Бронетехника в гражданской войне в Испании

В ходе Гражданской войны в Испании бронетехника активно применялась обеими сторонами конфликта. В общей сложности в ходе войны обе стороны использовали несколько сотен лёгких танков, танкеток и различных бронеавтомобилей. Абсолютное большинство танков и танкеток было поставлено в Испанию другими странами, в основном СССР, Германией и Италией; попытки наладить производство танков в Испании практических результатов не принесли. Бронеавтомобили частично поставлялись СССР, частично производились в Испании, где имело место как изготовление единичных экземпляров или малых партий импровизированных бронеавтомобилей на доступных шасси, так и более организованное производство стандартизированных моделей бронеавтомобилей.

Бронетехника применялась на всём протяжении конфликта и, несмотря на рассредоточенность по малым подразделениям и вытекающие из этого ограничения в тактике боевого применения, бронетехника, а прежде всего танки, играла важную роль в боях испанской гражданской войны, а в некоторых сражениях её применение становилось решающим.

Гражданская война в Испании стала первым со времён Первой мировой войны конфликтом, в котором бронетехника в значимых количествах применялась обеими сторонами. Проверка на практике существовавших концепций конструкции и боевого применения танков оказала влияние на мировое танкостроение, в первую очередь в СССР и США, приведя, прежде всего, к признанию бесперспективности танков с чисто пулемётным вооружением и усилению бронирования танков, с переходом к противоснарядному бронированию.

Применявшиеся образцы бронетехники

Танки

Panzerkampfwagen I (Pz.KpfW.I) — германский лёгкий танк, разработанный в 1930—1933 годах, первый серийный танк Германии после окончания Первой мировой войны. По своему противопульному бронированию и чисто пулемётному вооружению, хотя и размещённому во вращающейся башне, Pz.KpfW.I был близок к танкеткам, в то же время по своему назначению относясь к лёгким танкам и обладая некоторыми прогрессивными особенностями, такими как полная радиофикация всех машин.

Первая партия Pz.Kpfw.I Ausf.A прибыла в Испанию в составе танковой группы «Дроне» легиона «Кондор» в октябре 1936 года; в большинстве источников, в том числе в отчётах группы, фигурирует число в 32 поставленных танка, но в отдельных источниках встречаются числа и до 41 машины. Помимо них, в состав группы входило также некоторое количество командирских машин Kl.Pz.Bf.Wg. на базе Pz.KpfW.I. В декабре того же года в Испанию была доставлена первая партия из 19 Pz.KpfW.I Ausf.B. Поставки танков Pz.KpfW.I продолжались до 1939 года, всего в Испанию было доставлено 102 Pz.Kpfw.I, из которых примерно половина относилась к модификации Ausf.B.

Танкетки

C.V.3 — итальянская танкетка, разработанная фирмами FIAT и «Ансальдо» в начале 1930-х годов на основе конструкции британской танкетки «Карден-Лойд» Mk.VI. По сравнению с британским вариантом, C.V.3 имела бо́льшие размеры и массу, усиленное, хотя всё ещё противопульное, бронирование и более совершенную установку вооружения, в варианте 3/35 доведённого до двух 8-мм пулемётов. В итальянской армии классифицировалась как лёгкий танк, под обозначением L3. В начале 1930-х годов военные сочли привлекательными сравнительно низкую цену и простоту производства основанных на автомобильных агрегатах танкеток, и уже к июню 1936 года было произведено около 1100 танкеток этого типа, составивших основу танкового парка итальянской армии. Однако уже в ходе Второй итало-эфиопской войны выявилось серьёзное снижение реальной боевой эффективности танкеток из-за ограниченных углов наведения установленного в корпусе вооружения, а Гражданская война в Испании показала их высокую уязвимость к огню противника, что усугублялось слабостью чисто пулемётного вооружения, плохим обзором из-под брони и отсутствием на линейных машинах радиостанции.

В Испанию в составе отправлялись только танкетки модификации C.V.3/35, в линейном и огнемётном вариантах. Первые 5 линейных танкеток прибыли в Испанию 16 августа 1936 года и использовались только для подготовки испанских экипажей, вторая партия из 7 линейных и 3 огнемётных танкеток прибыла 29 сентября. В дальнейшем поставки танкеток партиями схожего размера осуществлялись вплоть до декабря 1938 года, когда в Испанию прибыла последняя партия из 32 танкеток, всего за эти годы было доставлено 149 единиц C.V.3/35. Всего в боевых действиях в Испании было потеряно 56 танкеток этого типа.

Бронеавтомобили

Влияние опыта Гражданской войны в Испании на мировое танкостроение

США

В США на основе, полученной через военных атташе в Испании информации, были сделаны всё те же два основных вывода: о полном превосходстве в бою Т-26 с пушечным вооружением над танками с пулемётным вооружением, а также о высокой уязвимости лёгких танков к огню противотанковых орудий. На основе анализа опыта этой войны подполковником Г. М. Барнсом 15 апреля 1938 года был сделан доклад «Программа развития танков для Армии США» (англ. Tank Development Program for the U. S. Army), в котором делался вывод о несоответствии вооружения и защиты существующих лёгких танков США требованиям современной войны. В частности, оценивалось, что 16-мм лобовая броня этих танков может быть пробита противотанковыми орудиями на любых реальных дистанциях боя, а 12,7-мм пулемётом — с дистанции до 640 метров и уже в ближайшем будущем разработки в области вооружений могут увеличить эту дистанцию до 914 метров, а в качестве вооружения танков рекомендовалась 37-мм противотанковая пушка вместо применяемых 12,7-мм пулемётов M2. Доклад затронул лишь лёгкие танки, нет сведений о том, что опыт испанской войны повлиял на разработку средних танков, в то время осуществлявшуюся в виде программы T5.

Из-за ограниченного объёма финансирования, выделявшегося на танкостроение в тот период, немедленно осуществить планировавшуюся модернизацию не удалось. Чтобы уложиться в рамки бюджета, предлагался даже отход от традиционной компоновки и переход к упрощённому лёгкому танку, в котором 38-мм лобовое бронирование и вооружение 37-мм пушкой при массе в 7 тонн достигались за счёт отказа от башни, сокращения экипажа до двух человек и размещения орудия в корпусе. В качестве временного решения, лобовая броня танка M2 была усилена до 22 мм в модификации M2A3, что обеспечило лучшую защиту от лёгкого стрелкового оружия, такого как крупнокалиберные пулемёты и противотанковые ружья, и хотя бы некоторое снижение эффективной дальности противотанковых орудий. В той или иной степени новые требования были осуществлены лишь к 1940 году, когда началось серийное производство модификации M2A4, получившей как круговое 25-мм бронирование, так и 37-мм пушку M5 в двухместной башне. Опыт Гражданской войны в Испании также поставил в США, как и в других странах, вопрос о само́й возможности выполнения лёгкими танками в изменившихся условиях роли основной бронетанковой силы армии, но финансовые ограничения не позволяли в то время не только осуществить их замену средними танками, но и даже развернуть массовое производство последних.

---

Литература

• В. Шпаковский, С. Шпаковская. Бронетехника Гражданской войны в Испании 1936—1939 гг. — Санкт-Петербург: Полигон, 1999. — 48 с. — (Солдатъ). — 5000 экз. — ISBN 5-89173-054-5.
• М. Коломиец, И. Мощанский. Танки Испанской Республики // Танкомастер. — Москва: Техника — молодёжи, 1998. — № 2—3. — С. 2—9.
• М. Коломиец. Испанские «бронтозавры» // Танкомастер. — Москва: Техника — молодёжи, 1998. — № 2—3. — С. 12—17.
• В. Шпаковский. Окраска испанских танков // Танкомастер. — Москва: Техника — молодёжи, 1998. — № 2—3. — С. 36—37.
• F. C. Albert. Carros de Combate y Vehiculos Blindados de la Guerra 1936—1939. — Barcelona: Borras Ediciones, 1980. — 122 p. — ISBN 8-47413-153-7.

---

• М. Свирин, А. Исаев, И. Кошкин, Е. Дриг, В. Гончаров, А. Мастерков. Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг. — Москва: Эксмо, 2007. — 448 с. — (Военно-исторический форум). — 5000 экз. — ISBN 978-5-699-20460-1.

Бронетехника в Гражданской войне в Испании (1936—1939)  

</td> </tr>

 Курсивом выделены опытные и единичные образцы; Следует иметь в виду, что обе противоборствующие армии широко использовали трофейную технику.

Отрывок, характеризующий Бронетехника в гражданской войне в Испании

«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.