Буайе-Фонфред, Жан-Батист

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Жан-Бати́ст Буайе́-Фонфре́д (фр. Jean-Baptiste Boyer-Fonfrède; 5 декабря 1766, Бордо — 31 октября 1793, Париж) — французский деятель Великой революции.

Его сын Анри Фонфред (1788—1841) — известный в своё время оратор, экономист и публицист.



Биография и деятельность

Родился в Бордо в семье богатого негоцианта Пьера Фонфреда, сира де Ла-Тур-Бланш, и Marie-Caroline Journu (род. 1735). Обучался коммерческим делам в Голландии, где провёл несколько месяцев, прежде чем стать негоциантом.[1]

С началом революции, прославился в Бордо как искусный оратор. В 1791 году был выбран в Национальный конвент. Вместе с жирондистами, идеалистические стремления которых он разделял, Буайе-Фонфред боролся с монтаньярами. Он подал голос за казнь короля, высказался против введения максимума на съестные припасы, был членом организованного жирондистами «комитета двенадцати», требовал ареста Эбера, Варле (Jean-François Varlet) и вызвал лично против себя нападки Марата.[1]

В число жертв, намеченных 2 июня, не был включён, но 3-го октября был арестован вместе с своим другом Дюко (Jean-François Ducos), предан суду революционного трибунала в числе 22 жирондистов и вместе с ними казнён 31 октября 1793 года.[1]

Напишите отзыв о статье "Буайе-Фонфред, Жан-Батист"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Буайе-Фонфред, Жан-Батист

– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.