Брунн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Брунн

Детали
Утверждён

01.08.1848

Использование

Линзенбарты

Брунн (польск. Brunn) — польский дворянский герб.



Описание

В красном поле три медвежьи головы с золотыми ошейниками, вправо, на серебряной перевязи от правого угла. В навершии шлема выходящий медведь вправо, с золотым ошейником.

Намет красный с серебряным подбоем. Герб Брунн Линзенбарта внесен в Часть 1 Гербовника дворянских родов Царства Польского, стр. 203.

Герб используют

Герб вместе с потомственным дворянством ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожалован Объездному инспектору Страхового Управления в Царстве Польском Александру Михайлову сыну Линзенбарту, ВЫСОЧАЙШЕЮ Грамотою ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и ЦАРЯ НИКОЛАЯ I, данною в 20 день июля (1 Августа) 1848 г., на основании статей: 2 пункта 2, 4 пункта 2 п 1 б пункта 4 Положения о Дворянстве 1836 года.

Напишите отзыв о статье "Брунн"

Литература

  • Juliusz Ostrowski, Księga herbowa rodów polskich. Warszawa 1897
  • Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=Brunn Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)


Отрывок, характеризующий Брунн

Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.