Брук, Алан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Брук, Алан Фрэнсис»)
Перейти к: навигация, поиск
Алан Фрэнсис Брук
англ. Alan Francis Brooke
Дата рождения

23 июля 1883(1883-07-23)

Место рождения

Баньер-де-Бигор (департамент Верхние Пиренеи, Франция)

Дата смерти

17 июня 1963(1963-06-17) (79 лет)

Место смерти

графство Хэмпшир (Великобритания)

Принадлежность

Великобритания Великобритания

Род войск

Королевская артиллерия

Годы службы

1902—1946

Звание

фельдмаршал

Командовал

Имперский Генеральный штаб

Сражения/войны

Первая мировая война
Вторая мировая война

Награды и премии

Иностранные

В отставке

с 1946

А́лан Фрэ́нсис Брук, 1-й виконт Аланбрук (англ. Alan Francis Brooke, 1st Viscount Alanbrooke; 23 июля 1883 — 17 июня 1963) — выдающийся британский военачальник, фельдмаршал (1944), барон, виконт.





Начало службы

Из старинного ирландского рода, выходцы которого несколько столетий находились на военной службе. Баронет по отцу и матери. До 16 лет жил во Франции, там же получил образование. Затем приехал в Англию и окончил Королевскую военную академию в Вулвиче в 1902 году. С этого года служил в Королевском артиллерийском полку.

Первая мировая война

Всю Первую мировую войну провёл в составе Британских Экспедиционных Сил на Западном фронте во Франции. В январе 1915 года зачислен в штаб артиллерийской бригады, с апреля того же года адъютант командира бригады, с ноября того же года командовал 18-м артиллерийским дивизионом. С февраля 1917 года — помощник начальника штаба Канадского корпуса, с сентября 1918 года — старший артиллерийский офицер в штабе 1-й британской армии. За время войны получил известность в армии как талантливый артиллерийский офицер, умеющий хорошо планировать действия артиллерии и организовывать огневую поддержку пехотных частей в изменяющейся обстановке.

Между мировыми войнами

В 1920 году назначен помощником начальника штаба 50-й пехотной дивизии в метрополии. С апреля 1921 года — начальник штаба Сил обороны, но в июле вновь возвращён в 50-ю дивизию. С января 1923 года преподавал в штабном колледже в Кэмберли. С февраля 1929 года — начальник артиллерийской школы. С марта 1932 года преподавал в Имперском колледже обороны.

В апреле 1934 года назначен командиром 8-й пехотной бригады в метрополии. С ноября 1935 года — инспектор Королевской артиллерии. С августа 1936 года — директор боевой подготовки в Военном министерстве Великобритании. С ноября 1937 года командовал Мобильной дивизией. С июля 1938 года — командир корпуса противовоздушной обороны, а с марта 1939 года — главнокомандующий войсками противовоздушной обороны Великобритании[1]. В июле 1939 года назначен командующим войсками Южного командования.

Вторая мировая война

В начале 2-ю мировую войну назначен командиром 2-го английского армейского корпуса, высадившегося во Франции[1]. Участвовал во Французской кампании 1940 года. При эвакуации союзных войск из Дюнкерка проявил умение действовать самостоятельно, организовал устойчивую оборону силами своих частей и нанёс несколько контрударов, прикрывая беспорядочный отход других союзных частей. Был эвакуирован из Дюнкерка и срочно возвращён обратно во Францию, где принял командование над так называемыми Вторыми Британскими экспедиционными силами (английские войска, не попавшие в Дюнкерский котёл) и организовал их эвакуацию.

В июле 1940 года назначен командующим войсками метрополии, организовал широкомасштабные мероприятия на случай немецкого вторжения на острова, а также спешную реорганизацию британской армии. Высокая оценка Уинстоном Черчиллем действий Брука стала причиной его назначения в декабре 1941 года на высший пост начальника Имперского Генерального штаба. Занимал этот пост в течение всей войны, одновременно был с 1942 года председателем Объединённого англо-американского штаба. Участник практически всех конференций союзного командования и глав союзных держав в годы войны.

Планировал стратегические действия союзных войск. Полагал, что исход войны будет решен после вторжения союзных армий в Западную Европу и совместного наступления союзных и советских войск на Германию. Однако необходимым условием вторжения полагал очищение от немецко-итальянских войск Северной Африки и Средиземного моря. Это обеспечивало бы тыл армий на континенте и давало возможность нанести третий удар по Германии с южного направления. В целом такая стратегия была принята за основу союзниками, поэтому Брук считается на Западе одним из основных авторов стратегического разгрома Германии. Активно спорил с высшим американским командованием, у которого преобладала идея высадки в Западной Европе, не дожидаясь окончательного очищения Средиземноморья. По этой же причине в советских исторических трудах о войне считался сторонником задержки открытия «Второго фронта»[2].

На посту начальника Имперского Генерального штаба много спорил с Черчиллем, которого считал гениальным политиком и некомпетентным военным. Стремился ограничивать роль Черчилля в решении чисто военных вопросов, что ещё больше усиливало их споры. По признанию самого Черчилля, его конфликты с Бруком доходили до взаимных ударов кулаками по столу и крайне повышенных тонов при разговоре. Тем не менее, он не считал нужным заменить Брука на более удобного человека, поскольку признавал полезным иметь компетентного спорщика, чем некомпетентного соглашателя на высшем военном посту. Среди многих конфликтов этих руководителей можно отметить споры относительно действий британских войск на Тихом океане (Черчилль стремился наступать через Бирму для возврата её под британское управление, а Брук предлагал наносить главный удар из Австралии совместно с американцами для отсечения японских войск от Японии), по вопросу боевых действий против греческих освободительных сил в 1944 году (Брук был противником начала боевых действий в Греции, полагая что они отвлекут силы от второго фронта и оценивая коммунистическую угрозу в Греции как малореальную).

В 1942 году Брук отклонил предложение поста Главнокомандующего британскими войсками на Среднем Востоке, не видя достойной замене себе в Генеральном штабе. Зато он стремился занять пост Главнокомандующего объединёнными силами в Западной Европе в 1944 году, но на этот раз против выступил Черчилль. Тогда Брук рекомендовал на этот пост генерала Джорджа Маршалла, но решение было принято в пользу Дуайта Эйзенхауэра, что крайне раздражало Брука. 1 января 1944 произведен в фельдмаршалы, а после окончания Второй мировой войны в сентябре 1945 года получил титул барона Аланбрука Брукборосского.

После войны

В 1946 году получил титул виконта Аланбрук. В июле 1946 года вышел в отставку. Активно занимался бизнесом, был членом Советов директоров крупнейших компаний и корпораций, в том числе Англо-Иранской нефтяной компании, Центрального Британского банка, национальной дисконтной компании, с 1948 по 1959 годы — Компании Гудзонова залива. Также занимал десятки почетных должностей, например был Мастером (начальником) мемориального парка Святого Джеймса (мемориал Королевской Артиллерии, возглавлял в 1946—1956), констеблем Лондонского Тауэра (1950—1955), лордом-лейтенантом Большого Лондона (1950—1956), президентом ряда колледжей и университетов.

В 19571959 годах были опубликованы «Дневники Аланбрука», где подробно описана обстановка в Имперском Генеральном штабе в годы войны, общение с Черчиллем, переговоры, встречи с военными и политиками и т. д. Их публикация вызвала большой резонанс в Англии и вызвала ряд скандалов. Например, Черчилль был крайне недоволен своим образом в дневниках и его отношения с Бруком испортились. Весьма сильно Брук критиковал таких деятелей, как Эйзенхауэр, генерал Маршалл и фельдмаршал Александер, сдержанно отзывался о фельдмаршале Монтгомери. В положительную сторону выделял генерала Макартура и фельдмаршала Дилла. Высоко оценил Сталина как военно-политического руководителя (он встречался с ним на трёх конференциях), подчеркивая в то же время полную безжалостность последнего. В 2005 году вышло полное издание «Дневников Аланбрука» (в 50-е годы они подвергались цензурной правке).

Воинские звания

Награды

Британские награды

Иностранные награды

Напишите отзыв о статье "Брук, Алан"

Примечания

  1. 1 2 А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — С. 605. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>
  2. Ратанин А. Ю. [www.dissercat.com/content/problema-vtorogo-fronta-v-otechestvennoi-istoriografii Проблема второго фронта в отечественной историографии.] Кандидатская диссертация. Пенза, 2005.
  3. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Брук, Алан

– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]