Будда Самантабхадра

Будда Самантабхадра (санскр. Samantabhadra, тиб. kun tu bzang po — Кунту Зангпо, букв. «Всеблагой») — будда Дхармакайи, будда измерения пустотной природы ума. В школе Ньингма Изначального Будду именуют Самантабхадрой (не путать Изначального Будду Самантабхадру с Бодхисаттвой Самантабхадрой).

Имя Самантабхадра переводится как «Благородный во всём», «Всегда Прекрасный», «Всеблагой». Его тело тёмно-синего цвета, этот цвет символизирует безграничность пространства природы ума.

Самантабхадра изображается как в одиночной форме, так и в союзе с супругой (союз Яб-Юм). Её белый цвет символизирует изначальную чистоту измерения пустотной природы ума. Их союз есть единство всего в недвойственности, это также символ неразрывного единства блаженства и пустоты. В отличие от Ваджрадхары, тантрической персонификации Дхармакаи, Самантабхадра и его супруга изображаются обнажёнными и без украшений. Это символизирует свободу изначальной природы реальности от каких-либо «одеяний».

Самантабхадри - "Всеблагая", санскр. (тиб. kun tu bzang mo — Кунту Зангмо, "Всеблагая"), супруга Самантабхадры, символизирует пустотность (шуньяту). Пустотность — это не значит небытие. Под пустотностью в буддизме понимается, что "все дхармы лишены души" (Дхаммапада, 279), все явления взаимообусловлены и взаимосвязаны, и каждое из них не имеет независимого существования (свабхава). Эта пустотность за пределами концепций, вне формы и цвета. О ней говорят, что она изначально чиста и свободна от умопостроений.

В тексте «Бардо Тодол» есть следующие описание измерения Ади-Будды (Будды Изначального):

«Перед тобой сияет Ясный Свет дхарматы, узнай его. Сын благородного семейства, теперь у твоего сознания нет формы, нет цвета, нет содержания, и оно проявляется как чистая пустота. Это пустота Самантабхадры. Твоё сознание пусто — это не абсолютная пустота, но пустота свободная, ясная, чистая и живая. Это состояние сознания и есть Будда Самантабхадра. Они — сознание собственной пустой и лишённой сущности природы, сознание ясное и сияющее — неразделимы. Это Дхармакая Будды».

См. также

Бодхисаттва Самантабхадра

Отрывок, характеризующий Будда Самантабхадра

«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.