Буддизм в Корее

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




История проникновения буддизма

В соответствии со статьёй С. В. Волков «Буддизм в Корее» (Словарь «Буддизм», М., 1992)

Буддизм проник в Корею во второй половине IV в. Первым из трёх существовавших в то время на Корейском полуострове государств, где он начал распространяться, было Когурё. В 372 ко двору когурёского вана вместе с послом китайского царства Ранняя Цинь прибыл монах Сундо, привёзший изображение Будды и буддийскую литературу. Вскоре были созданы и первые монастыри. В Пэкче буддизм появился на 12 лет позже, когда в 384 туда прибыл из Восточной Цзинь монах Маранантха. В третьем государстве — Силла попытки пропаганды буддизма отмечены ещё в V в., но официально буддизм был принят ваном Попхыном в 527. После этого (в 60-х гг. VII в. Силла объединила полуостров) распространение буддизма пошло быстрыми темпами, буддизм в Корее преимущественно махаянистского толка, причём большое значение имел культ бодхисаттв. Буддийская литература поступала из различных центров Китая, там же обучались корейские монахи, в результате чего развитие буддизма в Корее в значительной степени определялось влиянием китайского буддизма.

Развитие буддизма

Формирование основных школ относится, в основном, к середине VII века.

  • Школа Ёльбан, получившая название по Нирвана-сутре, была создана в 654660,
  • Школа Кеюль (аналог кит. Люй-цзун) — в 641.
  • Наиболее популярная школа — Хваом (аналог кит. Хуаянь-цзун) появилась в 661681.
  • В 742765 была образована школа Юсик (аналог кит. Вэйши-цзун).
  • Вместе со школой Попсон (Вонхё), существовавшей ещё в Когурё, эти школы образовали т. н. пять школ махаянистского толка, рассматривавшиеся как традиционные для Кореи.

Кроме них существовали школы:

В середине IX века в Корею проник чань-буддизм. С 828 по 931 возникло 9 чань-буддийских школ, близких друг другу, которые получили общее название «девять гор» (ку сан): Сильсансан, Тоннисан, Каджисан, Сагульсан, Сонджусан, Саджасан, Хиянсан, Поннимсан и Сумисан. На корейской почве чань-буддизм трансформировался в традицию, известную под корейским вариантом названия «сон».

Наиболее популярными культами в VIIX веках были культы Майтреи, Шакьямуни, Амитабхи и АвалокитешварыVIII веку на первое место вышел культ Майтреи).

Буддийские монастыри в Корее владели землями, пожалованными ваном или частными лицами, и освобождались от налогов, однако из-за непомерного увеличения монастырского землевладения уже в VII веке предпринимались меры по её ограничению. В условиях сильной государственной власти буддизм в Корее мог развиваться лишь постольку, поскольку признавал её приоритет, и сангха находилась под контролем государства (хотя и не таким строгим, как в Китае) до тех пор, пока оно могло этот контроль осуществлять.

Период Корё (X—XIV вв.) был временем наибольшего расцвета буддизма в стране. Новая династия необычайно благоволила к нему. В это же время было завершено огосударствление буддизма, что нашло отражение и в управлении сангхой. Если в период Объединённого Силла параллельно и независимо существовали территориальная буддийская администрация из монахов во главе с куктхоном — главой сангхи в стране, которому подчинялись областные чутхоны и уездные кунтхоны, и центральная администрация, укомплектованная гражданскими чиновниками (имелось 2 небольших центральных учреждения и 7 управлений по делам крупных монастырей), то теперь буддийские деятели были включены в чиновную систему, и им на общих основаниях полагались служебные наделы. Монастыри на правах гос. учреждений получили землю по казённому реестру. В этот период буддисты начинают активно действовать и на политической сцене.

В XI в. было издано более 6000 томов «Большого свода сутр» («Тэджангён»), а также «Продолжение большого свода» («Сокчангён») в 4769 томах. Новое издание этого свода в 6529 томах было начато в 1237 и продолжалось 16 лет. В конце периода Корё появились признаки утраты буддизмом своих позиций. Усилившись, он обрёл себе множество противников. Немалую роль в борьбе с ним играло вновь набиравшее силы с середины XIII в. конфуцианство. Правители новой династии Ли, пришедшей к власти в 1392, относились к буддизму недоброжелательно. Последовала секуляризация монастырской собственности, а в конце XV в. строительство монастырей было запрещено, а число монахов предельно ограничено.

В дальнейшем отношение к буддизму в Корее лишь более или менее терпимым, и к концу XIX в. он находился в полном упадке. В годы японского господства буддизм получил некоторые стимулы для развития, но по-прежнему пользовался небольшим влиянием, далеко уступая христианству (в 1938 году из 503 тыс. буддистов в стране только 209 тыс. были корейцами, тогда как корейцев-христиан насчитывалось до 500 тыс.).

Современное состояние буддизма

После 1945 в Северной Корее буддизм был практически уничтожен, но на Юге начал обретать популярность. Настоящий подъём его начался в 60-х гг. и во многом связан с приходом к власти в 1961 Пак Чонхи, который, в отличие от большинства прежних политиков (христиан-протестантов), был буддистом. Провозглашённый им лозунг «национального возрождения» открывал перед буддизмом широкие перспективы. Число храмов, монастырей и последователей буддизма начало быстро расти. Доля последних в населении страны, составлявшая в начале — середине 60-х гг. 2-3 %, в конце 60-х гг. увеличилась примерно в 5 раз, в начале 70-х гг. составила приблизительно 25 % населения, а в конце 70-х гг. ок. 40 %, оставив далеко позади число последователей протестантизма. В настоящее время в Южной Корее насчитывается 18 основных школ (не считая школы Вонбульгё, которая признается отдельным религиозным течением), главной из которых является Чоге, объединяющая подавляющее большинство корейских буддистов. Основными её органами являются журнал «Пупрун» и газета «Тэхан пульгё», в ведении школы находятся университет Тонгук и ряд других учебных заведений. Южно-корейские буддисты играют всё более заметную роль в мировом буддийском движении.

См. также

Напишите отзыв о статье "Буддизм в Корее"

Литература

  • Болтач Ю. В. Из истории корейского буддизма // Вестник Центра корейского языка и культуры. Выпуск 2. — СПб., 1997. — С. 244—256.
  • Болтач Ю. В. [www.rauk.ru/index.php?option=com_jdownloads&Itemid=4&view=viewdownload&catid=812&cid=3948&lang=ru Очерк современного состояния корейского буддизма] // Вестник Центра корейского языка и культуры. Выпуск 3-4 / Под ред. А. Г. Васильева. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1999. — С. 149—167. — 366 с. — ISBN 5-85803-138-2.
  • Болтач Ю. В. [www.rauk.ru/index.php?option=com_jdownloads&Itemid=4&view=viewdownload&catid=812&cid=3959&lang=ru Практика кидо в современном корейском буддизме] // Вестник центра корейского языка и культуры. Выпуск 5-6 / Под редакцией А. Г. Васильева. — СПб.: СПбГУ, 2003. — С. 163—178. — 390 с. — ISBN 5-88143-087-5.
  • Волков С. В. Буддийская сангха в Южной Корее // Религии мира. История и современность. Ежегодник. — М.: Наука, 1985. — С. 89—98.
  • Волков С. В. Ранняя история буддизма в Корее (сангха и государство) / Ответственный редактор М. Н. Пак. — М.: Наука, 1985. — 152 с.
  • Островская Е. А. [www.amursu.ru/attachments/article/1320/2012_3.rar Социологическое изучение религиозных неправительственных гражданских организаций РФ и РК: постановка проблемы] // Религиоведение (журнал). — 2012. — № 3. — С. 139—151. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2072-8662&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2072-8662].

Ссылки

  • [dalma.ru/ Московский храм корейского дзэн-буддизма]
  • [www.koreanbuddhism.net/ Jogye Order of Korean Buddhism]
  • [www.hwagyesa.org/ Hwa Gye Sa Zen Temple]
  • [www.musangsa.org/ Mu Sang Sa Zen Temple]

Отрывок, характеризующий Буддизм в Корее



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.