Брэгг, Брэкстон
| Брэкстон Брэгг | |
 | |
| Место рождения | |
|---|---|
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Годы службы | |
| Звание | |
| Командовал | |
| Сражения/войны | |
Брэкстон Брэгг (англ. Braxton Bragg; 22 марта, 1817 — 27 сентября, 1876) — офицер армии США, позже генерал Армии Конфедеративных Штатов Америки. Главнокомандующий Западным театром военных действий во время Гражданской войны в США. В память о нём названа одна из крупнейших военных баз армии США Форт-Брэгг.
Ранние годы
Брэкстон Брэгг родился в Уоррентоне, штат Северная Каролина. Он был одним из шести сыновей Томаса и Маргариты Кросланд Брэгг. Одним из его старших братьев был будущий генеральный прокурор Конфедерации, Томас Брэгг. Ходил слух, что его мать сидела в тюрьме за убийство свободного негра, и были так же слухи, что сам Брэгг родился в тюрьме. Однако, биографы считают, что семья Брэгга все же была вполне законопослушной. Семья Брэггов считалась бедной, но у отца хватило средств направить Брэкстона в Уоррентонскую Академию, одну из лучших в штате. В своих многочисленных письмах Брэгг впоследствии тепло вспоминал отца, но никогда не упоминал о матери.
Когда Брэкстону исполнилось 10 лет, отец решил избрать для него военную карьеру и попытался устроить сына в военную академию Вест-Пойнт. Это ему удалось, когда старший сын Брэгга, Джон, был избран в законодательное собрание штата и добился содействия сенатора Уильяма Магнума. Брэкстон поступил в академию в возрасте 16-ти лет. Он попал в один класс с будущими генералами гражданской войны: Джозефом Хукером, Джоном Пембертоном, Джубалом Эрли, Джоном Седжвиком и Уильямом Уокером. Обладая хорошей памятью, Брэгг неплохо учился, и в 1837 году окончил Вест-Пойнт пятым из 50-ти кадетов, и был определён в 3-й артиллерийский полк во временном звании второго лейтенанта.
Военная служба
За отличия в войне против Мексики (при защите форта Броун и в сражениях при Монтере и Буена[1]) Брэкстон Брэгг был произведён в звание первого лейтенанта. В 1856 году он вышел в отставку и поселился в Луизиане, где у него имелись плантации[2].
С началом Гражданской войны в США Брэкстон Брэгг вступил в армию Конфедерации в звании генерал-майора[2]. В 1861 году участвовал в осаде форта Пикенс в заливе Пенсакола.
В начале 1862 года Брэгг был откомандирован в армию Миссисипи[1]. После сражения при Шайло, где Брэгг командовал корпусом, он был повышен в звании и сменил Пьера Борегара на посту командующего войсками западного округа. В последний день 1862 года Брэгг возглавил блестящую атаку на позиции северян при Мерфрисборо (Кентукки), но не смог этот успех закрепить и покинул штат, отступив в Джорджию.
Брэгг был назначен командующим Теннессийской армией, которой предстояло проявить отвагу у Чикамуги и Чаттануги. Но вместо того, чтобы несколькими ударами уничтожить вражескую армию Уильяма Роузкранса, Брэгг загнал её в Чаттанугу и начал многомесячную осаду города, оказавшуюся на деле «ожиданием Гранта».
К этому периоду относится череда конфликтов Брэгга со своими подчиненными генералами — Джеймсом Лонгстритом и Саймоном Букнером, которых вынудил обратиться к президенту Дэвису с просьбой о смещении командующего. Президент, которого с Брэггом связывали теплые дружеские отношения, оставил его во главе осаждающей армии. Брэгг неосмотрительно направил соединения ненадежных генералов в Восточный Теннесси. Ослабленная этим шагом армия не смогла устоять под ударами северян[2].
Дэвис снял Брэгга с должности командующего Теннесийской армией и назначил его своим военным советником. Когда шумиха вокруг поражения при Чаттануге утихла, Брэгг вернулся в действующую армию и закончил войну в чине командующего дивизией армии Джозефа Джонстона, подчинившись его приказу о капитуляции на станции Дархэм 26 апреля 1865 года.
После войны Брэгг служил главным инженером штата Алабама.
Напишите отзыв о статье "Брэгг, Брэкстон"
Примечания
- ↑ 1 2 Брагг // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- ↑ 1 2 3 Брагг, Бракстон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
</ol>
Ссылки
- [ngeorgia.com/people/braggb.html Биография Брэкстона Брэгга.]
Литература
- Брагг, Бракстон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Брэгг, Брэкстон
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
