Буанорман де Боншоз, Анри-Мари-Гастон де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Его Высокопреосвященство кардинал
Анри-Мари-Гастон де Буанорман де Боншоз
Henri-Marie-Gaston Boisnormand de Bonnechose<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Кардинал-священник с титулом церкви Святого Климента.</td></tr>

Архиепископ Руана
18 марта 1858 года — 28 октября 1883 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Архиепископ Луи-Мари-Эдмон Бланкар де Байёль
Преемник: Кардинал Леон-Бенуа-Шарль Тома
 
Рождение: 30 мая 1800(1800-05-30)
Париж, Первая французская республика
Смерть: 28 октября 1883(1883-10-28) (83 года)
Руан, Франция
Принятие священного сана: 21 декабря 1833 года
Епископская хиротония: 30 января 1848 года
Кардинал с: 11 декабря 1863 года

Анри-Мари-Гастон де Буанорман де Боншоз (фр. Henri-Marie-Gaston Boisnormand de Bonnechose; 30 мая 1800, Париж, Первая французская республика — 28 октября 1883, Руан, Франция) — французский кардинал. Епископ Каркассона с 17 января 1848 по 23 марта 1855. Епископ Эврё с 23 марта 1855 по 18 марта 1858. Архиепископ Руана с 18 марта 1858 по 28 октября 1883. Кардинал-священник с 11 декабря 1863, с титулом церкви Святого Климента с 22 сентября 1864.


Напишите отзыв о статье "Буанорман де Боншоз, Анри-Мари-Гастон де"



Ссылки

  • [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bbonnh.html Информация]  (англ.)
Предшественник:
архиепископ Луи-Мари-Эдмон Бланкар де Байёль
Архиепископ Руана
18 марта 185828 октября 1883
Преемник:
кардинал Леон-Бенуа-Шарль Тома
Предшественник:
кардинал Франсуа-Огюст-Фердинан Донне
Старейший живущий кардинал Римско-католической Церкви
23 декабря 188228 октября 1883
Преемник:
кардинал Джон Ньюмен

Отрывок, характеризующий Буанорман де Боншоз, Анри-Мари-Гастон де

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.