Буа-дю-Казье

Буа-дю-Казье (фр. Bois du Cazier) — бывшая угольная шахта в Шарлеруа (район Марсинель, до 1977 года бывший самостоятельной коммуной), Бельгия. Шахта печально известна как место, где в 1956 году произошла самая большая катастрофа в истории горного дела Бельгии. В настоящее время бывшая шахта является музейно-мемориальным комплексом, посвящённым истории промышленности Валлонии и катастрофе 1956 года. В 2012 году вместе с тремя другими историческими шахтами Валлонии Буа-дю-Казье была внесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Катастрофа 8 августа 1956 года

8 августа 1956 года на глубине 975 метров в шахте возник пожар. Непосредственной причиной пожара стала человеческая ошибка: рабочий неправильно разместил вагонетку в клетке грузового лифта. Когда лифт пришёл в движение, вагонетка задела и сломала деревянную балку крепи, что, в свою очередь, привело к разрыву электрических кабелей и трубопровода, предназначенного для масла гидравлических машин, использовавшихся в шахте. Масло сразу же загорелось. Пожар быстро распространился по шахте.

Из 275 горняков, находившихся под землёй в момент начала пожара, выжило всего тринадцать человек.

Среди погибших бельгийцы составляли меньшинство (95 человек), большую же часть составляли гастарбайтеры, преимущественно итальянцы (136 человек) и представители ещё десяти других национальностей. Катастрофа привела к изменению структуры иммиграции в Бельгию. До катастрофы бо́льшую часть трудовых мигрантов составляли итальянцы. В 1946 году Бельгия и Италия заключили договор о трудовой миграции, в результате которого в Бельгию на временное или постоянное жительство приехало примерно полмиллиона итальянцев, прежде всего для работы в шахтах. Вскоре после катастрофы итальянское правительство прекратило сотрудничество с Бельгией в области трудовой миграции, в результате чего поток итальянских трудовых мигрантов иссяк. После этого Бельгия стала привлекать для работы в шахтах трудовых мигрантов из Греции, Испании, а позднее — Турции и Марокко.

Хотя непосредственной причиной катастрофы была человеческая ошибка, косвенной причиной являлось устаревшее техническое состояние шахты. К тому времени в горной промышленности Бельгии уже начинался кризис (который впоследствии привёл к её полному исчезновению), что привело к недостаточным инвестициям и, как следствие, к плохому техническому состоянию оборудования.

История шахты после закрытия

Шахта была восстановлена после катастрофы и эксплуатировалась ещё десять лет до полного закрытия в декабре 1967 года. В 1985 года организация итальянцев-бывших шахтёров (многие из них не вернулись в Италию и остались в Бельгии навсегда) начала сбор подписей за сохранение комплекса шахты. Петиция, собравшая тысячи подписей, была передана городским властям Шарлеруа. В результате этой инициативы 28 мая 1990 года бывшей шахте был присвоен статус памятника истории. В течение девяностых годов комплекс бывшей шахты был реконструирован и превращён в музейно-мемориальный центр. Здесь размещены музей стекла, музей промышленности и мемориальный музей катастрофы 1956 года.

В июне 2012 года в ходе своей 36 сессии Комитет Всемирного Наследия ЮНЕСКО присвоил статус памятника Всемирного наследия четырём бывшим шахтам Валлонии, в том числе и Буа-дю-Казье.

Отрывок, характеризующий Буа-дю-Казье

– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».