Брута

Брута
англ. Brutha
Создатель:	Терри Пратчетт

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Брута (англ. Brutha) — персонаж вымышленной вселенной Плоского мира в серии книг Терри Пратчетта. Восьмой пророк Омнианской религии, чье появление было предсказано в Священной книгой омнианства «Семикнижие» семью избранными Омом пророками.

Описание

Брута воспитывался истово верующей и богобоязненной бабушкой. Она знала наизусть все псалмы и проповеди и с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых в распутстве девиц. Брута вырос с твердым знанием о Великом Боге Оме. Он рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения, типа туалета; что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку из любой из семи Книг Пророков и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Добрый, щедрый и исполнительный от природы, он словно был отмечен самими Роком в качестве подходящей кандидатуры на роль пророка.

До двенадцати лет Брута не покидал родную деревню. Затем он поступил в Цитадель Кома послушником. Он не умел ни читать, ни писать, однако у него была абсолютная память, позволяющая ему воспроизводить на бумаге любой текст, на который он кидал мимолетный взгляд. Во время событий книги «Мелкие боги» ему было около семнадцати лет. Это был толстый, неуклюжий молодой человек с большим красным, добродушным лицом. Его тело напоминало бочонок, а руки походили на окорок. Остальные послушники прозвали его Тупым Быком. Его наставник брат Нюмрод поручал ему работать в саду. По особому разрешению ему также было позволено не посещать уроки хорового пения. Брат Прептил, наставник по музыке, описывал голос Бруты как наводящий на мысль о разочарованном стервятнике, опоздавшему к останкам пони.

Как оказалось, Брута остался единственным человеком, по-настоящему верящим в Великого бога Ома. Когда Ом оказался заключенным в форму черепахи, Брута благодаря своей тихой и непоколебимое вере смог услышать глас божий. Необыкновенная память Бруты привлекла внимание дьякона Ворбиса, который взял его с собой на дипломатическую миссию в Эфеб. В Эфебе Брута познакомился с философами Дидактилосом и его племянником и впервые в жизни усомнился в истинности учения Ома. Он фактически спас от уничтожения книги из библиотеки Эфебa, проглядев и запомнив почти все её содержание. После пожара библиотеки и побега с опальным философом Дидактилосом Брута оказался в пустыне, где он нашел выжившего в кораблекрушении Ворбиса. Брута пронес его через всю пустыню в Омнию, несмотря на требования Ома бросить его и осознание того, что Ворбис — человек опасный. Ворбис произвел Бруту в архиепископы, но позже приказал его казнить. Бог Ом в форме черепахи спас его, обставив все таким образом, что собравшиеся на казнь тысячи омниан заново поверили в своего бога. Обретя веру, Ом обрел и былую силу. Он назначил Бруту главой омнианской церкви — сенобриахом, и назвал его Пророком пророков. Брута ввел в Омнии подобие конституционной религии и сделал омнианство одной из самых терпимых религий Плоского Мира. Он прожил еще сто лет и умер во время завтрака. После смерти он совершил еще одно деяние, достойное упоминания — провел Ворбиса через черную пустыню загробного мира, которую тот страшился пересечь в одиночестве.

См. также

• «Мелкие боги»
• Ом
• Ворбис

Источники

• Терри Пратчетт «Мелкие боги», М:ЭКСМО, 2003
• Терри Пратчетт «Carpe Jugulum. Хватай за горло», М:ЭКСМО, 2006
• Терри Пратчетт и Стивен Бригз «The Discworld Companion» (3rd ed.), London:Gollancz, 2003

Литература

• Andrew M. Butler. An unofficial companion to the novels of Terry Pratchett. — Greenwood World Pub., 2007. — 472 p. — ISBN 9781846450433.

Отрывок, характеризующий Брута

Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.