Буддапалита

Буддапалита, Буддхапалита (санскр. बुद्धपलित, Buddhapalita ^IAST; около 470 — 540 н. э.) — индийский философ, буддийский монах, последователь Нагарджуны и комментатор Нагарджуны и Арьядэвы. Сформулировал позиции школы Мадхъямака — Прасангака. Его оппонентом был Бхававивека, создавший поднаправление сватантрика. В дальшейшем Чандракирти в своих трудах развил воззрения Буддхапалиты, опровергая Бхававивеку.

Буддхапалита родился в городе Хамсакрид в Южной Индии. Его учителем был Сангхаракшита, ученик мадхъямика Нагамитры, который познакомил его с трудами Нагарджуны.

Сочинения

В соответствии с [www.krugosvet.ru/articles/70/1007008/1007008a1.htm Энциклопедией Кругосвет] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней)):

Буддхапалите приписывается множество комментариев, до нас дошёл один из них – комментарий к Мулямадхъямика-карике Нагарджуны под названием Мулямадхъямика-вритти в тибетском переводе, сделанном в IX в. Джнянагарбхой. В традиции Мадхъямики комментарий Буддапалиты считается одним из группы «восьми комментариев» к основному сочинению Нагарджуны, остальные принадлежали самому Нагарджуне (Акутобхая), а также Бхававивеке, Чандракирти, Гунашри, Гунамати и Стхирамати. Мулямадхъямика-вритти входит в состав тибетского Танджура.

Метод Буддапалиты – разъяснение положений Нагарджуны посредством диалектического приема прасангавакья (reductio ad absurdum). Не пытаясь приводить положительных аргументов в пользу того или иного тезиса мадхьямики, он ограничивался демонстрацией тех необходимых, хотя и нежелательных для оппонента следствий из его контртезисов, которые вступают в неразрешимое противоречие либо с другими его положениями, либо с опытом и здравым смыслом, либо с буддийской доктриной в целом. Метод этот не был изобретением Буддапалиты: он мог его заимствовать из классической Абхидхармы, уже из древней Катхаваттху, где точно таким же образом опровергаются воззрения оппонентов тхеравады. Операции с опровержением оппонента разрабатывались и самим Нагарджуной в приписываемых ему учебниках по ведению диспута.

Данный метод ведения дискуссии, целью которой была только победа в споре, вызвал серьёзную критику со стороны Бхававивеки, отстаивавшего необходимость положительной аргументации через раскрытие собственных тезисов Мадхъямики. С другой стороны, он был одобрен и продолжен Чандракирти – наиболее авторитетным комментатором сочинений Нагарджуны.

Отрывок, характеризующий Буддапалита

На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.