый показ фильма произошел 21 декабря 1925 года на торжественном заседании, посвященном юбилею революции 1905 года в Большом театре.

Премьера состоялась в Москве 18 января 1926 года в 1-м Госкинотеатре (ныне — к/т «Художественный»).

Немой фильм был озвучен в 1930 году (при жизни режиссёра С. М. Эйзенштейна), восстановлен в 1950 году (композитор Николай Крюков) и переиздан в 1976 году (композитор Дмитрий Шостакович) на киностудии «Мосфильм» при участии Госфильмофонда СССР и музея С. М. Эйзенштейна под художественным руководством Сергея Юткевича.

В 1925 году после продажи негатива фильма в Германию и его перемонтажа режиссёром Пилем Ютци, «Броненосец „Потёмкин“» вышел в мировой прокат в отличающейся от авторского замысла версии: расстрел матросов был перенесен из начала в конец фильма. В дальнейшем он подвергся цензуре и в СССР: были удалены некоторые кадры и промежуточные титры, слова Л. Д. Троцкого в прологе были заменены цитатой из В. И. Ленина. В 2005 году под общим руководством Фонда «Германская Кинематека» (Deutsche Kinemathek), при участии Госфильмофонда и Российского государственного архива литературы и искусства, авторская версия фильма была восстановлена и озвучена музыкой Эдмунда Майзеля

Броненосец «Князь Потёмкин-Таврический» к моменту съемки фильма был списан, готовился к утилизации и находился в неудовлетворительном состоянии. Вместо него в фильме снимался находившийся в Одесском порту броненосец «Двенадцать Апостолов». К этому времени он был превращен в склад плавучих мин, что затрудняло съемки. Сцены, происходившие во внутренних помещениях, снимали на крейсере «Коминтерн».

По сюжету фильма восставшие поднимают над броненосцем красный флаг. Однако при существовавших тогда возможностях красный флаг в черно-белой передаче выглядел бы чёрным. Поэтому в картине снимали белый флаг. На копии, предназначенной для премьеры в Большом Театре, на 108 кадрах, где появляется флаг, он был вручную выкрашен в красный цвет, что произвело большой эффект на зрителей.

Музыка в фильме

У фильма «Броненосец „Потёмкин“» было несколько музыкальных сопровождений. Из них — музыка Эдмунда Майзеля и Дмитрия Шостаковича.

В СССР фильм вышел на экраны в сопровождении фрагментов из симфоний Л. Бетховена. Эдмунд Майзель написал музыку в 1926 году для европейского проката фильма. По словам Наума Клеймана, в Берлин, где в январе 1926 года состоялась европейская премьера «Броненосца „Потёмкина“», Эйзенштейн привез пластинки с записью песни «Вы жертвою пали» (под который в Одессе снималось «Прощание с Вакуленчуком»), чтобы совпали не только ритм, но и настроение, а также «Дубинушки» как музыкальный образ «народной стихии». Обе темы Майзель использовал в собственной обработке

В свою музыку, насыщенную симфоническим развитием, Майзель включил и разнообразные шумы, обогащая таким образом звуковую ткань немого кинофильма, одновременно стремясь привести шумы к некоему ритмическому единству. Это создавало дополнительное эмоциональное воздействие на зрителей.

В 2005 году в Берлине состоялся показ отреставрированной копии фильма с музыкой Майзеля. Александр Трошин писал: «С этой взрывной, бьющей по нервам музыкой (с неумолкающими барабанами, трещотками, каким-то свистом и ещё лязганьем цепи в такт набирающим скорость поршням судового двигателя), музыкой „отвратительной“,— как оценивает раздавленный ею фейхтвангеровский персонаж, но… „не выпускающей вас из-под своей власти“, мне уже довелось однажды смотреть эйзенштейновский фильм: сопровождаемым Дрезденским филармоническим оркестром, им открывали в 1996 году международный кинофорум „Арсенал“ в Риге, посвященный 100-летию кино. „Дикая“, „резкая“, „таящая угрозу“ (определения Фейхтвангера), музыка Майзеля мне тогда показалась конгениальной эйзенштейновскому творению. Нынешняя встреча с ней, и опять в живом звучании, подтвердила её гипнотическую силу….»

По свидетельству очевидцев, музыка Майзеля настолько поразила Эйзенштейна, что он предложил композитору написать музыку и для его следующего фильма — «Октябрь».

К повторному выпуску фильма в прокат в 1950 году, после того как негативы были возвращены из Германии в СССР, сопроводительную музыку написал Николай Крюков.

В то же время самое знаменитое музыкальное сопровождение связано с именем Дмитрия Шостаковича. Когда в 1976 году фильм был перенесён на более совершенную плёнку, то в качестве музыки к нему была использованы симфонии Дмитрия Шостаковича: Симфонии № 4, № 5, № 8 и № 10 и № 11 «1905 год». Они так гармонично подошли к изображению, что многие части музыки и фильма совпали практически один к одному.

Последними на данный момент работами над звуковой дорожкой к фильму являются музыка, написанная в 2004 году британским поп-дуэтом Pet Shop Boys, американским музыкантом и композитором Del Rey совместно с группой The Sun Kings (2007) и английским композитором Michael Nyman(2012).

Оценка фильма

• Признан «одним из лучших» — в 1954 году. Признан первым в числе 12 лучших фильмов всех времён и народов по результатам международного опроса критиков в Брюсселе в 1958 году (110 голосов из 117). Первый среди ста лучших фильмов по опросу киноведов мира (1978).
• Завоевал приз на Всемирной выставке в Париже (1926).
• В рейтинге десяти самых значительных фильмов мирового кино, который публикуется британским журналом Sight & Sound каждые десять лет, начиная с 1952 года, и основывается на мнении более чем ста киноведов и (с 1992 года) режиссёров из разных стран мира, «Броненосец „Потёмкин“» присутствовал шесть раз, занимая места с третьего по седьмое. В 2012 занял 11 место, не попав в список. Больше него попадала в этот список только одна картина — «Правила игры» Жана Ренуара. А столько же — Гражданин Кейн.
• Занял третье место в списке журнала Empire «100 лучших фильмов мирового кинематографа», составленном в 2010 году.
• Фильм получил высокую оценку министра пропаганды Третьего рейха. На встрече с кинематографистами 28 марта 1933 года Геббельс сказал:

Это чудесный фильм. С кинематографической точки зрения он бесподобен. Тот, кто не тверд в своих убеждениях, после его просмотра, пожалуй, даже мог бы стать большевиком. Это ещё раз доказывает, что в шедевр может быть успешно заложена некая тенденция. Даже самые плохие идеи могут пропагандироваться художественными средствами.

— А. В. Васильченко «Прожектор доктора Геббельса. Кинематограф Третьего рейха»

Отражение в массовой культуре

Фильм многократно становился объектом цитирования и даже кинопародий, причём в большинстве случаев внимания удостаивалась сцена расстрела на Потёмкинской лестнице и особенно кадр с катящейся коляской, отражённый в десятках фильмов, снятых разными режиссёрами в разных странах. Среди них: «Возвращение „Броненосца“» Геннадия Полоки (1996, Россия-Белоруссия), «Гудбай, Ленин» Вольфганга Беккера (2003, Германия) «Kebab Connection» Анно Зауля (2005, Германия), «Голый пистолет 33 1/3» Питера Сигала (1993, США), «Неприкасаемые» Брайана де Пальма (1987, США), «Бразилия» Терри Гиллиама (1985, США), мультсериал «Симпсоны» (серия Treehouse of Horror XI) и др.

Наиболее подробное пародийное отражение знаменитый фильм нашёл в двух кинокомедиях:

• В 1976 г. итальянский режиссёр и актёр Паоло Виладжио в одном из эпизодов своей комедии «Фантоцци Второй Трагический» вывел фильм под гротескным пародийным названием «Броненосец „Котёмкин“ Сергея Эйнштейна». Эпизод заключался в том, что начальник мелкого клерка Фантоцци (героя комедии), являясь страстным поклонником великого фильма, принуждает всех своих подчинённых каждый вечер после работы смотреть этот фильм и обсуждать его. Никто не смеет возразить начальнику, хотя все возмущены его самодурством. Первым не выдерживает Фантоцци, который на очередном сеансе на весь зал восклицает: «Это же редкое дерьмище!» Взбунтовавшиеся служащие сжигают плёнку с надоевшим фильмом, а начальник оказывается в заложниках. Но вскоре его освобождают, и он, мстя своим служащим, заставляет их заново переснять фильм. Сам Фантоцци снимается в сцене с коляской, играя младенца.
• В 1988 году польский кинорежиссёр Юлиуш Махульский в своей гангстерской комедии «Дежа вю», действие которой происходит в Одессе летом 1925 года, цитирует фильм. Главные герои — киллер Поллак и его жертва, главарь мафии Нечипорук — случайно оказываются на съёмочной площадке фильма, и им приходится участвовать в съёмках знаменитой сцены расстрела на Потёмкинской лестнице. В этой пародийной сцене, чтобы добраться до своей жертвы, киллер Поллак вынужден играть жандармского офицера, командующего расстрелом, а мафиози Нечипорук в роли безногого матроса пытается скрыться от него. В погоне за Нечипоруком Поллак случайно сталкивает с лестницы детскую коляску. Заметив это, Эйзенштейн в озарении велит оператору скорее снимать этот кадр и использует действие Поллака как свою гениальную режиссёрскую находку.

Сцена расстрела на Потёмкинской лестнице была спародирована в клипе группы «Океан Эльзы» «Там, де нас нема».

В филателии

40-летию выхода на экраны фильма «Броненосец „Потёмкин“» посвящена почтовая марка СССР 1965 года ( (ЦФА (ИТЦ «Марка») № ?)), на которой представлен кадр из фильма, показывающий эпизод восстания: на первом плане матрос Вакуленчук (артист А. Антонов). Фильму был также посвящён маркированный конверт СССР.

Издание на видео

В начале 1990-х годов фильм выпущен на VHS кинообъединением «Крупный план». В начале 2000-х годов перевыпущен на VHS компаниями «Мастер Тэйп» и «ВидеоИмпульс».

На DVD фильм выпущен также дистрибьютором «Мастер Тэйп». 27 июля 2006 года фильм выпущен на DVD студией «Союз видео». Несколько раз издавался на Blu-Ray.

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=zMTEq5Gxa1c «Броненосец Потёмкин»] на YouTube
• [cinema.mosfilm.ru/films/film/1920-1929/bronenosets-potemkin-1905-god/ Фильм «Броненосец Потёмкин» на сайте «Мосфильма»]
• [krasnoe.tv/node/7890 «Броненосец „Потёмкин“»] на Красном ТВ (видео)
• [www.youtube.com/watch?v=jPEVLAixcRQ «Броненосец „Потёмкин“» с музыкой Del Rey & The Sun Kings на сайте YouTube]

Отрывок, характеризующий Броненосец «Потёмкин» (фильм)

Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.