Брупбахер, Фриц

Фриц Брупбахер

Фриц Брупбахер (нем. Fritz Brupbacher; 30 июня 1874, Цюрих, — 1 января 1945, там же) — швейцарский врач, либертарный социалист и писатель.

Биография

Отец Брупбахера, оставшись сиротой, в итоге смог вырваться из бедности и владел отелем на цюрихской улице Банхофштрассе. Мать же, напротив, принадлежала к кругу буржуазии, где были до сих пор живы идеи интеллектуального либерализма 30-х годов. В гимназии Фриц приобрел свободолюбивое мировоззрение, красной нитью прошедшее через его жизнь. Побывав на выступлении Огюста Фореля, он вместе с Максом Хубером создал гимназическое общество трезвости «Прогресс».

С 1893 года изучал медицину в Женеве и Цюрихе. В 1896 году стал президентом цюрихской секции швейцарского академического общества трезвости, которое послужило ему местом для литературных и социально-этических дискуссий. С докладом «Наши коллеги» о предоставлении обучающимся женщинам пассивного избирательного права он выступил в Цюрихском университете. В 1897 году он встретил русскую студентку, уроженку Самары Лидию Петровну Кочеткову, увлеченную идеями социализма. В 1898 году Брупбахер сдал государственный экзамен и под влиянием Огюста Фореля, возглавлявшего психиатрическую клинику «Бургхёльцли», занялся психиатрией. В следующем году для продолжения обучения он устроился в известную парижскую больницу Сальпетриер. Во время своего пребывания в Париже он познакомился с немецкими писателями Оскаром Паниццей и Франком Ведекиндом.

Помимо врачебной деятельности, Брупбахер посвятил себя пропаганде демократического социализма среди рабочего класса. Он основал читательский кружок «Schwänli», делал доклады и в 1899—1900 годах выпускал агитационный журнал Junge Schweiz. В 1900—1904 годах Брупбахер как представитель Социал-демократической партии Швейцарии заседал в Большом городском совете Цюриха.

В 1901 году Брупбахер открыл врачебную практику в цюрихском рабочем квартале Ауссерзиль (по адресу Казерненштрассе, 17). В том же году он женился на Лидии Петровне, которая после окончания обучения решила работать врачом в России. В связи с этим большую часть супружеской жизни они жили раздельно.

Нужда, которую увидел Брупбахер, занимаясь лечением рабочих, по его мнению, являлась результатом алкоголизма и многодетности. Он выпустил брошюру «Большое число детей: придет ли конец?», где выступил за контроль над рождаемостью, чтобы улучшить положение работниц. Эта работа вызвала большой резонанс среди немецкоговорящего рабочего движения и за 20 лет разошлась тиражом в 500 тысяч экземпляров.

В 1905 году Брупбахер вместе с женой посетил на острове Джерси Петра Кропоткина, чья книга «Взаимопомощь как фактор эволюции» очень впечатлила Брупбахера. Там же он познакомился со швейцарским анархистом и писателем Джеймсом Гийомом, а также проникся идеями французского революционного синдикализма. В том же году он основал Антимилитаристскую лигу Цюриха.

Вместе со своим другом Максом Тоблером Брупбахер в 1906—1908 годах был ответственным редактором ежемесячника Polis. Кроме того, он писал статьи для Volksrecht, Vorposten, Freie Jugend, Der Revoluzzer, Der Kämpfer, La Vie Ouvrière и других французских синдикалистских газет.

В 1907 году у него остановилась Вера Фигнер, выехавшая на лечение в Европу после многолетнего пребывания в царских тюрьмах.

В 1908—1911 годах обучал рабочих на курсах лекторов.

В 1910 и 1911 году ездил в Россию, чтобы навестить болеющую сыпным тифом жену, сосланную в Пинегу как активный член партии эсеров.

В 1914 году в связи с симпатиями Брупбахера к анархизму был поставлен вопрос о его исключении из Социал-демократической партии, но благодаря активной поддержке своих друзей Брупбахер остался в её рядах.

С началом Первой мировой войны у Брупбахера обострились отношения с женой, люто возненавидевшей все немецкое. В конце концов в 1916 году их брак был расторгнут. В том же году он женился на уроженке Ревеля Хельми Кёрв, но и этот брак в итоге закончился разводом.

В 1921 году Брупбахер перешел из Социал-демократической партии в только что созданную Коммунистическую партию Швейцарии; возглавлял парторганизацию в Цюрихе. В том же году вместе с Вилли Мюнценбергом он сопровождал транспорт Международного фонда помощи рабочим с продуктами, предназначенными для голодающих областей РСФСР.

В 1922 году Брупбахер встретил врача Паулетту Гутцайт-Райгродски, уроженку Пинска, в 1924 году ставшую его третьей женой. В течение двадцати лет они имели в Ауссерзиле совместную врачебную практику и активно занимались половым просвещением.

В 1932 году Брупбахер раскритиковал Сталина за его борьбу против Троцкого и был исключен из Коммунистической партии за «абсолютно антимарксистскую анархистскую позицию». В 1933 году книга Брупбахера «Маркс и Бакунин» (Marx und Bakunin) оказалась среди книг, сожжённых нацистами.

Борьба Брупбахера за легализацию абортов стала продолжением его давних усилий по контролю за рождаемостью. В 1943 году он выпустил книгу «Душевная гигиена для здоровых язычников» (нем. Seelenhygiene für gesunde Heiden) — вызов тоталитарным силам. Наряду с этим он стремился помогать защите демократических идей, а также подпитывать традиции духовной свободы и независимости Швейцарии. Его последняя книга «Смысл жизни» (нем. Der Sinn des Lebens) была его завещанием «после банкротства социализма», итогом его собственных трудов «для простых людей, которые хотят думать самостоятельно, принять наше наследство, преумножить его и научиться тому, чему научились мы».

Похоронен вместе с Паулеттой Брупбахер на кладбище Хёнггерберг.

В 2009 году в честь Фрица и Паулетты Брупбахер была названа площадь в 3-м районе Цюриха, где ранее находился рабочий квартал Ауссерзиль (нем. Brupbacherplatz).

В 2011 году в интернет-журнале «Сноб» вышла повесть Михаила Шишкина «Кампанила Святого Марка», посвященная истории любви Фрица Брупбахера и Лидии Кочетковой.

Отзывы

Вера Фигнер

Брупбахер был оригинальный человек, вечно сыпавший парадоксами, женатый на русской, Л. П. Кочетковой, которая была его товарищем по медицинскому факультету. Благодаря её революционному влиянию, он понимал русское революционное движение и сочувствовал ему; он изучил русский язык, чтоб читать русские книги и познакомиться с нашей литературой. А когда Лидия Петровна, работавшая в России, попала в административную ссылку — в Мезень, он отправился на некоторое время к ней. В России, могучей и убогой, все, даже и её непорядки, в противоположность размеренности западноевропейского благоустройства, чрезвычайно понравилось ему. Со смехом рассказывал он, как ставил в Мезени самовары и ходил за провизией; как на пути пароходы приходили вместо 4 часов в 7; на пристанях стояли, сколько хотели, и уходили совсем не по расписанию. Но главное, что его прельщало, это — русская душа. Быть может, не без пропаганды Лидии Петровны, горячей защитницы крестьянской общины, или из отвращения к западноевропейскому буржуазному строю и обществу, он говорил: «Частная собственность не вытравила сердца русского народа».
Я познакомилась и подружилась с ним и его женой ещё в 1907 г. в санатории «Марбах» на Боденском озере, и ценила не только как революционного деятеля и прекрасного оратора, но и как доброго, отзывчивого человека. Когда в этот приезд, бывало, мы шли по улицам рабочего квартала, к нам то и дело подходили мужчины, женщины и дети, чтобы пожать ему руку, — это были его пациенты из рабочих семей, не хотевшие пропустить своего доктора без приветствия.

Лев Троцкий

О докладе Радека, как и вообще о цюрихском социалистическом перекрестке в начале войны, рассказывает швейцарский писатель Брупбахер в своих небезынтересных воспоминаниях. Любопытно, что Брупбахер называет мои тогдашние взгляды… пацифистскими. Что он понимает под этим, понять невозможно. Собственное своё развитие с того времени он в заглавии одной из своих книжек характеризует так: «От мещанина к большевику». Я получил достаточно ясное представление о тогдашних взглядах Брупбахера, чтоб полностью присоединиться к первой половине этого заглавия. Что касается второй половины, то я не беру на себя за неё никакой ответственности.

Сочинения

• Kindersegen — und kein Ende? Ein Wort an denkende Arbeiter. — München: Birk, 1903.
• Die Psychologie des Dekadenten. — Zürich: Thurow, 1904. — 93 S.
• [quod.lib.umich.edu/cgi/t/text/text-idx?c=labadie;cc=labadie;view=toc;idno=2917094.0001.001 Marx und Bakunin: ein Beitrag zur Geschichte der Internationalen Arbeiterassoziation] — München: Birk, 1913 (переиздана в 2013 году; ISBN 978-3-922226-25-3).
• Um die Moral herum. — Hamburg: Verlag Carl Hoym Nachf., 1922. — 183 S.
• Vom Kleinbürger zum Bolschewik. — Berlin: Firn-Verlag, 1923. — 198 S.
• Wann ist eine ärztliche Abtreibung rechtswidrig? — Zürich: Bopp, 1924. — 96 S.
• Wo ist der Sitz der Seele? — Berlin: Neuer Deutscher Verlag, 1925. — 46 S.
• Michael Bakunin, der Satan der Revolte. — Zürich: Neuer Deutscher Verlag, 1929 (переиздана в 1979 году; ISBN 3-922226-00-0).
• Liebe, Geschlechtsbeziehungen und Geschlechtspolitik. — Berlin: Neuer Deutscher Verlag, 1930. — 52 S.
• 60 Jahre Ketzer. Selbstbiographie von Fritz Brupbacher. — Zürich-Leimbach: Verlag B. Ruppli, 1935 (переиздана в 1981 году под названием «Ich log so wenig als möglich»; ISBN 3-85791-032-1).
• Seelenhygiene für gesunde Heiden. — Zürich/New York: Oprecht, 1943. — 215 S.
• Der Sinn des Lebens. — Zürich: Verlag Oprecht, 1946. — 218 S.
• Hingabe an die Wahrheit. Texte zur polit. Soziologie, Individualpsychologie, Anarchismus, Spießertum und Proletariat. — Westberlin: Kramer, 1979. — ISBN 3-87956-101-X.

Литература

• Haasis, Hellmut G. «Mein Negerdorf Zürich». Der Armenarzt Fritz Brupbacher als Antipode des bürgerlich-proletarischen Spießertums. — Soirée für den Süddeutschen Rundfunk S 2. Ursendung: 8. November 1997 / Manuskript [Stuttgart 1997] 37 S. (Württembergische Landesbibliothek, Signatur: 48Ca/80398)
• Huser, Karin. Eine revolutionäre Ehe in Briefen. Die Sozialrevolutionärin Lidija Petrowna Kotschetkowa und der Anarchist Fritz Brupbacher. — Zürich: Chronos-Verlag, 2003. — ISBN 3-03-400640-3.
• Jong, Albert de. Fritz Brupbacher (1874—1945) en zijn verhouding tot het anarchisme. — Anarcho-Syndicalistische Persdienst, 1952.
• Landauer, Gustav. Fritz Brupbacher, ein Symptom. // Der Sozialist. — 6. Jg. — Nr. 5. — 1. März 1914. — S. 33-35.
• Lang, Karl. Kritiker, Ketzer, Kämpfer. Das Leben des Arbeiterarztes Fritz Brupbacher. — Zürich: Limmat-Verlag, 1983. — 2. Aufl. — ISBN 3-85791-002-X.
• Reich, Wilhelm. In memoriam Fritz Brupbacher. // Annals of the Orgone Institute. — 1947. — Vol. 1. — P. 140.

Ссылки

• Хузер, Карин. [socialist.memo.ru/firstpub/y05/lpk.htm Брак по переписке]. socialist.memo.ru. Проверено 27 августа 2016. [web.archive.org/web/20060721104205/socialist.memo.ru/firstpub/y05/lpk.htm Архивировано из первоисточника 21 июля 2006].
• Шишкин, Михаил. [www.snob.ru/magazine/entry/37575 Кампанила Святого Марка] // «Сноб», № 07—08 (34—35), июль 2011.
• [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D14308.php Фриц Брупбахер] в Историческом словаре Швейцарии  (нем.)
• [www.dadaweb.de/wiki/Brupbacher,_Fritz Фриц Брупбахер] на сайте Lexikon der Anarchie  (нем.)
• [www.srf.ch/kultur/literatur/der-ketzer-von-aussersihl-hommage-an-fritz-brupbacher 50-минутный радиоспектакль о жизни Брупбахера] производства Schweizer Radio DRS  (нем.)

Отрывок, характеризующий Брупбахер, Фриц

После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.