Брюллов, Александр Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Павлович Брюллов

Автопортрет 1830 г.
Имя при рождении:

Александр Брюлло

Алекса́ндр Па́влович Брюлло́в (29 ноября 1798, Санкт-Петербург — 21 января 1877, Санкт-Петербург) — русский художник и архитектор. Профессор архитектуры Императорской Академии художеств. Старший брат Карла Брюллова.





Ранние годы

Александр Павлович Брюллов родился 29 ноября 1798 года в Санкт-Петербурге в семье «академика орнаментной скульптуры» Павла Ивановича Брюлло[1].

Вместе с младшим братом Карлом в 1809 году был принят в Академию Художеств, на казённый счёт, а в 1822 году за счёт Общества поощрения художников они были отправлены на 6 лет за границу.

Зиму братья провели в Мюнхене, а в мае 1823 года прибыли в Рим. С особенной любовью А. П. Брюллов изучал развалины древних городов, для чего в 1824 году вместе с Александром Львовым посетил Сицилию, а осенью того же года Помпеи, где составил проект реставрации терм.

К 1826 году им были уже выполнены помпейские термы, в гравюрах Сандса изданные затем в Париже, а текст к ним был напечатан на французском языке только в 1829 году. Следующий за тем год Брюллов провёл в Париже, где слушал курс механики в Сорбонне и посещал лекции Бюона по истории архитектуры. Отсюда Брюллов ездил в Шартр и другие города, а также в Англию. В 1829 году вернулся в Санкт-Петербург.

«Помпейские термы» доставили Брюллову звание архитектора Его Величества, члена-корреспондента Французского института, члена Королевского института архитекторов в Англии и звание члена академий художеств в Милане и Петербурге.

Архитектор

Как архитектор Брюллов составил себе имя проектами зданий, строившихся в Петербурге и его окрестностях. В их числе сооружённая по высочайшему повелению обсерватория на Пулковской горе, которая строилась им одновременно со зданием штаба Гвардейского корпуса на Дворцовой площади, в Санкт-Петербурге.

Свой талант архитектора Брюллов впервые выказал в воссоздании жилых помещений Зимнего дворца после пожара 1837 года и в постройке здесь Экзерциргауза. Большой успех имела помпейская орнаментация, по имени которой получила название соответствующая дворцовая галерея. Вскоре Брюллову поручена была перестройка Мраморного дворца ко дню свадьбы великого князя Константина Николаевича, и вместе с тем шла работа по выведению здания Александровской больницы, с продолжением Надеждинской улицы, до Невского проспекта. Кроме того, в 1831 году Брюллов построил Михайловский театр в Санкт-Петербурге, готическую церковь для графини Палье в Парголово, дом графини Самойловой в Славянке.

В 1832 году составил проект лютеранской церкви Св. Петра и Павла на Невском проспекте, в стиле английской готики, и в этом же году удостоен был звания профессора архитектуры за проект роскошной церкви в столице, в классическом стиле, после чего ему и поручена была постройка Пулковской обсерватории.

В 1845—1850-х годах он продолжил работы над Мраморным дворцом, на этот раз ему была поручена перестройка «Служебного дома». Нижний этаж предназначался под дворцовые конюшни, а корпус, выходящий в сад, должен был стать манежем. Для украшения здания по фасаду, над окнами второго этажа, во всю длину средней части здания, был размещён семидесятиметровый рельеф «Лошадь на службе человека».

Его выполнил Пётр Клодт по графическому эскизу архитектора. Тимпаны боковых фронтонов также были выполнены Клодтом и изображали тритонов, трубящих в раковины[2]. Брюллов составлял проекты и для зданий, строившихся в провинции. В 1835—1839 году по проекту Александра Павловича в Тобольске был воздвигнут памятный обелиск в честь битвы между отрядом Ермака и войском татарского хана Кучума[3], а в 1842 году по его проекту сооружён каравансарай в Оренбурге, состоящий из мечети с минаретом и окружающего их здания для гражданских учреждений.

Портретист

Брюллов был также отличным рисовальщиком акварелью. Во время пребывания в Неаполе он написал портреты тамошнего королевского семейства, а для императрицы Марии Фёдоровны — рисунок амфитеатра Флавия.

В Париже в 1837 году на вечере у княгини Голицыной им был исполнен наиболее схожий портрет Вальтера Скотта (с пледом на шее), который художник сам перевёл на камень.

В 1830 году в Петербурге Брюллов выставил акварельный портрет князя Лопухина, ещё через год написал акварелью портрет императора Николая Павловича, окруженного кадетами разных корпусов.

С 1845 года Александр Павлович Брюллов занимал дом на Кадетской линии, 21, впоследствии принадлежавший его зятю графу П. Ю. Сюзору. Умер 21 января 1877 года в своём особняке. Похоронен в Павловске на городском кладбище. Его могила признана памятником архитектуры федерального значения[4].

Семья

В 1831 году Александр Павлович Брюллов женился на баронессе Александре Александровне фон Раль (1810—1885), младшей дочери придворного банкира барона Александра Александровича фон Раля (1756—1833) от брака с Елизаветой Александровной Мольво (1768—1843), как и все дочери барона, получившей хорошее домашнее воспитание. Ближайшими свойственниками Брюллова стали писатель О. И. Сенковский и генерал Ф. Ф. Шуберт, женатые на старших дочерях барона Раля — Адели и Софье, соответственно.

Брюллов прожил в удачном браке с женой 46 лет. В доме супругов в Петербурге, а в летние месяцы на даче в Павловске, бывали К. Брюллов, М. Глинка, Нестор Кукольник, Н. Гоголь. Сама Александра Александровна была талантливым музыкантом, и в их гостиной устраивались музыкальные вечера.

С большой теплотой вспоминал о семье Брюлловых художник Фёдор Иордан:

Много приятных дней и вечеров провел я в этом семействе. Его гостеприимство было, можно сказать, образцовое. Бывало, сядем в 5 часов за стол в прекрасно устроенной в саду столовой и просидим до 11 часов ночи. Время проходило незаметно среди весёлых и шумных разговоров. Не менее приятно проводил я у них время в городе.

В семье Брюллова родилось девять детей; трое старших сыновей и дочь умерли малолетними.

  • Владимир (1832—1835)
  • Николай (1836—1840)
  • Александр (1838—1849)
  • Павел (1840—1914) — кандидат математических наук, классных художник 3-й степени по архитектуре, живописец, акварелист, гравер, действительный член Академии художеств, знание пяти иностранных языков позволило ему профессионально заниматься переводами.
  • Владимир (1844—1919) — делопроизводитель и управляющий делами Русского музея.
  • Александра (1848—1849)
  • Софья (1848—1901) — жена архитектора Павла Юльевича Сюзора (1844—1919).
  • Юлия (1850—1878) — в браке Спиц
  • Анна (1852—1920) — жена архитектора П. Н. Волкова (1842—1922).

Источники

Общие
Построчные
  1. [walkspb.ru/lich/brjullov.html Брюллов Александр Павлович] (рус.). на сайте «Прогулки по Петербургу». Проверено 11 декабря 2013.
  2. Петров В. Н. Петр Карлович Клодт, 1805—1867. — Л., 1985.
  3. Города России: энциклопедия / Гл. ред. Г. М. Лаппо. — М.: «Большая Российская энциклопедия»; Терра — Книжный клуб, 1998. — 559 с.: ил., карты. — ISBN 5-300-01747-7. — С. 465.
  4. Постановление Правительства РФ № 527 от 10.07.2001

Напишите отзыв о статье "Брюллов, Александр Павлович"

Ссылки

  • [vsdn.ru/authorcolumn/408.htm Александр Павлович Брюллов] (рус.). на портале «Воскресный день» (10 декабря 2013).
  • [www.artonline.ru/encyclopedia/095 Брюллов (до 1822 - Брюлло) Александр Павлович] (рус.). Энциклопедия русских художников ArtOnline.ru.
  • Карнаухова Л., Архангельский С. [www.nasledie-rus.ru/podshivka/8305.php Александр Павлович Брюллов — портретист] (рус.). подшивка журнала: «Наше наследие».

Отрывок, характеризующий Брюллов, Александр Павлович

Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.