Брюсселизация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Брюсселизация (фр. Bruxellisation, нидерл. Verbrusseling) в градостроительстве — хаотический подход к реконструкции городов, при которой происходит неконтролируемый массовый снос исторической застройки, замещаемой современными зданиями. Термин, впервые использованный немецкой газетой Frankfurter Allgemeine Zeitung[1], возник в связи с массовым сносом исторической застройки Брюсселя в 1960-х и 1970-х годах.





История

В 1958 году Брюссель, не успев толком восстановить разрушения 1944—1945 годов, принимал всемирную выставку Expo 58. Городские власти, уверенные в неготовности старого города принять поток посетителей, усугубляемой растущей автомобилизацией, в срочном порядке «решили» транспортную проблему — заасфальтировав бульвары и сняв трамвайные линии с важнейших улиц. В последующие годы строительные компании, поддержанные коммунами (органы местного самоуправления), развернули массовую застройку в районе Северного вокзала (фр.). Под предлогом строительства «города будущего» целые кварталы очищались от населения и застраивались офисными зданиями. Среди снесённых памятников — и застройка XVIII века, и относительно молодой Народный дом (англ.) Викто́ра Орта́, не простоявший и семидесяти лет (снесён в 1965 году). «Реконструкция» Брюсселя отличалась от проведённых в XIX веке перестроек Вены и Парижа (см. Османизация Парижа) не масштабом, но отсутствием единого плана и каких-либо эстетических ограничений на новое строительство.

В официальной трактовке, озвученной послом Бельгии в РФ де Вильмарсом, «согласно этому методу, сохраняется исторический или архитектурный фасад здания, и полностью реконструируется остальная часть. Негативное следствие этой деятельности — одновременный снос значительного количества гостиниц и как результат — временное отсутствие отелей с приемлемыми ценами за обслуживание»[2]. Однако сохранение фасадов — явление достаточно молодое; в 1960-х — 1970-х годах Брюссель строился в бетоне и стекле.

Особенности брюссельской практики

В Брюсселе 1960-х годов сформировалась массовая практика «добровольного» доведения кварталов до аварийного состояния. Девелоперы умело организовывали слухи о грядущем сносе (фр. chantage au chancre, шантаж разрухой), жильцы съезжали из приговорённых домов, заброшенные дома (скупленные задёшево) в течение нескольких лет приходили в полную негодность. В узком смысле брюсселизация и есть практика «мирного» выселения домов с последующим «естественным» разрушением. Брюссельские спекулянты готовы ждать — исторический дом Presses Socialistes на рю де Сабль (фр.) стоял выселенным двадцать лет. В итоге город заключил с девелопером Montois Partners сделку — девелопер обязуется снести ранее построенную 23-этажную башню Tour Lotto[3] и получает право выстроить на её месте 14-этажную, существенно большей площади (нынешняя Central Plaza)[4], а в награду ему достаётся право «реконструкцию» Presses Socialistes с «сохранением фасада»[5].

Вторая отличительная сторона именно брюссельской практики — закрытость проектной деятельности, отказ от открытых конкурсов и публичного обсуждения проектов. Более половины высотных построек последних десяти лет спроектировано местным бюро Jaspers-Eyers, точно так же вышеупомянутые Montois владеют монопольной долей в собственно девелопменте[6].

Третья особенность Брюсселя — отсутствие интеграции между развитием города и прилегающих территорий. Брюссель — франкоязычный город, окружённый фламандскоязычными землями; между двумя народностями продолжает тлеть конфликт, традиционно именуемый «языковым»[7]. Резолюция Парламентской ассамблеи ЕС № 1772 1998 года зафиксировала одну из современных причин этого конфликта — «внутреннюю эмиграцию» франкоязычных жителей Брюсселя во фламандские пригороды, и ответную реакцию коренного населения и администрации пригородов. Как минимум шесть пригородных коммун Фламандского Брабанта ограничили использование французского языка, в том числе в образовании[8].

Внутри самого Брюсселя власть децентрализована — девятнадцать городских коммун действуют раздробленно. Именно коммуны, а не городская управа, принимают решения о сносе и новых постройках. После того, как в 1993 году решением коммунального уровня было уничтожено охраняемое историческое здание на авеню де Тервюрен (фр.) (так называемое l’affaire du 120), полномочия коммун в отношении охраняемых зданий были ограничены. Суды в связи с этим делом продолжались до 2006 года, в 2007 году проект остаётся незавершенным[9]. Принятые ограничения не изменили положения в городе в целом, так как в Брюсселе под охраной состоит ничтожно малое количество зданий.

Брюсселизация в культуре

В 1992 году в серии бельгийских графических романов «Туманные города» (фр. Cités Obscures) авторов Франсуа Скуйтена (Francois Schuiten) и Бенуа Петерса (Benoît Peeters) вышла книга Brüsel. Действие серии происходит в вымышленном мире, который, однако, во многом напоминает Брюссель. Реконструкция города Brüsel в конечном итоге вызывает природный катаклизм, и город гибнет. В предисловии к книге подробно изложена история брюсселизации настоящего, а не вымышленного Брюсселя.

См. также

Напишите отзыв о статье "Брюсселизация"

Примечания

  1. [www.petitions-patrimoine.be/buldozers.html David Stephens, January 2000] (англ.)
  2. [www.moskvaimir.mos.ru/publications/journal/7228.html Винсент Мертенс де Вильмарс, посол Бельгии в РФ, март 2007]
  3. [www.emporis.com/en/wm/bu/?id=tourlottolottotoren-brussels-belgium Башня Tour Lotto на emporis.com]
  4. [www.emporis.com/en/wm/bu/?id=centralplaza-brussels-belgium Башня Central Plaza, выстроена в 2003—2006 на месте Tour Lotto — emporis.com]
  5. XX
  6. Информация по базе emporis.com, данные по постройкам 1997—2007 гг.
  7. Maria Karra. [www.proz.com/translation-articles/articles/1250/ Linguistic conflict in Belgium] (англ.)
  8. [assembly.coe.int/Documents/AdoptedText/ta98/eres1172.htm Resolution 1172 (1998). Situation of the French-speaking population living in the Brussels periphery] (англ.)
  9. [www.tbx.be/fr/ArchiveArticle/6946/app.rvb Tribune de Bruxelles, 26.10.2006] (фр.)

Отрывок, характеризующий Брюсселизация

Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.