Букштынович, Михаил Фомич

Михаил Фомич Букштынович
Дата рождения	6 сентября 1892(1892-09-06)
Место рождения	деревня Жомойдзи (Виленская губерния, Российская империя)
Дата смерти	28 июня 1950(1950-06-28) (57 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1915—1917, 1917—1950
Звание
Командовал	100-й стрелковый корпус, 19-й гвардейский стрелковый корпус, штаб 3-й ударной армии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранных государств:

Михаил Фомич Букштынович (6 сентября 1892 года — 28 июня 1950 года) — советский военачальник, начальник штаба 3-й ударной армии, генерал-лейтенант.

Биография

Михаил Фомич Букштынович родился в 6 сентября 1892 году в деревне Жомойдзи Виленской губернии. Белорус. В 1912 году успешно окончил Виленское коммерческое училище.

За время Первой мировой войны прошёл путь от рядового до поручика — командира роты. За отличия в боях дважды награждён.

В ноябре 1917-го возглавил Костромской красногвардейский отряд. В январе 1919 года назначен командиром 222-го интернационального полка. В 1920 году командир отдельной Туркестанской бригады Красных коммунаров. В 1921 — комендант крепости Кушка. В 1924 году окончил Высшую тактическую стрелковую школу. В 1927 — Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава. В 1931 — Курсы при Военной академии имени М. В. Фрунзе. Перед арестом занимает должность заместителя начальника штаба Ленинградского военного округа.

В 1938 арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности», включая организацию терактов. На следствии и суде виновным себя не признал. 28 мая 1939 года Военной Коллегией Верховного суда СССР приговорён к 15 годам лишения свободы с поражением в правах на 5 лет и лишением звания.

31 декабря 1942 года восстановлен в кадрах РККА с присвоением звания «полковник» и назначен заместителем командира 357-й стрелковой дивизии. За блестящее руководство войсками дивизии в Великолукской операции представлен к ордену Красного Знамени. Орден не получил, однако с него сняли судимость, вернули награды, отнятые в 1938 году, и повысили в должности.

С марта 1943 года командир 28-й стрелковой дивизии.

С 21 ноября 1943 по 17 февраля 1944 года — командир 100-го стрелкового корпуса.

С 18 февраля 1944 по 12 августа 1944 года — командир 19-го гвардейского стрелкового корпуса.

С 12 августа 1944 года начальник штаба 3-й ударной армии. В этой должности руководил войсками до конца войны, в том числе и в Берлинской наступательной операции.

3 мая 1945 года был представлен к званию Герой Советского Союза, но награждён орденом Суворова 1-й степени.

После войны с мая 1946 г. М. Ф. Букштынович — начальник Управления планирования и боевой подготовки СВ, с мая 1948 г. — начальник инспекционной группы, он же заместитель главнокомандующего СВ по боевой подготовке. С мая 1950 г. находился в распоряжении ГУК Советской Армии.

Михаил Фомич Букштынович скончался 28 июня 1950 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Награды

• Орден Ленина (1945)
• 3 Ордена Красного Знамени (20.02.1928, 17.10.1944, 03.11.1944, 1948)
• 2 Ордена Суворова (1 и 2 степеней) (29.05.1945, 11.10.1943)
• 2 Ордена Кутузова (1 и 2 степеней) (06.04.1945, 29.071944)
• Орден Отечественной войны 2-й степени

Литература

• [militera.lib.ru/memo/russian/semenov_gg/index.html Семенов Г. Г. Наступает ударная. — М.: Воениздат, 1986.]
• [nvo.ng.ru/notes/2005-11-03/8_gulag.html Независимая газета от 03.11.2005]
• [www.gulagmuseum.org/museums/museum_35/DSCN4186.htm Мариинский краеведческий музей]
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 94—96. — ISBN 5-901679-08-3.
• Галицкий К. Н. Годы суровых испытаний. 1941—1944 (записки командарма) — М.: Наука, 1973

Отрывок, характеризующий Букштынович, Михаил Фомич

«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.