Бронстон, Сэмюэл

Сэмюэл Бронстон
Samuel Bronston
Дата рождения:	26 марта 1908(1908-03-26)
Место рождения:	Кишинёв, Бессарабская губерния
Дата смерти:	12 января 1994(1994-01-12) (85 лет)
Место смерти:	Сакраменто, Калифорния, США
Профессия:	кинопродюсер
Карьера:	1943—1984

Сэмюэл Бронстон (рожд. Шмил (Самуил) Бронштейн, англ. Samuel Bronston; 26 марта 1908, Кишинёв, Бессарабская губерния — 12 января 1994, Сакраменто, Калифорния, похоронен в Лас-Росас-де-Мадрид) — американский кинопродюсер.

Биография

Сэмюэл Бронстон (Самуил Бронштейн) родился в 1908 году в Кишинёве в многодетной еврейской семье. В 1918 году вся семья (родители и 9 детей) покинула ставшую румынской Бессарабию и поселилась в Париже. Работал часовщиком в Марселе. Высшее образование получил в Сорбонне, после чего занялся прокатом кинофильмов и вскоре стал представителем американской фирмы Metro-Goldwyn-Mayer во Франции. В 1933 году поселился в Лондоне, а в 1937 году переехал в США, где работал исполнительным продюсером в Columbia Pictures и уже в 1943 году основал в Лос-Анджелесе собственную независимую компанию Samuel Bronston Productions (Сэмюэл Бронстон Продакшнз), просуществовавшую до 1964 года.

Первым самостоятельным проектом Сэмюэла Бронстона стала биографическая картина «История Джека Лондона» (The Story of Jack London, 1943), задуманная им при поддержке вдовы Джека Лондона Чармиэн Киттредж (Charmian Kittredge). Среди других ранних картин Бронстона — коммерчески успешные «И никого не стало» (And Then There Were None, 1945) по роману Агаты Кристи «Десять негритят» и «Прогулка под солнцем» (A Walk in the Sun, 1945) с режиссёром Льюисом Майлстоуном.

В последующие годы Бронстон стал продюсером таких эпических лент как «Джон Пол Джонс» (John Paul Jones, 1959), «Царь царей» (1961), «Эль Сид» (1961), «55 дней в Пекине» (55 Days at Peking, 1963), «Падение Римской империи» (1964), «Мир цирка» (Circus World, 1964). Все фильмы снимались в выстроенных Бронстоном огромных испанских студиях компании в Лас-Росас-де-Мадрид, что было новаторской для американского кинематографа концепцией. Большинство картин снималось постоянной съёмочной группой (режиссёр Энтони Манн; сценаристы Филип Йордан, Philip Yordan и Джесси Лаский младший, Jesse L. Lasky, Jr.; композитор Миклош Рожа, оператор Роберт Краскер, Robert Krasker, актёры Софи Лорен и Чарлтон Хестон). С 1958 года жил главным образом в Испании и был официальным фотографом Ватикана. Сыграл важную роль в превращении Испании в один из центров европейского кинематографа. Снял несколько документальных лент.

После банкротства компании в 1964 году Бронстон перешёл на более коммерческую продукцию, сняв три фильма в Аргентине, Испании и Франции — «Дикие пампасы» (1966), «Доктор Коппелиус» (1966) и «Форт Саган» (с Жераром Депардье и Катрин Денёв, 1984). Из-за огромного долга и длительной судебной тяжбы восстановить кинематографическую карьеру ему уже не удалось.

В 1962 году Сэмюэл Бронстон была награждён кинопремией «Золотой глобус» за фильм «Эль Сид».

Дочь — испанская певица и актриса Андреа Бронстон.

Фильмография

• 1942 — Приключения Мартина Идена (The Adventures of Martin Eden, в повторном прокате — High Seas)
• 1943 — Джек Лондон (Jack London)
• 1943 — Город без людей (City Without Men, в повторном прокате — Prison Farm) с Линдой Дарнелл в главной роли
• 1945 — И тогда не осталось никого (And Then There Were None)
• 1945 — Прогулка на солнце (A Walk in the Sun, в повторном прокате — Salerno Beachhead, совместно с Льюисом Майлстоуном)
• 1959 — Джон Пол Джонс
• 1961 — Царь царей
• 1961 — Эль Сид
• 1963 — 55 дней в Пекине
• 1964 — Падение Римской империи
• 1964 — Мир цирка (Circus World)
• 1966 — Дикие пампасы (Savage Pampas, или O Selvagem dos Pampas)
• 1966 — Доктор Коппелиус (Doctor Coppelius, или El Fantástico mundo del doctor Coppelius)
• 1977 — Бригэм (Brigham)
• 1984 — Форт Саган

Литература

• Mel Martin, The Magnificent Showman: The Epic Films of Samuel Bronston. Bear Manor Media (США), 2007.

Ссылки

• [samuelbronston.com/ Сайт посвящённый Сэмюэлу Бронстону]

Отрывок, характеризующий Бронстон, Сэмюэл

Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.