Брюммер, Эдуард Владимирович

Эдуард Владимирович Брюммер
генерал-лейтенант Эдуард Владимирович Брюммер
Дата рождения	27 февраля 1797(1797-02-27)
Место рождения	Павловск
Дата смерти	22 сентября 1874(1874-09-22) (77 лет)
Место смерти	Царское Село
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия
Годы службы	1815—1874
Звание	генерал от артиллерии
Командовал	29-я и 7-я артиллерийская бригады, 1-я бригада 21-й пехотной дивизии, артиллерия Отдельного Кавказского корпуса
Сражения/войны	Кавказская война, Русско-персидская война 1826—1828, Русско-турецкая война 1828—1829, Крымская война
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1829), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1829), Орден Святой Анны 2-й ст. (1829), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1845), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1848), Орден Святой Анны 1-й ст. (1850), Орден Святого Георгия 3-ст. (1854), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1856), Орден Белого орла (1859), Орден Святого Александра Невского (1862)

Эдуард Владимирович Брюммер (Бриммер) (1797—1874) — русский военачальник, участник Крымской войны и покорения Кавказа, генерал от артиллерии.

Биография

Родился 27 февраля 1797 года, происходил из старинного эстляндского дворянского рода и был сыном Павловского градоначальника действительного статского советника Карла-Вольдемара Брюммера.

По окончании курса в 1-м кадетском корпусе, Брюммер был 1 июня 1815 года выпущен офицером в 9-ю артиллерийскую бригаду, с которой находился в походе во Францию до 1818 года. С 1822 года перешёл, по совету А. П. Ермолова, в Кавказскую артиллерийскую бригаду и участвовал в экспедиции в Кабарду и в ряде дел против горцев и персов.

В 1828—1829 годах Брюммер находился в отряде князя Эристова при занятии Тифлиса, Эрзерума и осаде крепости Ахалцыха, где с четырьмя единорогами подошёл на близкую дистанцию к турецким укреплениям и меткими выстрелами способствовал скорейшему их взятию, за что был награждён 1 января 1829 года орденом св. Георгия 4-й степени (№ 4250 по списку Григоровича — Степанова).

В 1831 году был произведён в подполковники; в 1832 году он принял участие в горной экспедиции генералов барона Г. В. Розена и А. А. Вельяминова и, оставаясь в составе той же экспедиции, в 1835 году назначен командиром 29-й артиллерийской бригады и в следующем году получил чин полковника. В 1838 году он по состоянию здоровья по своему прошению был назначен командиром 7-й артиллерийской бригады, расположенной в малороссийских губерниях, но в 1842 году был вынужден поехать для лечения за границу с увольнением от должности и до 1847 года состоял в распоряжении начальника артиллерии действующей армии в Варшаве.

23 марта 1847 года он был произведён в генерал-майоры, вскоре назначен командиром 1-й бригады 21-й пехотной дивизии и вновь принял участие в боевых действиях на Кавказе в отряде князя М. З. Аргутинского-Долгорукова при взятии аулов Гергебиля и Ахты, за что был награждён орденом Святого Станислава 1-й степени.

В 1848—1856 годах Брюммер являлся начальником артиллерии Отдельного Кавказского корпуса и 19 ноября 1853 года был произведён в генерал-лейтенанты. В 1853 году во время похода против турок в Малой Азии Брюммер командовал артиллерией отряда генерала В. О. Бебутова, действия которой указал такими словами своего приказа: «Чтобы поближе познакомить с нами неприятеля, — действовать преимущественно с ближних дистанций». При Башкадыкларе, после подготовки атаки артиллерийским огнём, Брюммер двинул свои батареи на турецкие и овладел 22 орудиями, чем решил сражение в нашу пользу. Перед сражением при Курюк-Дара он отдал приказ: «Холодная стойкость в сильном огне, меткая стрельба и благородный порыв на картечный выстрел — вот служба артиллериста, коей он добывает честь своему оружию». И сам Брюммер явился лучшим выразителем этого своего идеала, подойдя в этом сражении к позициям турок под их убийственным огнём на 400, а затем 250 саженей; отсюда, поддерживая атакующую пехоту, он подехал на позицию в 60 саженей от турок и открыл огонь картечью. Главнокомандующий объявил в приказе, что победу этого дня доставила нам артиллерия, заменив меткою стрельбой малочисленность наших войск. 9 августа 1854 года Брюммеру был пожалован орден св. Георгия 3-й степени (№ 483 по спискам Григоровича-Степанова и Судравского).

При обложении Карса главнокомандующий Н. Н. Муравьёв в последние минуты неудавшегося штурма передал Брюммеру общее командование войсками, и он вывел их с честью из труднейшего положения. После окончания Восточной войны Брюммер командовал корпусом на турецко-кавказской границе, был комендантом Новогеоргиевской крепости, а затем состоял в распоряжении генерал-фельдцейхмейстера.

В 1862 году он был назначен помощником командующего войсками Одесского военного округа и занимал эту должность до 17 апреля 1866 года, когда за отличие был произведён в генералы от артиллерии с зачислением в запасные войска по полевой пешей артиллерии, в которых состоял до конца жизни.

Умер 22 сентября 1874 года в Царском Селе и был похоронен в деревне Поповка близ Павловска под Санкт-Петербургом на местном лютеранском кладбище.

Был женат на Дарье Морицовне Коцебу.

Источники

• Бриммер, Эдуард Владимирович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003
• Бриммер Э. В. Записки. Тифлис, 1894.
• Г. В. Ляпишев. [www.museum.ru/museum/1812/Library/Borodino_conf/2001/Lyapishev.pdf Служба рода Бриммеров в русской армии в 1812 году]. // Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы : Материалы IX Всероссийской научной конференции (Бородино, 4-6 сентября 2000 г.). — Москва: «КАЛИТА», 2001. — 304 с.

Отрывок, характеризующий Брюммер, Эдуард Владимирович

– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.