Буддизм в Бангладеш

0,5 % населения Бангладеш принадлежат буддийской школе Тхеравада. Большинство из них сосредоточена в юго-восточной провинции Читтагонг и на Читтагонгских горных Трактах.

Демография

Большинство из буддистов окрестности Читтагонга принадлежат к народам чакма, чак, марма, тенчунгья и кхьянг, практиковавших буддизм с незапамятных времён. К ним следует добавить араканцев. Племена кхуми и мру анимисты под некоторым влиянием мистических школ буддизма.

История

В истории буддизма Бангладеш (ранее Бенгал) играл особую роль. Бенгал до XII века оставался опорой индийского буддизма, и в Бенгале буддизм смог ещё выжить. Кроме того именно Бенгал считается родиной тантрического буддизма (см. Ваджраяна). Считается что буддизм в Бенгале достиг наивысшего развития, и тантрические практики распространились именно оттуда.

Ранний буддизм

Буддизм процветал в Бангале практически начиная со времён царя Бимбисары, распространению буддизма покровительствовали Ашока и Канишка. Практически до XII века положение в Бенгале для буддистов было благоприятным, за исключением периодов правления немногих царей.

Вполне возможно, что буддизм проник в Бенгал ещё до прихода Ашоки. После первоых поучений Будды в Сарнатхе он напривился в государства Магадха, Косала, Вайшали и другие места, среди которых была названо также Мадхьядеша (Majjhimadesha). В Divyavadana говорится, что восточная граница Мадхьядеши доходила до Пундраварханы (Северная Бенгалия). Далее, так как царь Бимбусара был в хороших отношениях с соседним Бенгалом, велика вероятность, что Будда посещал и Бенгал, что предполагает Сюаньцзан, утверждая, что царь Ашока позднее разместил ступы в Бенгале и Ориссе в ознаменование визитов Будды.

Во время правления Ашоки, как видно из памятников послемаурьевского времени, буддизм хорошо укрепился в Бенгале. В Махастхангаргхе в районе Богра сохранились надписи письмом Брами и множество монеи, говорящих о том, что дельта Ганги во времена Ашоки была под его властью. Китайский путешественник Ицзин свидетельствует о ступах Ашоки около Тамралипти (Тамлук) и Карнасуварны (районы Бурдван и Муршидабад в Западной Бенгалии, в Пундравардхане (Северная Бенгалия) и в Саматате (Бангладеш).

После Маурьев

После упадка Империи Маурев буддизм оказался лишённым царского покровительства, когда Пушьямитра, убив последнего царя маурев, узурпировал трон Магадхи. Во время правления династии Шунга, несмотря на общую неблагоприятную ситуацию и преследования, буддизм в Бенгале продолжал развиваться, что видни из терракотовых таличек, найденных в Тамралипти и выставленных в музее Асутош при Университете Калькутты.

Во время Кушанов (около I века) царь Канишка снова придал буддизму статус государственной религии, возвёл множество ступ и монастырей и послал миссии в другие страны. Об этом периоде говорят многочисленные находки в Бенгале — статуи Будды, монеты и надписи.

Фасянь и его свидетельства

Китайский монах Фасянь путешествовал по реке Ганг и посещал буддийские монастыри и ступы. Он пробыл два года в Тамралипти, и посетил 22 монастыря, живших по законам винаи.

Записи Фасяня подтверждаются археологическими данными. Надпись в Гунайрагхе (506 или 507) говорит о том, что царь Вайня Гупта пожаловал землю буддийской общине Авайварттика. Эта община, которую основал Шатидэва, располагалась в монастыре Ашрама Вихара, посвящённом Авалокитешваре. Надпись упоминает и о других монастырях, в том числе о «царском монастыре». В округе Раджшахи в Бихараиле найдено две статуи Будды, а в Махастхане в Борга найдена покрытая золотом бронзовая статуя Манджушри.

В то время процветали школы как Хинаяны, так и Махаяны. Такие школы, как Сарвастивада и Ватсипутрия, постепенно утрачивали позиции, и Махаяна набирала популярность. Идеалы Бодхисаттвы, любовь и открытость, завоёвывали сердца простых людей. Бодхисаттвы Манджушри, Авалокитешвара и божество мудрости и совершенства Праджняпарамита занимали важное положение в формируемом пантеоне. Особое внимание уделялось Ади-буддам и Амитабхе. Вошли в практику ритуалы с использованием изображений будд и бодхисаттв.

Сюаньцзан и его свидетельства

Сюаньцзан посетил Индию в VII веке и посетил основные буддийские центры на территории Бангладеш. В Каджангала около Раджмахала он видел шесть или семь монастырей. На севере он видел массивные культовые сооружения и статуи Будды из камня или кирпича. В Пундавардхане он обнаружил двадцать буддийских монастырей с более чем 3000 монахами, практиковавшими хинаяны и махаяну и даёт им описания.

В знаменитом университете-монастыре Наланда училось большое количество монахов из Бенгала.

После династии Гупта

После династии Гупта во время правления Харша буддизм стал развиваться ещё более. Перед этим в VI веке трон занял Шашанка, который относился к буддизму враждебно. По описаниям Сюаньцзана, Шашанка изгнал монахов из окрестностей Кушинагара, выкорчевал священное дерево Бодхи в Бодх-Гая и выбросил в Гангу священный камень со следом Будды. Он удалил статую Будды из храма в Бодх-Гая и заменил на статую Шивы.

Харша (606—647), хотя поклонялся Шиве и Сурье, был толерантным и относился к буддизму с большим интересом, его старший брат Раджавардхана и сестра Раджьяшри были убеждёнными буддистами. Харша поначалу стал последователем хинаянистской школы, но потом стал ревностным сторонником Махаяны. При нём строили ступы и монастыри на берегу Ганги, был также запрет на жертвоприношение животных. Раз в год он собирал монахов для религиорных дискуссий и поддерживал монастырь Наланда.

После Харши правила буддийская династия Кхадга в VII — VIII веках. На медных платах, найденных около Ашрафпура и Деулбари упоминаются три царя этой династии, их жёны и сыновья. Китайский паломник Ицзин упоминает о пятидесяти шести буддийских монахов из Китая, посетивших Индию в конце VII века. Один из паломников упоминает одного из этих царей (Раджабхату), поклонявшегося Трём Драгоценностям (Будда, Дхарма, Сангха). Около Саматата имелось 30 монастырей с 4000 монахами.

Династия Пала

Династия Пала правила Бенгалом с VIII по XII век, этот период считается золотым веком буддизма в Бенгале. Правители были посвящёнными буддистами, но относились благосклонно к другим религиям. В это время буддизм переживал упадок или исчезал в других частях Индии. Бенгал стал основным центром, через который буддизм проникал в Тибет на север и на Малайский полуостров на юг.

Царь Гопала (750—770) построил монастырь на месте Наланда и основал много школ для развития буддизма. Согласно Таранатхе, в то время появилось немало буддийских учителей Данашила, Вишесамитра, Сура, Прадж-Давармен. Тогды был построен редкий по красоте храм Одантапури Вихара, по модели которого, как утверждается, строился знаменитый тибетский монастырь Самье.

Царь Дхармапала (770—781) продолжал политику своего отца и всячески поддерживал буддийские общины. Он основал храм Викрамашила-вихара на холме на берегу Ганги в Магадхе. Вокруг Вихары вырос учебный центр, который потом стал вторым после Наланды университетом. Университет Викрамашила-вихара поддерживал контакты с Тибетом. Учёные из Викрамашилы написали много книг и перевели их на тибетский язык. В университете изучали логику, метафизику, грамматику, тантру и ритуалы. Сам царь выдавал награды учащимся и учёным.

Царь Дхармапала построил монастырь в Сомапуре (Сомапура Махавихара), по образцу которого стали строиться многие буддийские монастыри в Юго-Восточной Азии. В это время написал свои сочинения Харибхадра, появились такие учителя как Пурнавардхана, Прабхакара, Кальянагупта, Сагарамегха, Будхаджапада.

При царе Дэвапала (810—850) империя Пала достигла зенита своей славы. Царь Дэвапала поддержал монастыри на островах Ява, Суматра и на Малайском полуострове. Он поддерживал монастырь Сомапура и университет Викрамашила.

Девятый король Махипала I, которого называют основателем второй империи Пала, потом постарался восстановить буддийские храмы, отремонтировал монументы в монастыре Наланда и построил два храма в Бодх-Гая.

Среди известных монастырей периода Пала следует упомянуть Джагаддала, Трайкутака, Пандита, Девикота, Паттикерака, Саннагара, Пхуллахари и Викрамапури.

См. также

• Буддизм по странам

Ссылки

• [banglapedia.search.com.bd/HT/B_0641.HTM Banglapedia Article on Buddhism in Bangladesh]

Отрывок, характеризующий Буддизм в Бангладеш

– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.