Булгаков, Афанасий Иванович

Афанасий Иванович Булгаков
Дата рождения:	17 апреля (29 апреля) 1859(1859-04-29)
Место рождения:	с. Бойтичи, Брянский уезд, Орловская губерния
Дата смерти:	14 (27) марта 1907(1907-03-27) (47 лет)
Место смерти:	Киев
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	богословие и церковная история
Учёная степень:	доктор богословия
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Киевская духовная академия

Афана́сий Ива́нович Булга́ков (17 апреля (29 апреля) 1859, с. Бойтичи, Брянский уезд, Орловская губерния — 14 (27) марта 1907, Киев) — русский богослов и историк церкви. Отец писателя Михаила Булгакова.

Биография

Родился 17 апреля 1859 года в селе Бойтичи в семье сельского священника Ивана Авраамиевича Булгакова (1830—1894) и Олимпиады Ферапонтовны Ивановой (1830(?) — 1908). В дальнейшем семья переехала в Орёл, где в 1891 г. его отец стал священником Сергиевской кладбищенской церкви. В 1876 году окончил Орловское духовное училище, а в 1881 году — Орловскую духовную семинарию. В 1881 году поступил в Киевскую духовную академию на церковно-историческое отделение. В 1885 году окончил курс академии со степенью кандидата богословия. По окончании академии с сентября 1885 по сентябрь 1887 года преподавал греческий язык в Новочеркасском духовном училище.

В 1887 году защитил магистерскую диссертацию под названием «Очерки истории методизма» в Киевской духовной академии. «Очерки» были опубликованы в «Трудах Киевской духовной академии» в 1886-1887 годах и вышли отдельным томом в 1887 г. Биограф семьи Булгаковых литературовед Лидия Яновская отмечала несомненный литературный дар автора «Очерков», живой язык, искреннюю увлеченность предметом исследования, а также свободу изложения своих собственных взглядов на образование, воспитание, брак, семью, театр и пр.. Осенью того же года был утвержден в звании доцента по кафедре древней гражданской истории, однако уже в январе 1889 года был перемещен, согласно прошению, на кафедру истории и разбора западных вероисповеданий. В 1902 году был избран экстраординарным профессором по занимаемой кафедре. В 1906 году был удостоен степени доктора богословия за сочинения «Старокатолическое и христиано-католическое богослужение и его отношение к римско-католическому богослужению и вероучению» и «О законности и действительности англиканской иерархии с точки зрения Православной Церкви». В феврале 1907 года был утвержден ординарным профессором. По свидетельствам современников, обладал обширными знаниями и был очень терпим к другому мнению. Кроме древних языков, владел английским (выученным, видимо, самостоятельно), французским и немецким языками.

Одновременно со службой в академии в 1890—1892 годах был преподавателем истории в Киевском институте благородных девиц. Перевел с латинского языка на русский многие произведения Отцов Церкви — блаженного Августина, Иеронима и других, принимал активное участие в работе Киевского религиозно-просветительного общества, читал лекции в различных собраниях, исполнял обязанности присяжного заседателя в окружном суде. В 1905 году был удостоен Макарьевской премии.

С 1893 года и до конца жизни исполнял обязанности цензора по иностранной цензуре в Канцелярии киевского отдельного цензора. В этом качестве резюмировал сочинения западных авторов, в том числе революционного характера (например, «Манифест коммунистической партии» на французском языке) , а также книги на украинском (тогда - малороссийском) и польском языках. Весной 1906 года Афанасий Иванович тяжело заболел нефритом, к сентябрю он практически ослеп. Утверждение его в звании ординарного профессора за месяц до смерти было данью уважения со стороны Академии и реальной помощью семье умирающего . 9 марта 1907 года подал прошение об увольнении по болезни от службы. Скончался 14 марта 1907 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище.

Семья

С 1 июля 1890 года был женат на Варваре Михайловне Покровской (1869—1922), дочери карачевского соборного протоиерея Михаила Васильевича Покровского (1830—1894) и Анфисы Ивановны Турбиной (1835—1910). В семье было семеро детей: Михаил (1891—1940), Вера (1892—1972), Надежда (1893—1971), Варвара (1895—1956), Николай (1898—1966), Иван (1900—1969) и Елена (1902—1954).

Живя на съемных квартирах, семья Булгаковых сменила немало адресов в Киеве (адреса восстановлены в работах Л.Яновской по архивным материалам), а незадолго до смерти Афанасия Ивановича в 1906 году семья переехала в знаменитый дом № 13 по Андреевскому спуску, ставший местом жительства булгаковской семьи на долгие годы.

Сочинения

• Очерки истории методизма. — К., 1886—1887.
• Безбрачие духовенства: Историко-полемический очерк. — К., 1891.
• О молоканстве. — К., 1891.
• Когда нужно креститься (против перекрещенцев). — К., 1893.
• Четырехсотлетие Новой истории. — К., 1893.
• Стремления англикан к восстановлению древневселенской церковности в Англии в последние шестьдесят лет. — К., 1894.
• Новые религиозные преобразования в Англии в XIX веке. — К., 1897.
• К вопросу об англиканской иерархии. — К., 1898.
• О религиозном образовании в Северо-Американских Соединенных Штатах. — К., 1900.
• Старокатолическое и христианско-католическое богослужение и его отношение к римско-католическому богослужению и вероучению. — К., 1901.
• Церковь и её отношение к прогрессу. — К., 1903.
• Предположение о принятии еще одного догмата в римско-католическую догматику. — К., 1903.
• Современное франкмасонство в его отношении к церкви и государству. — К., 1903.
• О просвещении народов. — К., 1904.
• О свободе человека христианина. — К., 1905.
• Французское духовенство в конце XVIII в. (в период революции). — К., 1905.
• О законности и действительности англиканской иерархии с точки зрения православной церкви. — К., 1906.

Литература

• Булгаков, Афанасий Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ермишин О. Т. [www.pravenc.ru/text/153625.html Булгаков, Афанасий Иванович] // Православная энциклопедия. — М., 2003. — Т. 6. — С. 337—338. — ISBN 5-89572-010-2.
• Лазебник И. С. Отец Мастера // Альманах библиофила. — М.: Книголюб, 1993. — Вып. 28. — С. 108—113. — ISBN 5-7025-0017-2.
• «Я читаю о человеке всё...». Письма А. И. Булгакова к В. М. Позднееву. Публикация и комментарии Е.А.Яблокова. // «Октябрь». — М., 11/2002.
• Земская Е. А. Михаил Булгаков и его родные. — М., 2004. — С. 41—46.

Отрывок, характеризующий Булгаков, Афанасий Иванович

Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».