Броненосцы типа «Коннектикут»
Броненосцы типа «Коннектикут» (англ. Connecticut-class battleships) — последние эскадренные броненосцы 1-го ранга, построенные для американского флота. Шесть кораблей этой серии были заложены в 1903—1905 году и пополнили ВМФ США в 1906—1908 годах. Имели усиленный в сравнении с прежними кораблями вспомогательный калибр. Активно эксплуатировались в колониальных конфликтах США в Карибском Море. Во время Первой Мировой служили в основном на вспомогательных ролях: после войны оставались на активной службе, но в 1922 году, в соответствии с условиями Вашингтонского Договора были выведены из состава флота и разобраны на металл.
Содержание
История
В марте 1901 года, когда проектирование броненосцев типа «Вирджиния» только завершилось, секретарь по военно-морским делам, Джон Дэвис Лонг, запросил Отдел Кораблестроения и Бюро Строительства и Ремонта о перспективном дизайне для будущих кораблей. Новый броненосец должен был предвосхищать перспективные тенденции в военном кораблестроении и соответствовать развитию военно-морской теории в ближайшем будущем — особенно тенденции на увеличение значения промежуточной артиллерии.
Обе организации выполнили запрос, подготовив два концептуально различных дизайна. Отдел Кораблестроения спроектировал эскадренный броненосец водоизмещением в 15810 тонн, на котором стандартные для американского флота 152-миллиметровые скорострельные и 203-миллиметровые «промежуточные» орудия предполагалось заменить единообразной батареей из двадцати четырёх новых 178-миллиметровых 45-калиберных орудий. По мнению инженеров, такие орудия соответствовали максимальному калибру, с которым ещё можно было управляться вручную, и обеспечивали бы больший вес снаряда чем у 152-миллиметровых и большую скорострельность чем у 203-миллиметровых. Помимо тяжелых и промежуточных орудий, корабль также должен был нести двадцать четыре противоминные 75-мм пушки.
Бюро Строительства и Ремонта подготовило более «традиционный» проект. Он представлял собой улучшенную «Вирджинию», на которой число 203-миллиметровых орудий довели до шестнадцати. Двенадцать «промежуточных» орудий стояли в шести башнях (две из них были двухъярусными башнями главного калибра, а остальные четыре располагались побортно) и дополнялись четырьмя 203-миллиметровыми орудиями в казематах: впрочем, от последних отказались, так как броненосец превышал максимально разрешенное водоизмещение. Также корабль должен был нести двенадцать 152-миллиметровых орудий, и всего восемь 76-миллиметровых противоминных пушек — функции борьбы с миноносцами возлагались на 152-миллиметровые орудия. Водоизмещение броненосца составляло 16610 тонн, что и стало одной из причин отказа от этого проекта. Среди других называли ослабление противоминной артиллерии, считавшееся недопустимым.
В результате, проект Отдела Кораблестроения был одобрен — но дебаты на этом не прекратились. Пересмотрев свои прежние взгляды, инженеры Отдела Кораблестроения в ноябре 1901 настояли на включении в состав вооружения 203-миллиметровых пушек — так как оказалось, что 178-миллиметровые орудия не способны эффективно пробивать тонкую броню. Бронирование же самих кораблей потребовалось перепроектировать, чтобы соответствовать усилению морской артиллерии. Два первых корабля были заложены по финансовой программе 1902 года, ещё три — по программе 1903, и последний, шестой (внеплановый линкор «Нью-Хэмпшир»), был заложен по дополнительной программе в 1905 году.
Конструкция
Конструктивно, броненосцы типа «Коннектикут» развивали элементы, сформированные ранее в проекте «Вирджиния»[1] Они имели гладкопалубный корпус с высокими бортами, высоко расположенные башни главного и вспомогательного калибра. Их полное водоизмещение составляло 16300 тонн при длине 139,09 метров, ширине 23,42 метра и осадке — 7,47 метров. Экипаж их составлял 827 человек[2].
Так как корабли с самого начала рассматривались как «представительные» единицы, долженствующие демонстрировать мощь американского флота всему миру, на них было много декоративных элементов: плавные закругления крыльев мостика, широкие носовые эмблемы, многочисленные вертикальные колонны в надстройках.
Вооружение
На этих кораблях впервые в американском флоте были установлены новые 305-миллиметровые орудия с длиной ствола в 45 калибров. Эта артиллерия стала основой тяжелого вооружения всех последних броненосцев США и всех первых поколений американских дредноутов. Очень удачные по конструкции, длинноствольные пушки имели высокую скорострельность — до 2-3 выстрелов в минуту — и могли послать 394-килограммовый снаряд на 18290 метров с начальной скоростью более 823 метров в секунду. На дистанции в 11000 метров, бронебойный снаряд пробивал 274 миллиметра гарвеированной стальной брони. Боезапас составлял 60 снарядов на ствол при расчетной живучести ствола в 175 выстрелов[3].
Промежуточная артиллерия состояла из восьми 45-калиберных 203-миллиметровых орудий Mark-6. Число орудий по сравнению с «Вирджинией» не изменилось, но расположение было существенно изменено: теперь все орудия промежуточного калибра располагались в четырёх двухорудийных башнях по углам надстройки. Такое расположение, хотя и было менее эффективным чем на «Вирджинии» в плане секторов обстрела[4], все же считалось более надежным в эксплуатации.
Кардинально изменилась скорострельная артиллерия. На смену прежним орудиям пришли новые 178-миллиметровые 45-калиберные орудия[5]. Эти пушки — считавшиеся наибольшим калибром, с которым ещё можно было управляться вручную — имели эффективную скорострельность в 4 выстрела в минуту и стреляли 74,9-килограммовым снарядом на максимальную дистанцию в 15900 м. На расстоянии в 8000 метров снаряд мог пробить 109 миллиметров брони.
Теоретически, замена старых 152-миллиметровых орудий на новые 178-миллиметровые существенно увеличила боевую мощь кораблей — 178-мм пушки обладали гораздо большей бронепробиваемостью и могли эффективно поражать тонкие верхние пояса и оконечности броненосцев противника. В условиях наметившейся в конце 19 века тенденции к увеличению площади, защищенной броней, подобная замена имела смысл. Но на практике, выяснилось что в бою отличить всплески от попаданий 178-миллиметровых и 203-миллиметровых снарядов просто невозможно. Управление огнём на больших дистанциях превратилось в настоящую проблему, так как наблюдатели не могли понять, выстрелы какого именно калибра они отслеживают. К тому же моряки жаловались, что необходимость ворочать вручную тяжелые 74,9-килограммовые снаряды чрезвычайно утомляет расчеты и в бою орудия не смогут из-за этого поддерживать высокую скорострельность.
Противоминное вооружение состояло из двадцати 76-миллиметровых орудий, из которых восемь стояли в надстройке, ещё восемь — на крыше носового и кормового мостика и четыре — в отдельных казематах в носовой и кормовой оконечности «Коннектикута». Скорее по привычке чем из-за реальной необходимости, броненосцы несли две 1-фунтовые легкие пушки. Торпедное вооружение состояло из четырёх подводных 533-миллиметровых аппаратов.
Бронирование
Бронирование кораблей развивало схему «Вирджинии». Главный пояс из цементированной крупповской брони тянулся от штевня до штевня, имея постоянную высоту на всей протяженности. Его толщина в цитадели между башнями главного калибра составляла 11" (279мм), около башен главного калибра толщина пояса уменьшалась до 9" (229мм), далее в оконечности толщина пояса постепенно уменьшалась до 7" (178мм), 5" (127мм) и наконец в самых оконечностях до 4" (102мм). На четырех последних кораблях толщина пояса между башен была уменьшена с 11" до 9".
На верхнюю кромку главного опирался верхний пояс, прикрывавший пространство между башнями до главной палубы. Его толщина составляла 7" (178мм). Башни орудий главного калибра имели 11" (280мм) лобовую броню, 9" (229мм) боковые стенки и 2,5" (64мм) крыши, барбеты башен прикрывались 10" (254мм) броней, которая в нижней части уменьшалась до 6" (152мм). Башни 203-миллиметровых орудий имели 6,5" (165мм) лобовую броню, 6" (152мм) боковые стенки и 2" (51мм) крыши, барбеты башен прикрывались 6" (152мм) броней выше борта, которая уменьшалась до 4" (152мм) ниже борта. Казематы 7" пушек имели 7" (178мм) передние стенки, ниже уровня портов их толщина уменьшалась до 6", на четырех последних броненосцах толщина ниже орудийных портов оставалась 7". 7" орудия были отделены друг от друга поперечными бронепереборками толщиной 1,5-2,5" (37-64мм). Легкое бронирование толщиной в 2" (50мм) имели расположенные на главной палубе 76-миллиметровые орудия.
Горизонтальная защита обеспечивалась выпуклой броневой палубой. Её центральная часть в цитадели проходила на уровне верхней кромки главного пояса, в оконечностях и у бортов опускаясь под воду до нижней кромки главного пояса. Скосы усиливали вертикальное бронирование: толщина горизонтальной части палубы составляла 1,5" (37мм) в средней части, где она была прикрыта казематами и 3" (76мм) в оконечностях, толщина скосов - 3" (76мм).
Боевая рубка имела 9" (229мм) стенки и 2" (51мм) крышу.
Силовая установка
Корабли были оснащены двумя паровыми машинами тройного расширения. Двенадцать водотрубных котлов Бэбкока-Уилкокса обеспечивали давление пара до 250 psi и мощность в 18500 л.с. Скорость составляла 18 узлов: запаса угля хватало на 10654 км экономического 10-узлового хода.
Служба
Оценка проекта
Броненосцы типа «Коннектикут» по достоинству считались одними из сильнейших додредноутов. Равные по размерам лучшим европейским образцам, они были прекрасно вооружены и защищены, и по силе артиллерии даже превосходили многие аналоги. Они также отличались отличной мореходностью (что доказала циркумнавигация в 1906—1908) и хорошими скоростными качествами.
Одним из недостатком этих кораблей была не слишком продуманная система двух близких калибров — 178-мм и 203-мм. В бою на дальней дистанции, корректировка огня превращалась в почти нерешаемую проблему. Кроме того, 178-миллиметровые снаряды были попросту слишком тяжелы, чтобы управляться с ними вручную, и надежды на высокую скорострельность этих орудий не могли оправдаться из-за быстрого утомления расчетов.
Но главный минус «Коннектикута», как и всех остальных представителей последнего поколения додредноутов, заключался в том, что сама концепция линкора с «промежуточной» артиллерией оказалась порочной. Выяснилось, что при увеличившейся дальности морского боя отличить всплески от падения 305-мм и 203-мм снарядов не так-то просто, а без этого невозможно было корректировать огонь. Приходилось по очереди вести стрельбу из орудий только одного калибра, а это сводило на нет все преимущества от теоретически выросшего веса залпа. Ну, а 178-мм пушки выглядели вообще бессмысленно — в бою на больших дистанция они были просто бесполезными и их выстрелы лишь мешали наводчикам башенных орудий. Все эти проблемы были эффективно решены с появлением «Дредноута» — корабль, вооруженный только тяжелой артиллерией. С его появлением броненосцы всех поколений, в том числе и новейшие, с «промежуточными» пушками, мгновенно устарели морально.
В целом, с вступлением в строй пяти броненосцев класса «Вирджиния» и шести броненосцев класса «Коннектикут», американский флот наконец-то получил столь необходимые ему многочисленные и однородные эскадренные броненосные силы, способные совершать длительные переходы в открытом море и противостоять флотам европейских сильнейших держав. В 1908 году, американский флот насчитывал четырнадцать полностью современных эскадренных броненосцев[6] и уверенно занимал третье место в мире, уступая теперь лишь британскому и немецкому.
Напишите отзыв о статье "Броненосцы типа «Коннектикут»"
Ссылки
- ↑ За исключением отказа от двухъярусных башен главного калибра.
- ↑ Во время похода «Большого Белого Флота» в штате экипажа «Коннектикута» официально числился корабельный талисман — кенгуру, взятый на борт в Сиднее.
- ↑ Число выстрелов до того, как выгорание ствола начнет ощутимо сказываться на баллистике.
- ↑ На «Вирджинии» на каждый борт могли быть наведены шесть 203-мм орудий, равно как и на нос и на корму. «Коннектикут» не мог навести в какую-либо точку горизонта более четырёх 203-мм орудий.
- ↑ Часть орудий была 44-калиберной.
- ↑ Включая тип «Мэн»
- [www.history.navy.mil/photos/usnshtp/bb/bb18cl.htm Connecticut Class (Battleship #s 18–22 & 25), Fiscal Years 1903 (#s 18 & 19), 1904 (#s 20–22) and 1905 (# 25)]. Naval Historical Center. US Navy Department. Проверено 3 октября 2011.
- Conway's All the World's Fighting Ships, 1860–1905. — London: Conway Maritime Press, 1979. — ISBN 0-85177-133-5.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Броненосцы типа «Коннектикут»
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.
Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
