Буддизм в Камбодже

История проникновения буддизма

(В соответствии с В. И. Корнев «Буддизм в Камбодже» // Буддизм. Словарь. М., 1992)

Первым индуистским государством Юго-Восточной Азии в I век н. э. было Кхмерское королевство Бапном (Кампучия). Его власть распространялась на Кампучию, Южный Вьетнам, Таиланд, Малайский полуостров. К концу IV века в этом регионе широко распространились Махаяна, индуизм, а также, в некоторой степени, Тхеравада. Затем последовал период упадка, Но буддизм, преимущественно махаянистского толка, сохранял популярность среди народа, в равной степени признававшего культы будд, бодхисаттв и индийских божеств.

После упадка Бапнома господствующее положение заняло государство Ченла, столица которого находилась на территории современного Лаоса. В Ченле поддерживалась гармония между индуистскими религиями и буддизмом до конца VII века, затем там возник культ воинств, божества Харихары (единство Вишну и Шивы), развитый уже в Ангкорской империи (IX-XIV века) до чрезвычайно сложного культа дева-раджи («бога-царя»). Культ дева-раджи был сочетанием культа предков и культа духов земли с тантрическими представлениями о божественной силе и мощи государя в сочетании с основными чертами шиваизма и частично вишнуизма. Олицетворением этого культа стал храм Шивы, построенный в центре царской резиденции, но так как царь считался одним из великих бодхисаттв, то махаяна получила должное место в культе дева-раджи, включавшего обожествление царских предков.

Развитие буддизма

С X века начинается монументальное храмовое строительство, призванное отразить величие «бога-царя», создаются целые храмовые города, типа Ангкор-Вата, на окраинах Яшодхарапуры — столицы Ангкорской империи. Поскольку в культе «бога-царя» буддизм выполнял определённые функции, то высшее буддийское духовенство имело свою роль в этой политической системе, однако благополучие сангхи во многом зависело от вероисповедания царя. Если царь был буддистом, то сангха процветала, если шиваитом — подвергалась гонениям; при царе-вишнуите чаще всего проводилась политика мирного сосуществования религий.

По мере усиления феодальных кланов и обострения соперничества между ними культ «бога-царя» стал утрачивать своё централизующее значение; одновременно возрастала идеологическая роль буддизма. Это проявлялось в переориентации культа дева-раджи на буддийский культ «царя-бодхисаттвы» со всеми вытекающими отсюда социальными и культурными последствиями. При царе Джаявармане VII (правил в 1181—1220) стали усиливаться позиции тхеравады, символом мощи монарха стали не линги, а храм будды Локешвара — Байон, построенный в центре столицы. С конца XIII века тхеравада становится господствующей религией: появилось множество монастырей, образование перешло в руки монахов, возросла интенсивность культурно-религиозных контактов кхмеров с ланкийскими, тайскими, лаосскими государствами, санскритская литература была частично вытеснена палийской.

С середины XIV века начались длительные войны с Аютией (Сиам) и в XVIII веке ослабевшее кхмерское государство оказалось в вассальной зависимости от Сиама. Во второй половине XIX века Камбоджа стала объектом колониальных притязаний Франции, и по договору 1867 Сиам официально признал протекторат Франции над Камбоджей. Так как французская администрация сохранила королевский дом, то позиции тхеравады как господствующей религии сохранились.

После восстановления государственного. суверенитета Камбоджи (1953) было создано Народно-социалистическое сообщество (Сангкум, что в переводе с кхмерского значит «Надежда»), которое возглавило политическую и общественную жизнь страны. Политическая программа Сангкума базировалась на принципах «кхмерского буддийского социализма», предложенных принцем Нородомом Сиануком и разработанных его соратниками.

Современное состояние буддизма

До «культурной революции» Пол Пота в стране было около 3 тысяч монастырей и храмов, 55 тысяч членов сангхи.

Полпотовская клика причислила монахов к третьей, низшей категории населения, которая в большей степени, чем другие, подвергалась репрессиям и физически уничтожалась. Большинство монахов было истреблено, немногим удалось бежать из страны. В январе 1979 была создана Ассоциация монахов за национальное спасение Камбоджи. После создания Народной Республики Кампучии правительство приняло энергичные меры по восстановлению кхмерской сангхи и возрождению буддизма.

В 1989 буддизм был объявлен государственной религией Камбоджи.

Ссылки

• История буддизма
• Буддизм по странам

Отрывок, характеризующий Буддизм в Камбодже

Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.