Булах-Гардина, Татьяна Дмитриевна
 |
Значимость предмета статьи поставлена под сомнение. Пожалуйста, покажите в статье значимость её предмета, добавив в неё доказательства значимости по частным критериям значимости или, в случае если частные критерии значимости для предмета статьи отсутствуют, по общему критерию значимости. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 21 марта 2012 года. |
|
В этой биографической статье не указана дата рождения. Вы можете помочь проекту, добавив дату рождения в текст статьи.
|
| Татьяна Булах-Гардина | |
 | |
| Имя при рождении: |
Татьяна Дмитриевна Булах |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: |
актриса, поэтесса |
| Гражданство: | |
Татьяна Дмитриевна Булах-Гардина (9 сентября 1904, Петербург — 13 мая 1973, Ленинград) — советская актриса театра и кино, поэтесса, автор мемуаров.
Содержание
Биография
Родилась в семье военного врача Дмитрия Георгиевича Булаха и купеческой дочери Ольги Яковлевны Акимовой-Перетц. Уже в детстве выступала в лазаретах перед раненными в сражениях Первой мировой войны. Театральному искусству обучалась в Школе русской драмы, ученица Е. П. Карпова и В. А. Мичуриной-Самойловой.
В 1927 г. Т. Булах вышла замуж за режиссёра В. Р. Гардина.
Во время Великой Отечественной войны вместе с мужем была приписана к шефской фронтовой бригаде «Ленфильма» и Всероссийскому союзу работников искусства. Выезжали на фронт, выступали в ленинградском Доме офицеров, в госпиталях. В блокадном Ленинграде и в войсках они дали около 500 концертов.[1] Один из них состоялся 31 мая 1942 г. в Большом зале Ленинградской филармонии, задолго до всем известного исполнения Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича.
Похоронена на Богословском кладбище Санкт-Петербурга рядом с мужем В. Р. Гардиным, кинорежиссёром и сценаристом, народным артистом СССР.
Творчество
Роли в театре
В 1920-х года играла в театрах Петрограда (Ленинграда) у А. Мгеброва в пьесах А. И. Маширова «Вихри враждебные» (роль девчонки-наборщицы, 1926 г.), Бернштейна «Жена не жена» — (роль гражданской жены-проповедницы антирелигиозных взглядов), А. Н. Островского «Лес» (роль Аксюши, 1927 г.) и др.
Роли в кино
- 1927 — Кастусь Калиновский — Марыля (главная роль)
- 1928 — Четыреста миллионов — Елена Николаевна Кречетова, жена Джоу Дешена (главная роль)
- 1929 — Песня весны — рабфаковка Нина Ральницкая
- 1931 — Кровь земли (другое название «Окно в Азию») — нищая узбечка
- 1933 — Иудушка Головлёв — Анненька
Избранная библиография
Татьяна Булах-Гардина — автор стихов и рассказов, с которыми выступала в концертах, книги воспоминаний «Жизнь артистов» и «Мир искусства в доме на Потемкинской»[2].
Поэтические произведения Булах-Гардиной в 1936 году были опубликованы в газете «Известия».
Напишите отзыв о статье "Булах-Гардина, Татьяна Дмитриевна"
Примечания
- ↑ [www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/415/ Татьяна БУЛАХ-ГАРДИНА, Владимир ГАРДИН. Наша актёрская работа во время блокады Ленинграда.]
- ↑ Центрполиграф. 2011. ISBN 978-5-227-02861-7
Ссылки
- [www.rumvi.com/products/ebook/%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0-%D0%B2-%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D0%B5-%D0%BD%D0%B0-%D0%BF%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BC%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9/f2d87dd8-65e6-4bba-96e5-27d08f2b9af2/preview/preview.html Мир искусства в доме на Потемкинской Составитель Андрей Булах]
Отрывок, характеризующий Булах-Гардина, Татьяна Дмитриевна
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
