Брюс, Стэнли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стэнли Мельбурн Брюс
Stanley Melbourne Bruce
8-й Премьер-министр Австралии
9 февраля 1923 — 22 октября 1929
Монарх: Георг V
Предшественник: Уильям Хьюз
Преемник: Джеймс Скаллин
14-й Министр иностранных дел Австралии
1923 — 1929
Предшественник: Уильям Хьюз
Преемник: Джеймс Скаллин
5-й Министр здравоохранения Австралии
1927 — 1928
Предшественник: Neville Howse
Преемник: Neville Howse
21-й Министр торговли и таможни Австралии
май 1928 — ноябрь 1928
Предшественник: Herbert Pratten
Преемник: Henry Gullett
 
Рождение: 15 апреля 1883(1883-04-15)
Мельбурн, Австралия
Смерть: 25 августа 1967(1967-08-25) (84 года)
Лондон, Великобритания
Отец: Джон Монро Брюс
Мать: Мэри Энн
 
Награды:

Стэнли Брюс (англ. Stanley Melbourne Bruce, 15 апреля 1883, Мельбурн, Австралия — 25 августа 1967, Лондон, Великобритания) — премьер-министр Австралии с 1923 по 1929.





Ранние годы жизни

Родился в городе Мельбурн, столице австралийского штата Виктория, 15 апреля 1883 года.[1] Отец — Джон Монро Брюс, видный коммерсант шотландского происхождения, мать — Мэри Энн. В 1891 году поступил в частную школу в Тураке (сейчас пригород Мельбурна), а в 1896 году перевёлся в среднюю классическую школу Англиканской церкви в Мельбурне (англ. Melbourne Church of England Grammar School). После того, как фирма отца столкнулась с проблемой ликвидности средств из-за финансового кризиса 1890-х годов, семья решила переехать в Британию. Там Стэнли в течение некоторого времени подрабатывал на складе своего отца, а в 1902 году поступил в колледж Тринити-Холл Кембриджского университета. После его окончания изучал право в Лондоне, а в 1907 году поступил на работу в коллегию адвокатов, одновременно помогая в отцовском бизнесе.

12 июля 1913 году женился на Этел Данлоп (англ. Ethel Dunlop). После начала Первой мировой войны Стэнли поступил на службу в британскую армию, где был приписан к Вустерширскому полку. Принимал участие в Дарданелльской операции, в которой получил ранение. За участие в боях был награждён британским Военным крестом. Вскоре вернувшись в строй, Стэнли вновь был ранен, но уже во Франции. После этого он был освобождён от военной службы и отправлен в Британию. Впоследствии был награждён французским Военным крестом[2].

Политическая карьера

Демобилизовавшись, Брюс вернулся в Мельбурн, где стал интересоваться политикой. Его публичные выступления привлекли внимание Националистической партии. Став вскоре её членом, он в 1918 году был избран в Палату представителей в качестве депутата от избирательного округа Флиндерс. В 1921 году Брюс был назначен казначеем (министром финансов). На выборах 1922 года Националистическая партия потеряла большинство в парламенте, поэтому действовавший премьер-министр Уильям Хьюз мог остаться на посту только в случае создания коалиции его партии с Аграрной партией Австралии. Однако последняя дала понять, что не поддержит его кандидатуру. В результате Хьюз был вынужден уйти в отставку, порекомендовав на своё место Брюса.

Годы премьерства

Брюс вступил в переговоры с лидером аграриев, Эрлом Пейджом, о создании коалиционного правительства, и 9 января 1923 года он был избран премьер-министром Австралии в возрасте всего 39 лет. Создав коалицию с Аграрной партией, Стэнли Брюс был вынужден передать 5 из 11 мест в Кабинете представителям аграриев.[2] Назначение Брюса в качестве премьер-министра стало поворотным событием в политической истории Австралии. Он стал первым премьером, который не участвовал в движении за создание федерации, не был ранее членом колониального парламента, а также первого федерального парламента 1901 года. Кроме того, в период премьерства Стэнли Брюс исполнял в течение некоторого времени обязанности министра иностранных дел (февраль 1923—октябрь 1929), министра здравоохранения (апрель 1927—февраль 1928), а также министра торговли и таможни (мая—ноябрь 1928).[3]

Вступив в партнёрские отношения с лидером Аграрной партии, а также используя антикоммунистические настроения в обществе, Брюс добился доминирования в австралийской политике на протяжении всех 20-х годов. В своём первом выступлении перед парламентом в марте 1923 года им были изложены основные принципы, положенные в основу политики Австралии 1920-х годов[4]:

  • Экономическое развитие через «людей, рынки и деньги» в рамках Британской империи. Эта стратегия предполагала использование в австралийской индустрии рабочей силы и капитала из Британии для увеличения производства австралийской продукции, которая затем реализовалась бы в Британской империи с сохранением преференциальных таможенных тарифов.[3]
  • Участие Австралии в формировании внешней политики Британской империи.
  • Создание более эффективных финансовых расчётов между федеральной властью и штатами.
  • Строительство национальной столицы. Брюс уделял большое внимание развитию Канберры, в том числе, в годы его премьерства начался процесс переноса в новую столицу федеральных правительственных учреждений, расположенных в Мельбурне, а 9 мая 1927 года в федеральном парламенте в Канберре было проведено первое рабочее заседание.[3]
  • Увеличение полномочий федеральной власти в производственных отношениях.

На выборах 1925 года ему удалось одержать убедительную победу над Лейбористской партией.

Последние годы премьерства были ознаменованы многочисленными забастовками рабочих, которые закончились восстанием 1929 года в Новом Южном Уэльсе. В качестве ответа Брюс выступил с идеей принятия закона «О морском судоходстве» (англ. Maritime Industries Bill), который предполагал роспуск Федерального суда примирения и арбитража (англ. Commonwealth Court of Conciliation and Arbitration) и передачу его арбитражных полномочий штатам. 10 сентября 1929 года закон был отклонён 34 из 35 голосов, после чего спикер парламента принял решение распустить правительство Брюса и назначить новые парламентские выборы.[4] На них Брюс потерпел поражение в своём избирательном округе от лейбориста Теда Холлоуэя (англ. Ted Holloway), став первым в истории Австралии премьер-министром, который потерял своё место в парламенте.[1]

Поздние годы жизни

После поражения на выборах 1929 года Брюс вернулся в Британию, где стал заниматься бизнесом, однако в 1931 году вновь принял участие в австралийских выборах от Объединённой австралийской партии. Ему удалось вернуть себе место в парламенте, став, таким образом, единственным австралийцем, которому удалось переизбраться в парламенте после ухода с поста премьер-министра. В правительстве Джозефа Лайонса он стал министром без портфеля. Однако уже в 1933 году он ушёл в отставку, чтобы занять место высокого комиссара Австралии в Соединённом Королевстве (Брюс находился на этом посту в течение 12 лет).

В 1947 году Стэнли Брюс стал единственным в истории австралийским премьер-министром, которому был дарован титул наследственного пэра,[5] а также первым выходцем из Австралии, представленным в Палате лордов Великобритании.[5]

Умер бездетным 25 августа 1967 года в Лондоне.[6]

Напишите отзыв о статье "Брюс, Стэнли"

Примечания

  1. 1 2 [primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=before Stanley Melbourne Bruce. Before] (англ.)(недоступная ссылка — история). National Archives of Australia. Проверено 4 апреля 2009. [web.archive.org/20030605233611/primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=before Архивировано из первоисточника 5 июня 2003].
  2. 1 2 [www.adb.online.anu.edu.au/biogs/A070460b.htm Bruce, Stanley Melbourne [Viscount Bruce] (1883 - 1967)] (англ.). Australian Dictionary of Biography, Online Edition. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/66MS7gtga Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  3. 1 2 3 [www.nma.gov.au/education/school_resources/websites_and_interactives/primeministers/stanley_bruce/ Stanley Bruce] (англ.). National Museum of Australia. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/66WOE3aFY Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].
  4. 1 2 [primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=inoffice Stanley Melbourne Bruce. In Office] (англ.)(недоступная ссылка — история). National Archives of Australia. Проверено 4 апреля 2009. [web.archive.org/20030605233710/primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=inoffice Архивировано из первоисточника 5 июня 2003].
  5. 1 2 [primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=after Stanley Melbourne Bruce. After] (англ.)(недоступная ссылка — история). National Archives of Australia. Проверено 4 апреля 2009. [web.archive.org/20030424101808/primeministers.naa.gov.au/meetpm.asp?pmId=1&pageName=after Архивировано из первоисточника 24 апреля 2003]. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «primeministers3» определено несколько раз для различного содержимого
  6. [www.britannica.com/EBchecked/topic/81929/Stanley-Melbourne-Bruce-Viscount-Bruce-of-Melbourne Stanley Melbourne Bruce, Viscount Bruce] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/66WOFTH6e Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].

См. также

Отрывок, характеризующий Брюс, Стэнли

Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.