Булайич, Велько
Поделись знанием:
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
(перенаправлено с «Булаич, Велько»)
| Велько Булайич | |
| Veljko Bulajić | |
 Велько Булайич и Эва Кшижевская на съемках фильма. 1960 г. | |
| Имя при рождении: |
Veljko Bulajić |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: |
|
| Профессия: | |
| Карьера: |
1952 — наст. время |
| Награды: |
кино
|
Велько Булайич (хорв. Veljko Bulajić; род. 22 марта 1928, Вилуси[sr], Югославия) — [1] югославский и хорватский актёр, кинорежиссёр, сценарист и монтажёр (родом из Черногории).
Содержание
Биография
Велько Булайич родился 22 марта 1928 года в Вилуси под Никшичем (Королевство Югославия, ныне — Черногория). Детские годы провёл в Сараево. Получил образование в Загребе (юридический факультет), был журналистом, обучался в старейшей киношколе Италии — Экспериментальном киноцентре (итал. Centro Sperimentale di Cinematografia) в Риме[2]. Большую часть жизни работал в Хорватии. Во время Второй мировой войны состоял в партизанском движении.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3237 дней]
Творческий путь
Прежде всего Булайич известен по кинофильмам военной тематики. Но его дебютная полнометражная картина — «Поезд вне расписания»(1959) — сложная драма о взаимоотношениях между людьми, которые вынужденно покинули родные места, отправляясь осваивать новые сельскохозяйственные земли. Эта кинолента выиграла приз зрительских симпатий Каннского кинофестиваля. В 1962 году кинофильм В. Булайича «Козара» завоевал международное признание и был награждён национальной кинонаградой Югославии «Золотая арена» (за лучший фильм)[en]. Документальная лента о землетрясении в Скопье, снятая В. Булайичем в 1964 году, получила главный приз Венецианского кинофестиваля[2]. В 1969 году Велько стал сценаристом и режиссёром легендарного югославского военного фильма «Битва на Неретве». Лента занимает пятую строчку в списке неанглоязычных фильмов с самым большим бюджетом. Рекламный плакат для неё создал Пабло Пикассо. Фильм выдвигался на премию «Оскар» в номинации «лучший фильм на иностранном языке»[3].
В течение своей карьеры Булайичу довелось поработать со многими голливудскими звёздами, включая Орсона Уэллса, Франко Неро, Кристофера Пламмера и Юла Бриннера.
Дважды (в 1969 и 1980 годах) Велько Булайич был членом жюри Каннского Мкф (в состав жюри этого фестиваля его приглашали четыре раза).
В 2012 году Булайич работал над драматической лентой об осаде Вуковара, основанной на реальных событиях войны в Хорватии.
Семья
- Жена — Власта Булайич
- Брат — Стеван Булайич (хорв. Stevan Bulajić); род. 22 июля 1926 в Вилуси, писатель и сценарист[4]
Избранная фильмография
Актёр
Режиссёр
- 1959 — Поезд вне расписания (хорв. Vlak bez voznog reda)
- 1960 — Война[en] (хорв. Rat)
- 1961 — Бурлящий город (хорв. Uzavreli grad)
- 1962 — Козара (хорв. Kozara) (Золотой приз Московского Мкф)
- 1964 — Скопье '63[en] (хорв. Skoplje '63) — док. ф. (главный приз Мкф в Венеции)[2]
- 1966 — Взгляд в зенит солнца[en] (хорв. Pogled u zjenicu sunca)
- 1969 — Битва на Неретве (хорв. Bitka na Neretvi)
- 1969 — Даритель (хорв. Donator)
- 1975 — Покушение в Сараево[en] (хорв. Atentat u Sarajevu )
- 1979 — Человек, которого следует убить[hr] (хорв. Čovjek koga treba ubiti)
- 1981 — Высокое напряжение (хорв. Visoki napon)
- 1983 — Большой транспорт (хорв. Veliki transport)
- 1986 — Земля обетованная (хорв. Obećana zemlja)
- 2006 — Свобода[en] (хорв. Libertas)
Сценарист
- 1952 — В бурю (хорв. U oluji) (в соавторстве)
- 1959 — Поезд вне расписания (хорв. Vlak bez voznog reda)
- 1961 — Бурлящий город (хорв. Uzavreli grad)
- 1962 — Козара (хорв. Kozara)
- 1966 — Взгляд в зенит солнца (хорв. Pogled u zjenicu sunca)
- 1969 — Битва на Неретве (хорв. Bitka na Neretvi)
- 1969 — Даритель (хорв. Donator)
- 1975 — Покушение в Сараево (хорв. Atentat u Sarajevu )
- 1979 — Человек, которого следует убить (хорв. Čovjek koga treba ubiti)
- 1981 — Высокое напряжение (хорв. Visoki napon)
- 1983 — Большой транспорт (хорв. Veliki transport)
- 1986 — Земля обетованная (хорв. Obećana zemlja)
- 2006 — Свобода (хорв. Libertas)
Монтажёр
- 1964 — Скопье '63[en] (хорв. Skoplje '63)
Награды
К числу наиболее значительных кинонаград, полученных Велько Булайичем, относятся Главный приз Венецианского Мкф (1964)[2], приз зрительских симпатий Каннского Мкф, специальный приз жюри Мкф в Сан-Себастьяне (1976), Золотой приз Московского Мкф (1963), награда Международного комитета по распространению искусств, литературы и науки средствами кино (фр. Comité International pour la Diffusion des Arts et des Lettres par le Cinéma, CIDALC) и престижная премия Калинги, присуждаемая ЮНЕСКО.
Напишите отзыв о статье "Булайич, Велько"
Примечания
- ↑ Кириллина Н. Б. Методические рекомендации к программе учебного курса «История отечественного и зарубежного киноискусства» (ГОС-2002). — Екатеринбург: РГППУ, 2007. — С. 26. — 58 с. — 150 экз.
- ↑ 1 2 3 4 Булайич (Bulajić) Велько // Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. Юткевич. — М.: Сов. энциклопедия, 1986. — С. 60—61. — 640 с. — 100 000 экз. — ISBN ИБ № 105.
- ↑ [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/42nd-winners.html The 42nd Academy Awards (1970) Nominees and Winners]. oscars.org. Проверено 16 ноября 2011. [www.webcitation.org/6AoQTsXCB Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].
- ↑ Стеван Булайич (англ.) на сайте Internet Movie Database
Ссылки
- [www.filmski-programi.hr/baza_redatelj.php?id=35 Bulajić Veljko] (хорв.). Baza HR kinematografije. Filmski programi. — Кинематограф Хорватии: база данных. Проверено 17 сентября 2012. [www.webcitation.org/6B9qpg2Va Архивировано из первоисточника 4 октября 2012].
- Велько Булайич (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий Булайич, Велько
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 22 марта
- Родившиеся в 1928 году
- Родившиеся в Черногории
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры Югославии
- Кинорежиссёры Хорватии
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Югославии
- Сценаристы Хорватии
- Актёры по алфавиту
- Актёры Югославии
- Актёры Хорватии
- Фильмы Велько Булайича
- Выпускники Экспериментального киноцентра
- Кинодокументалисты
- Кинорежиссёры-документалисты Хорватии
