Буйносов-Ростовский, Юрий Петрович

Князь Юрий Петрович Буйносов-Ростовский (ум. 1661) — русский боярин и воевода из рода Буйносовых-Ростовских.

Сын боярина Петра Ивановича, брат царицы Марии. Упоминается с 1618 года, когда, в звании стольника, «смотрел в большой государев стол».

В 1619 году, во время нашествия королевича Владислава, был послан в Ярославль к князю Ивану Черкасскому с золотыми. В 1626 году был воеводой в Туле, в 1627 году — в Астрахани. В 1634 году находился в Москве. 10 марта 1637 года снова был назначен в Тулу, откуда 1 октября того же года отпущен в Москву. В 1639 году послан был воеводой в Вязьму, где и пробыл 1640 год. В 1642 году принимал участие в соборе, созванном по вопросу об удержании за Россией Азова, и в том же году был послан воеводой в Тулу для обороны русских границ от ожидавшегося нашествия татар.

В 1645 году Юрий Петрович был послан во Владимир, Муром, Нижний Новгород и Казань приводить жителей к присяге царю Алексею. В 1646 году, под начальством боярина Трубецкого^{[уточнить]}, участвовал в отражении татар. В том же году, 17 марта, в именины царя, Буйносов был пожалован в бояре, а через несколько дней после этого отправлен воеводой в Архангельск, где ему пришлось укреплять город, строить пороховые склады и вообще приготовляться к обороне, так как, вследствие натянутых отношений с Данией, ожидалось нападение датских войск на Архангельск.

В 1648 году Юрий Петрович вернулся из Архангельска, а в ноябре того же года был послан во Владимир разбирать дворян и детей боярских, давать им жалованье и «верстать новиков». В 1650 году он был назначен судьёй в Судно-владимирском приказе, а в 1651 году послан воеводой в Новгород на место Хилкова^{[уточнить]}, которым новгородцы были недовольны, и пробыл в Новгороде до 1654 года.

Умер в 1661 году.

Жена: Марья Дмитриевна Пожарская, дочь Дмитрия Петровича Пожарского

Литература

• Лихач Е. Буйносов-Ростовский, Юрий Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Буйносов-Ростовский, Юрий Петрович

– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.