Буасси д’Англа, Франсуа-Антуан де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Буасси д’Англа»)
Перейти к: навигация, поиск

Франсуа́-Антуа́н, граф де Буасси́ д’Англа́ (фр. François-Antoine, comte de Boissy d'Anglas; 8 декабря 1756, Сен-Жан-Шамбр — 20 октября 1826, Париж) — французский государственный деятель и публицист.

Член национального собрания 1789, потом член и президент конвента и затем совета 500, конституционалист, противник Робеспьера, в 1791 приговорён к ссылке, бежал, возвращён Бонапартом, в 1805 сенатор и граф, после падения Наполеона признал реставрацию; умер академиком и пэром[1].





Биография и деятельность

Родился в 1756 году в Ардешском департаменте в протестантской семье[2].

В национальном собрании он был депутатом от Анноне. Он первый провозгласил, что только представительство третьего сословия есть истинное народное представительство.[2]

После роспуска учредительного собрания он был назначен генерал-прокурором в Ардешский департамент и в этой должности делал вё возможное, чтобы смягчить резкость революционных мер. Избранный в конвент, он подал голос против смертной казни короля, а за его заточение и изгнание, когда последнее будет возможно и безопасно для государства.[2]

Во время террора он старался по возможности менее выдвигаться, но в союзе с Тальеном и его друзьями способствовал падению Робеспьера. После этого он стал членом комитета безопасности и заведовал продовольствием Парижа. Жизнь его во время восстания 1-го прериаля висела на волоске; народ, считая его одним из виновников наступившего голода, чуть не убил его в здании конвента.[2]

При директории Буасси несколько раз был президентом совета пятисот, но, обвинённый в сообщничестве с монархическим клубом Клиши, был приговорён, после 18-го фрюктидора, к ссылке и бежал в Англию. После государственного переворота Наполеон призвал его во Францию и назначил членом трибуната, а потом перевёл в сенат с титулом графа. Людовик XVIII сделал его пэром Франции. И при Бурбонах Буасси оставался защитником суда присяжных, свободы печати и горячо восставал против придворной партии.[2]

Был избран членом Академии надписей и изящной словесности[2].

Умер в 1826 году в Париже[2].

Издания

  • «Essai sur la vie de M. de Malesherbes» (Париж, 1819—21 гг., 2 т.);
  • «Études littéraires et poétiques» (1826, 6 т.).

Напишите отзыв о статье "Буасси д’Англа, Франсуа-Антуан де"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Буасси д’Англа, Франсуа-Антуан де

– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…