Будиаф, Мухаммед

Мухаммед Будиаф محمد بوضياف<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Высшего Государственного Совета Алжира
11 января 1992 года — 29 июня 1992 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Али Кафи
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	23 июня 1919(1919-06-23) Французский Алжир
Смерть:	29 июня 1992(1992-06-29) (73 года) Алжир Алжир, Аннаба
Супруга:	Фатиха Будиаф
Партия:	ФНО
Награды:

Мухаммед Будиаф (араб. محمد بوضياف‎), или Си Тайеб эль Уатани (араб. سي الطيب الوطني‎); 23 июня 1919, Алжир — 29 июня 1992, Аннаба, Алжир) — алжирский политический лидер. Один из основателей Фронта национального освобождения, с 1954 года лидер восстания. С 1956 по 1962 год находился во французском плену. После поражения французов вернулся в Алжир, был арестован, затем эмигрировал в Марокко. В 1992 году после военного путча ему было предложено стать президентом Высшего Государственного Совета. Пытался начать борьбу с коррупцией, в которой были замешаны лидеры хунты. Застрелен собственным телохранителем во время выступления в городе Аннаба, транслировавшегося национальным телевидением.

Юность

Мухаммед Будиаф родился в Кулед Мадхи (сейчас провинция Мсила), Алжир, в бывшей аристократической семье, которая потеряла свой авторитет и влияние в колониальные времена. Его образование закончилось окончанием начальной школы по состоянию здоровья (туберкулёз) и вступлением в зарождающееся националистическое движение. Член националистической Народной партии Parti du Peuple Algérien (PPA), позже он вошёл в партию MTLD и группировку Organisation Spéciale(ОС). Будиаф был ответственным за организацию местного отделения ОС в городе Сетиф, хранении оружия, сбора средств и подготовку партизанских сил. Он был заочно приговорён к 10 годам тюрьмы французскими властями, но избежал ареста.

Война за независимость Алжира

1 ноября 1954 года Фронт национального освобождения начал всенародное вооружённое восстание против Франции. Будиаф в это время стал одним из лидеров движения. В 1956 году он был схвачен вместе с Ахмедом Бен Беллой и несколькими другими лидерами ФНО и заключён в тюрьму во Франции. Будучи заключённым, он был символически избран министром правительства ФНО в изгнании. В 1962 году он был выпущен из тюрьмы непосредственно перед получением Алжиром независимости, после жестокой восьмилетней войны, которая стоила более 1,5 миллионов жизней.

После обретения независимости

После получения Алжиром независимости, в партии ФНО происходят внутренние конфликты, партия разделилась на соперничающие группировки. Ахмед Бен Белла в союзе с Хуари Бумедьеном, создал однопартийное государство под председательством Бен Беллы.

Будиаф несогласный с политикой руководства Алжира, основал подпольную оппозиционную партию, PRS, ведущую свою деятельность против однопартийного правительства ФНО. Будиаф был вынужден покинуть страну и поселился в соседнем Марокко. После совершения Бумедьеном государственного переворота в 1965 году, Будиаф остался в оппозиции, как он это делал при его преемнике, Шадли Бенджедиде (у власти в 1979-92). Партия PRS принимала активное участие в акциях оппозиции к правительству.

Возвращение в качестве главы государства

В феврале 1992 года, после 27-летнего изгнания Будиаф возвращается на родину, после предложения военных, чтобы стать председателем Верховного государственного совета (HCE), Алжира(главой военной хунты), после аннулирования результатов выборов (см. Гражданская война в Алжире). Он быстро согласился, о чем было объявлено народу Алжира. Публично он был представлен как лидер нации, который слишком долго отсутствовал, чтобы быть запятнан в акциях насилия и коррупции, но большим недостатком было то, что он был мало известен большинству из алжирской общественности. Однако его призывы к всеобъемлющим реформам и стремление положить конец правлению военных внушали надежды, и он быстро приобрёл некоторую популярность.

Даже в качестве главы государства, Будиаф полностью зависел от тех политических сил, которые привели его к власти, и его полномочия ограничивались военными. Кроме того, страна продолжала сохранять тенденцию в сторону гражданской войны, происходил рост исламистского насилия в регионах, окружающих Алжир и правительство Будиафа оказалось не в состоянии эффективно проводить реформы.

Смерть и наследие

29 июня 1992 года Будиаф был убит телохранителем во время телевизионного публичного выступления на открытии культурного центра в Аннабе, после первого визита за пределы Алжира в качестве главы государства. Будиаф получил значительный политический статус, после своей смерти, и как сейчас цитируют многие политические комментаторы, стал мучеником Алжира, утверждают, что он мог бы быть спасителем страны.

Убийца, лейтенант Лембарек Бумарафи (Lembarek Boumaârafi), полагают что он совершил убийство из-за исламистских симпатий. Он был приговорён к смертной казни на закрытом судебном заседании в 1995 году, но приговор не был приведён в исполнение. Убийство Будиафа, служит толчком для алжирских теорий заговора, многие предполагают, что Будиаф был на самом деле убит военными чтобы скрыть свою ответственность за государственный переворот и военное правление. Эти теории были сосредоточены на том, что Будиаф начал кампанию против коррупции и отстранил ряд важных военных должностных лиц от занимаемых должностей.

Мохамеда Будиафа пережила его жена, Фатиха Будиаф. Она настаивает, что его смерть не была должным образом расследована.

См. также

• Алжирская война
• Гражданская война в Алжире

Отрывок, характеризующий Будиаф, Мухаммед

Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.