Буддизм в Лаосе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Буддизм в Лаосе, в форме тхеравады, пришедшей через тайское и кхмерское посредничество, играет важную роль в культуре и национальном самосознании. С буддизмом связано появление лаосской письменности и все значимые произведения искусства. Подавляющее большинство верующего населения Лаоса является буддистами.

Буддизм в Лаосе подвергся влиянию местных условий, в частности, влияние местных культов на буддизм заметно в сельской местности.





История проникновения буддизма

В период с VIII по X век княжества на территории Северного Лаоса, по-видимому, познакомились с буддизмом Махаяны через посредство бурно развивавшегося и включавшего их в свой состав буддийского государства Наньчжао. Однако в целом среди населения доминировали анимистские верования и культ предков.

В середине XIV века член правившей в крупнейшем северолаосском княжестве Мыанг Суа королевской фамилии Фа Нгум находился в изгнании в Кампучии. Вернувшись на родину и став королём в Луангпхабанге, он объединил лаосские княжества в первое лаосское государство Лансанг и распространил там традицию Тхеравады. От своего кхмерского тестя Джаяварман Парамешвара он получил в дар скульптуру Будды Пха Банг, и построил ват в 1356.

Развитие буддизма

Буддийские соборы, призванные исправить ошибки в переводах Трипитаки (за основу брался сингальский канон), проводились в Лаосе трижды: первый собор — при основателе единого лаосского государства Лансанг Фа Нгуме в 1359 году, второй — при короле Потисарате в 1523 году, третий — при Чао Ану в 1813 году.[1]

В начале XVI века королём Потисаратом был издан королевский указ, запрещавший анимистский культ духов «пи», который был частично и постепенно абсорбирован в буддизм. Наибольшего расцвета буддизм достиг при короле Сулиньявонгса (правил в 16371694). После его смерти Лансанг распался на 3 государства, между которыми начались междоусобные войны, приведшие к упадку буддизма и государств.

В XVI веке лаосские государства попали в вассальную зависимость от Сиама, а в 1893 началась французская колонизация. По конвенции 1895 из трёх лаосских государств было сохранено одно — Луангпхабанг, над которым был установлен французский протекторат. В 1928 французская администрация одобрила постановление о реорганизации лаосской сангхи по типу таиландской и объявлении буддизма государственной религией, в частности, были созданы три буддийских колледжа.[2]

Современное состояние буддизма

Сейчас в Лаосе около 2,5 тыс. монастырей и храмов, свыше 10 тыс. членов сангхи.

Коммунистическое правительство провело также ряд реформ, связанных с функционированием монастырей. Первоначально правительство запретило давать подаяния монахам (пиндапата) и исключило изучение буддизма в начальной школе. Монахам предписывалось содержать скот и работать в поле, что противоречит законам винаи.

В 1976 году был возвращён обычай подачи монахам пищи, и государство установило ежедневный рацион риса.

Департамент по религиям Лаоса занимается сейчас контролем деятельности сангхи. При этом подчёркивается, что буддизм должен согласовываться с марксистскими принципами. Произведения марксизма изучаются в монастырях. Монахам также запрещено участвовать в ритуалах поклонения духам «пили».

Буддийские храмы и монастыри

Большое количество буддийских монастырей сосредоточено в столице (Вьентьяне) и в Луангпхабанге. Однако даже в небольших лаосских деревнях имеются свои храмы. Луангпхабанг, в котором сосредоточено 32 монастыря, взят под охрану как Мировое Наследие ЮНЕСКО.

Буддийские организации

В Лаосе главенствовало две школы тхеравады — Маха-никая и Тхаммают-никая (англ.). Первая школа была более распространена среди населения, вторая пользовалась успехом среди аристократии и королевской фамилии.

Школа Тхаммают-никая имеет монское происхождение и была внедрена таиландским королём Монгкутом. Эта школа более строгая, она делает упор на монашеской дисциплине, медитации, випассане и изучении сутр.

В период гражданской войны все противостоящие стороны поддерживали буддизм и старались завоевать сердца лаосцев. Победившая Патхет Лао после революции запретила школу Тхаммают-никая, как внедряемую Таиландом. Была также запрещена буддийская литература на тайском языке. Считается, что по этой причине в лаосских монастырях меньше внимания уделяется випассане, чем в других странах тхеравады. Представители школы Тхаммают частично бежали в Таиланд, а частично перешли в монастыри Маха-никая.

В настоящее время (2010) в Лаосе имеется только одна сангха.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4939 дней] Постепенно в религиозной политике делаются послабления. Были сняты запреты на таиландскую литературу, а потом после улучшения отношений с Таиландом многие монахи стали проходить обучение в Таиланде, а тайцы — участвовать в лаосских проектах и инвестировать в лаосские монастыри. Сангха вернулась к тому уровню, который был в 1975.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4939 дней]

Напишите отзыв о статье "Буддизм в Лаосе"

Примечания

  1. Mayurī Ngaosīvat, Pheuiphanh Ngaosyvathn. [books.google.com/books?id=9GRD_GV0kuMC&lpg=PA58&dq=phothisarath&hl=ru&pg=PA58#v=onepage&q=Buddhist%20councils&f=false Paths to conflagration: fifty years of diplomacy and warfare in Laos, Thailand, and Vietnam, 1778-1828.] SEAP Publications, 1998. ISBN 0877277230, 9780877277231
  2. в соответствии с В. И. Корнев «Словарь Буддизма»

Литература

  • Морев Л. Н. Буддийская сангха в современном Лаосе: «теология участия в социалистических преобразованиях» // Религии мира. История и современность. Ежегодник 1988. — М.: Наука, 1990. — С. 94—115.

Отрывок, характеризующий Буддизм в Лаосе

Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.