Брэндон, Чарльз, 1-й герцог Саффолк

Чарльз Брэндон англ. Charles Brandon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Чарльз Брэндон (фрагмент свадебного портрета). Художник Ян Госсарт, ок. 1516 г.</td></tr>
герцог Саффолк
1 февраля 1514 — 22 августа 1545
Предшественник:	новая креация (с 1514 г.)
Преемник:	Генри Брэндон
виконт Лайл
15 мая 1513 — 20 апреля 1523 (отказ от титула)
Предшественник:	новая креация (с 1513)
Преемник:	титул был свободен с 1523
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	ок. 1484/1485
Смерть:	22 августа 1545(1545-08-22) Гилфорд, Англия
Место погребения:	Виндзорский замок
Отец:	Сэр Уильям Брэндон
Мать:	Леди Элизабет Бруин
Супруга:	1. Энн Браун 2. Маргарет Мортимер 3. Мария Тюдор 4. Кэтрин Уиллоуби
Дети:	От 1-го брака: Энн Брэндон Мэри Брэндон От 3-го брака: Генри Брэндон Фрэнсис Брэндон Элеонора Брэндон Генри Брэндон, граф Линкольн От 4-го брака: Генри, 2-й герцог Саффолк Чарльз, 3-й герцог Саффолк

Чарльз Брэндон, 1-й герцог Саффолк (англ. Charles Brandon, 1st Duke of Suffolk; ок. 1484 — 22 августа 1545) — фаворит и зять английского короля Генриха VIII Тюдора. Его супругой была сестра короля, вдовствующая французская королева Мария Тюдор.

Происхождение

Чарльз Брэндон был сыном сэра Уильяма Брэндона и леди Элизабет Бруин. Его родители вступили в брак около 1475 года. Определить точную дату рождения Чарльза Брэндона не представляется возможным, но скорее всего он появился на свет не позднее 1484 — 1485 гг.

Брэндоны были лояльны Ланкастерам, сэр Уильям служил знаменосцем при Генрихе Тюдоре и был убит королём Ричардом III в сражении на Босвортском поле 22 августа 1485 года.

Жизнь при дворе

После гибели отца и смерти матери (скончалась в 1493 или 1494 гг.) мальчик был отправлен к королевскому двору, где с первых же дней пребывания пользовался благосклонным расположением Генриха VII и, вполне вероятно, был одним из друзей его старшего сына Артура, принца Уэльского. После женитьбы Артура на испанской инфанте Екатерине Арагонской в 1501 году и отъезда молодых супругов в замок Ладлоу на границе Уэльса, Брэндон был включён в свиту Генриха Тюдора, герцога Йоркского. Несмотря на почти семилетнюю разницу в возрасте, у них было много общего: внешнее сходство, любовь к спортивным состязаниям, охоте, турнирным сражениям. Они оставались лучшими друзьями на протяжении всей своей жизни.

В 1509 году герцог Йоркский взошёл на трон Англии под именем Генриха VIII. Этот момент можно считать началом успешной политической и придворной карьеры Чарльза Брэндона. В том же году он получил должность управляющего королевских владений в северном Уэльсе, а чуть позднее ещё несколько выгодных назначений.

В 1512 году король даровал ему права опеки над семилетней сиротой Элизабет Грей, единственной дочерью и наследницей Джона Грея, виконта Лайла, что было обычной практикой в те времена. Маленькая леди Грей обладала не только богатым состоянием, но и титулом виконтессы Лайл по собственному праву (англ. in her own right), и Брэндон предполагал жениться на своей подопечной, когда она достигнет совершеннолетия. В 1513 году был составлен брачный контракт, а затем объявлено о помолвке. 15 мая этого же года ему был пожалован титул виконта Лайла (англ. Viscount Lisle) в соответствии с условиями контракта. Но вскоре невеста изъявила категорический отказ, и брачный договор был аннулирован.

Во время французской кампании 1513 года, Брэндон принимал участие в осаде Теруана и Турне и зарекомендовал себя храбрым воином. В том же году он был произведён в кавалеры ордена Подвязки, а также присутствовал на переговорах с императором Максимилианом, где речь шла о заключении брака между внуком императора, Карлом, и младшей сестрой Генриха, Марией. Кроме того, виконт Лайл не упустил случая пофлиртовать с дочерью императора, Маргаритой, и вскоре распространились слухи, что они собираются пожениться. Подобную весть сочли неслыханной дерзостью, и, чтобы предотвратить скандал, Генриху пришлось принести публичные извинения императору и принцессе.

Свершившийся инцидент, однако, ничуть не отразился на дружеских отношениях короля и виконта, и, по возвращении в Англию, Брэндон был возведён в достоинство герцога Саффолка. Ранее титул принадлежал дворянскому роду де ла Поль. Наряду с титулом, Брэндон получил земельные владения, конфискованные у де ла Полей. Примечательно также то, что теперь он стал одним из трёх герцогов королевства вместе с Томасом Говардом, 2-м герцогом Норфолком, и Эдвардом Стэффордом, 3-м герцогом Бекингемом. Представители древних дворянских родов были неприятно поражены возвышением «выскочки» незнатного происхождения, а при европейских дворах поговаривали, что истинные короли Англии — Чарльз Брэндон и Томас Уолси.

Родственник короля

В 1514 году Генрих переориентировал внешнеполитический курс на сближение с Францией. Переговоры с Габсбургами относительно окончательного решения по поводу свадьбы Карла и Марии постоянно откладывались, вдобавок к этому, Генрих узнал, что его союзники — Максимилиан и Фердинанд Арагонский — тайно заключили перемирие с Францией. В ответ Генрих расторг помолвку Марии и Карла и в свою очередь поспешил заручиться поддержкой французского короля Людовика XII, предложив скрепить их политический альянс родственными узами и сосватав за него Марию. Несмотря на то, что она на тот момент всерьёз была увлечена Чарльзом Брэндоном, и тот отвечал ей взаимностью, Мария была вынуждена согласиться на этот династический союз.

Проводить невесту во Францию поручили герцогу Саффолку. Он также присутствовал на церемонии венчания и коронации и принял участие в рыцарском турнире. Мария недолго оставалась королевой Франции. Она овдовела уже через три месяца после свадьбы. Когда Брэндон прибыл во Францию, чтобы сопроводить её назад в Англию, они тайно обвенчались при поддержке нового короля Франциска I.

Недовольный Генрих под влиянием Уолси признал этот брак, однако обязал молодожёнов возместить расходы на приданое Марии. Ей пришлось вернуть все драгоценности и золотую и серебряную посуду, а кроме того, чуть ли не до конца жизни выплачивать в казну по тысяче фунтов в год.

Дальнейшая жизнь и карьера

Некоторое время после свадьбы герцог Саффолк и Мария вели уединённую семейную жизнь вдали от двора. Но уже в 1518 году они присутствовали на церемонии помолвки принцессы Марии, единственной дочери короля, и Франциска, дофина Франции, а также на знаменитой встрече Генриха и Франциска I на Поле золотой парчи в 1520 году.

Начиная с 1522 года, Генрих возобновил союзнические отношения с Габсбургами против Франции, на сей раз с императором Карлом V. В 1523 году Саффолк во главе английского войска был отправлен в Кале. Во время очередной французской кампании англичане вторглись в Пикардию, и без особого сопротивления со стороны французов пересекли Сомму, вызвав тем самым переполох в Париже. Начало было многообещающим, но с наступлением зимы военные действия были вынужденно прекращены, войска расформировали, и Брэндону пришлось бесславно возвратиться в Англию.

Тем временем Генрих, помимо политики, был занят семейными проблемами. Было очевидно, что Екатерина Арагонская не способна родить здорового наследника мужского пола, а свою маленькую дочь Марию он не принимал в расчёт как преемницу. На тот момент внимание короля привлекла одна из фрейлин, леди Анна Болейн. Её появление стало одной из причин, по которой Генрих решил развестись с Екатериной. Оформление развода было поручено кардиналу Уолси. Саффолк, в отличие от жены, которая была дружна с королевой, с энтузиазмом поддержал идею о разводе. Когда Екатерина категорически отказалась от расторжения брака, именно на герцога была возложена миссия убедить её смириться с неизбежным разрывом и принять титул вдовствующей принцессы Уэльской.

Дело с разводом затягивалось, король был в ярости и выместил своё недовольство на Уолси. Тот был отправлен в отставку с поста лорда-канцлера, лишён всех титулов, должностей и имущества и взят под стражу. С падением Уолси влияние Саффолка на короля возросло. 14 августа 1530 года он получил очередную почётную должность — лорда-председателя Тайного совета.

В 1533 году Генрих наконец добился аннулирования брака с Екатериной, женился на Анне Болейн, и 1 июня этого же года состоялась коронация новой королевы. Чарльз Брэндон был одним из распорядителей церемонии. Мария Тюдор отказалась присутствовать на торжествах в честь Анны, а 25 июня внезапно умерла. Саффолк вскоре женился на Кэтрин Уиллоуби, 12-й баронессе Уиллоуби де Эрзби по собственному праву, ранее помолвленной с его сыном Генри.

Возможно под влиянием матери Кэтрин, Марии де Салинас, фрейлины и подруги Екатерины Арагонской, Саффолк во многом изменил своё отношение к расторжению первого брака короля. К тому же вспыльчивость и высокомерие Анны Болейн отвратили от неё многих людей, в том числе и Брэндона, ибо она ни с кем не хотела делить свою, казалось бы, безграничную власть над королём. В 1536 году владычеству Анны пришёл конец: она была обезглавлена по обвинению в государственной измене. Герцог Саффолк был в числе присяжных на суде над королевой, а также присутствовал при её казни.

В конце 1536 года в северных графствах королевства вспыхнуло восстание, известное под названием «Благодатное паломничество». Одной из основных его причин было недовольство церковными реформами, восставшие выступали за восстановление католицизма и монастырей. Подавление мятежа король поручил герцогу Саффолку. Он, как и большинство дворян, поддерживал политику Генриха в отношении ликвидации монастырей и конфискации церковного имущества.

В октябре 1537 года Саффолк стал крёстным отцом наследника престола Эдуарда, принца Уэльского, а в 1541 был назначен лордом-управляющим королевским хозяйством. Герцог и герцогиня Саффолк редко отлучались от двора: они присутствовали на всех последующих свадьбах Генриха — с Анной Клевской (в 1540), с Кэтрин Говард (в 1540), с Катариной Парр (в 1543), часто принимали короля в своих владениях, участвовали во всех значительных событиях светской жизни. В 1541 году Чарльз Брэндон был в числе тех, кто арестовал Кэтрин Говард по обвинению в супружеской измене.

Весной 1544 года началась подготовка к очередному военному походу во Францию, и Брэндон снова был назначен одним из полководцев. В середине сентября войска под командованием Брэндона захватили Булонь, но спустя некоторое время, узнав о приближении французской армии, город пришлось оставить. Тем не менее, высадившись в Дувре 30 сентября, король и его военачальники с триумфом отпраздновали успешное на их взгляд завершение кампании.

22 августа 1545 года герцог Саффолк внезапно скончался в Гилфорде. В своём завещании он просил организовать для него скромные похороны в Таттершеле, но по желанию короля он был торжественно погребён в Виндзорском замке в часовне Св. Георгия.

Браки и потомство

Помимо неудачной помолвки с виконтессой Лайл и браков с Марией Тюдор и Кэтрин Уиллоуби, Чарльз Брэндон был женат ещё дважды.

Осенью 1505 года он обручился с Энн Браун, дочерью сэра Энтони Брауна, губернатора Кале. Не будучи обвенчанными, они сожительствовали как супруги и, предположительно в 1506 году, родилась их первая дочь, Энн Брэндон. В этом же году Брэндон взял в жёны леди Маргарет Невилл, состоятельную вдову Джона Мортимера. Однако вскоре брак был аннулирован папой римским (в 1507 году) по причине близкого родства, а также ранее заключённого соглашения с Энн Браун, на которой Брэндон всё-таки женился в 1508 году. Спустя два года он овдовел. От этого брака осталось двое дочерей:

• Энн Брэндон (ок. 1506—1557) — в первом браке супруга Эдуарда Грея, во втором — Рэндела Хансворта;
• Мэри Брэндон — была замужем за Томасом Стэнли, лордом Монтиглом.

В мае 1515 года в Гринвиче состоялось торжественное венчание Чарльза Брэндона и Марии Тюдор, вдовствующей королевы Франции. Их дети:

• Генри Брэндон (1516—1522);
• Леди Фрэнсис Брэндон (16 июля 1517 — 20 ноября 1559) — была замужем за Генри Греем, 3-м маркизом Дорсетом;
• Леди Элеонора Брэндон (1519 — 27 сентября 1547) — была замужем за Генри Клиффордом, 2-м графом Камберлендом;
• Генри Брэндон, 1-й граф Линкольн (ок. 1523 — 1 марта 1534).

В сентябре 1533 года Брэндон женился на Кэтрин Уиллоуби, 12-й баронессе Уиллоуби де Эрзби. Их дети:

• Генри Брэндон, 2-й герцог Саффолк (18 сентября 1535 — 14 июля 1551);
• Чарльз Брэндон, 3-й герцог Саффолк (1537 — 14 июля 1551).

Образ в культуре

• В историко-приключенческой мелодраме «Меч и роза» (англ. The Sword and the Rose) 1953 года в роли Чарльза Брэндона — Ричард Тодд.
• В телесериале «Тюдоры» канала Showtime роль Чарльза Брэндона исполняет британский актёр Генри Кавилл.
• Главный герой исторического романа Симоны Вилар «Королева в придачу».

Литература

• Линдсей, Карен. Разведённые. Обезглавленные. Уцелевшие. Жёны короля Генриха VIII / Пер. с англ. Т. Азаркович. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1996. — 336 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-232-00389-5.
• Эриксон, Кэролли. Мария Кровавая / Пер. с англ. Л. Г. Мордуховича. — М.: АСТ, 2008. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 2 000 экз. — ISBN 5-17-004357-6.
• Perry, Maria. Sisters of Henry VIII: The Tumultuous Lives of Margaret of Scotland and Mary of France. — London: Andre Deutsch, 2002. — 336 с. — ISBN 978-0-233-00208-8.
• Read, Evelyn. My Lady Suffolk: A Portrait of Catherine Willoughby, Duchess of Suffolk. — New York: Alfred A. Knopf, 1963. — С. 220.
• Weir, Alison. Henry VIII: The King and His Court. — London: Vintage Books, 2008. — 656 с. — ISBN 9780099532422.

Ссылки

• [www.tudorplace.com.ar/Bios/CharlesBrandon.htm Charles Brandon] (англ.). — TudorPlace.com. [www.webcitation.org/66k8TyLwE Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].
• [www.luminarium.org/encyclopedia/suffolk.htm Charles Brandon] (англ.). — Luminarium Encyclopedia Project. [www.webcitation.org/66k8UYFhG Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Брэндон, Чарльз, 1-й герцог Саффолк

– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.