Броненосцы типа «Кайзер Фридрих III»
Броненосцы типа «Кайзер Фридрих III» — тип эскадренных броненосцев флота Германии конца XIX века. Все пять броненосцев этого типа были названы именами германских императоров. Серия также именуется типом «Кайзер». Их улучшенной версией стали броненосцы типа «Виттельсбах».
Содержание
Проектирование и постройка
Проект кораблей был разработан в период с 1892 по 1894 год на основе проекта броненосцев типа «Бранденбург», который был переработан германскими инженерами. В целях экономии средств на постройку новых броненосцев, проектное водоизмещения ограничили в 11 000 тонн.
Конструкция
Корпус корабля состоял из клёпанных стальных листов и имел двенадцать отсеков. Двойное дно шло на протяжении 68,5 % длины корпуса.
Носовую башню главного калибра установили на одну палубу выше верхней, а кормовую на одну палубу ниже той же верхней, в результате носовая башня оказалась на две палубы выше кормовой. Разница в высоте стволов орудий составляла 4,5 м. Такая разница в высоте стволов орудий не применялась на боевых кораблях других морских держав, поскольку затрудняла осуществление одновременной наводки при стрельбе обеих башен по одной цели. На броненосцах следующей серии германские конструкторы исправили этот недостаток.
Корабль мог совершать поворот на угол до 15° за 12 секунд. Это допускалось при небольшом волнении и на тяге до 40 %. При этом корпус давал крен и имел метацентр в пределах 917—1180 мм. Корабль нёс шесть видов шлюпок, включая ялы.
Двигатели
Корабли этого типа оснащались четырёхцилиндровыми вертикальными паровыми машинами тройного расширения, которые вращали три винта.
На броненосцах «Кайзер Фридрих III» и «Кайзер Вильгельм II» постройки имперской верфи в Вильгельмсхафене пар вырабатывался двенадцатью котлами.
На броненосце «Кайзер Фридрих III» в заднем и среднем КО установили по два на каждом борту (всего восемь, 32 топки) огнетрубных котла цилиндрического типа, в переднем также по два на каждом борту водотрубных котла типа Торникрофта с односторонней топкой (всего 8 топок), вырабатывающие пар с рабочим давлением 12 кГс/кв.см. Поверхность нагрева составляла 3390 кв.м.
На броненосце «Кайзер Вильгельм II» в заднем и среднем КО также установили по два на каждом борту (всего восемь, все поперечно расположенные, 32 топки) огнетрубных котла цилиндрического типа, в переднем также по два на каждом борту водотрубных котла морского типа (системы Шульца) с односторонней топкой (всего четыре, 8 топок), вырабатывающие пар с рабочим давлением 12 кгс/см². Поверхность нагрева составляла 3560 м²[1].
Установленные на броненосцах «Кайзер Фридрих III» и «Кайзер Вильгельм II» огнетрубные котлы цилиндрического типа с обратным ходом пламени, вырабатывающие пар с рабочим давлением 12 кгс/см², с диаметром корпуса 4,24 м и длиной 3,29 м, были изготовлены из листовой стали, водяная цистерна имела объём 19 м³, паросборник 6,83 м³[1].
Установленные на броненосце «Кайзер Фридрих III» водотрубные котлы Торникрофта состояли из трёх нижних, горизонтально расположенных, водяных цилиндров диаметром 500 мм и одного верхнего диаметром 1100 мм. Последний являлся паросборником и соединялся с тремя нижними водяными цилиндрами 1212, облуженными кипятильными трубами (38 рядов) внутренним диаметром 28 мм с толщиной стенки 2 мм. Поверхность нагрева составляла 370 м², колосниковой решётки 6,4 м². Высота дымовой трубы от поверхности колосниковой решётки составляла 27,2 м[1].
Водотрубные котлы типа Торникрофта в 1,75 раза были эффективнее котлов цилиндрического типа и в 1,15 раза водотрубных котлов морского типа (системы Шульца)[2].
Энергетическая установка при массе 1430 т имела удельный вес 110 кг/л.с.[2].
«Кайзер Фридрих III», «Кайзер Карл дер Гроссе» и «Кайзер Барбаросса» оснащались трёхлопастными винтами диаметром 4,2 м.
«Кайзер Вильгельм дер Гроссе» и «Кайзер Вильгельм II» оснащались двумя трёхлопастными и одним четырёхлопастным винтом. Электроэнергией каждый броненосец обеспечивали пять генераторов по 320 кВт на 74 В. На «Кайзер Фридрих III» и «Кайзер Вильгельм II» стояли четыре генератора по 240 кВт.
Вооружение
Отличительной особенностью всех немецких додредноутов стали основные орудия относительно небольшого калибра при многочисленной и мощной вспомогательной артиллерии.
На кораблях стояли четыре 240 мм пушки в двухорудийных башнях в носовой и кормовой части. Орудия имели угол возвышения 30°, угол склонения −5°. Это позволяло вести огонь на 16 900 м. Орудия стреляли двумя типами снарядов одинакового веса по 140 кг, делая до одного выстрела в минуту. Практическая скорострельность составляла 2 выстрела в 3 минуты. Боезапас каждого орудия состоял из 75 снарядов. 240 мм орудия имели одинаковую скорострельность с 343 мм орудиями броненосцев типа «Роял Соверен» и медленнее 305 мм орудий броненосцев типа «Маджестик». Такой результат следует приписать применению тяжеловесного клинового затвора, обращение с которым было гораздо труднее, чем с поршневыми затворами английской и французской систем. У англичан весьма совершенный по своему устройству поршневой затвор со ступенчатой нарезкой (Велина) требовал для своего открывания и закрывания всего 5-7 секунд[3].
Средний калибр составляли восемнадцать 150 мм орудий, шесть из которых находились в одиночных башнях, а остальные — в казематах. Эти орудия стреляли бронебойными снарядами со скорострельностью около 5 выстрелов в минуту. На каждое орудие приходилось 120 выстрелов, в сумме 2160. Стволы поднимались на 20° и опускались на 7°. Максимальная дальность — 13 700 м. На броненосцах типа «Кайзер» артиллерия среднего калибра стала едва ли не главным оружием корабля для стрельбы по морским целям.
Противоминный калибр составляли двенадцать 88-мм орудия, которые стреляли снарядами весом 7 кг с начальной скоростью у среза ствола орудия 616 м/с. Снаряд длиной 2,6 калибра (230 мм) имел разрывной заряд весом 0,22 кг (3 %). В гильзе весом 3,9 кг помещалось 1,02 кг трубчатого пороха марки С/89. Унитарный патрон (снаряд с гильзой) весил 11 кг. Угол снижения стволов орудий составлял 10°, возвышения 20°, дальность 38 каб. (6890 м). Скорострельность составляла 8 выстрелов в минуту.
Также корабль имел шесть 450 мм подводных торпедных аппаратов.
Бронирование
Корабли этого типа несли цементованную броню Круппа, обладавшую почти двукратной сопротивляемостью по сравнению со сталежелезными плитами брони типа "Компаунд". Использовалась французская система бронирования — «всё или ничего». Толщина брони пояса изменялась, как по протяженности, так и по высоте. Толщина нижней кромки пояса в скобках. Имели 300(180) мм пояс в миделе, 150(100) мм в носовой части и 200(120) мм в кормовой. Плиты броневого пояса установили на 150-200-мм прокладку из тикового дерева и крепили гужонами. Палуба была покрыта 65 мм бронёй. Боевая рубка имела броню в 250 мм со всех сторон и 30 мм на крыше. Орудийные башни главного калибра были защищены 250 мм бортовой бронёй. Башни среднего калибра имели 150 мм бортовую броню и 70 мм бронирование крыши. Казематы имели броню в 150 мм.
Броня, в целом, соответствовала стандартам того времени, но малая площадь бронирования оставляла практически весь корабль беззащитным перед новыми снарядами со взрывчаткой на основе пикриновой кислоты (лиддит, мелинит, шимозе).[4]
Представители
- ««Кайзер Фридрих III»» — спущен на воду в марте 1895 г.
- ««Кайзер Вильгельм II»» — спущен на воду в октябре 1896 г.
- ««Кайзер Вильгельм дер Гроссе» » — спущен на воду в январе 1898 г.
- ««Кайзер Барбаросса»» — спущен на воду в августе 1898 г.
- ««Кайзер Карл дер Гроссе»» — спущен на воду в сентябре 1898 г.
История
После ввода в строй, корабли несли боевое дежурство до 1906 года. Между 1907 и 1910 годами, были модернизированы (за исключением «Кайзер Карл дер Гроссе»). В ходе модернизации четыре 150 мм орудия и один торпедный аппарат были демонтированы, а на их места, на верхнем деке, поставили 88 мм орудия, срезали часть надстроек, а трубы удлинили. В результате у броненосцев несколько улучшились остойчивость и мореходность.[4]
В 1911 году с реорганизацией флота и вводом в строй новых дредноутов, корабли типа «Кайзер Фридрих III» были сведены в Третью эскадру и поставлены в резерв.
В 1914 году, с началом Первой мировой войны пять кораблей образовали Пятую эскадру флота. В феврале 1915 корабли вывели из активной службы во второй раз. «Кайзер Вильгельм дер Гроссе» переоборудован в плавучую мишень, «Кайзер Вильгельм II» — в штабной корабль, а три других корабля стали плавучими тюрьмами. В 1917 году «Кайзер Фридрих III» стал плавучими бараками во Фленсбурге. Все корабли (за исключением «Кайзер Вильгельм II», списанного в 1921 году) были исключены из списков в 1919 году. В 1922 году все пять кораблей были порезаны на металл, а части с «Кайзер Фридрих III» и «Кайзер Вильгельм II» были представлены в музее военной истории Бундесвера в Дрездене.
Напишите отзыв о статье "Броненосцы типа «Кайзер Фридрих III»"
Примечания
Литература
- В. Б. Мужеников. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Kaiser/index.htm Броненосцы типа «Кайзер»]. — СПб., 2004. — 92 с. — (Боевые корабли мира).
- Gröner, Erich. Die deutschen Kriegsschiffe 1815-1945 Band 1: Panzerschiffe, Linienschiffe, Schlachschiffe, Flugzeugträger, Kreuzer, Kanonenboote. — Bernard & Graefe Verlag, 1982. — 180 p. — ISBN 978-3763748006.
Ссылки
- [www.battleships.spb.ru/1093/fridrih-III.html Броненосцы типа «Кайзер Фридрих III»]
- [germanfleet.narod.ru/html/kayzerfridrihbook3.htm Эскадренные броненосцы «Кайзер Фридрих III»]
|
|
Отрывок, характеризующий Броненосцы типа «Кайзер Фридрих III»
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.