Булгаков, Николай Афанасьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Афанасьевич Булгаков
Дата рождения:

20 августа (1 сентября) 1898(1898-09-01)

Место рождения:

Киев, Российская империя

Дата смерти:

13 июня 1966(1966-06-13) (67 лет)

Место смерти:

Кламар, Франция

Страна:

Российская империя, Югославия, Франция

Научная сфера:

бактериология

Учёная степень:

доктор философии

Альма-матер:

Загребский университет

Награды и премии:

Никола́й Афана́сьевич Булга́ков (20 августа (1 сентября) 1898, Киев — 13 июня 1966, Кламар) — русский и французский учёный, биолог, бактериолог, доктор философии, брат писателя М. А. Булгакова, прототип Николки Турбина из романа «Белая гвардия»[1].





Биография

Николай Афанасьевич Булгаков родился 20 августа (1 сентября) 1898 года в семье Афанасия Ивановича и Варвары Михайловны Булгаковых. Учился в Александровской гимназии. В начале октября 1917 года Николай поступил в Киевское Алексеевское инженерное училище и стал юнкером. Участвовал в октябрьских боях, после которых юнкерские училища были распущены.

1 сентября 1918 года стал студентом 1-го курса медицинского факультета Киевского университета[2]. В университете Николай Булгаков проучился чуть больше двух месяцев.

Уже 14 ноября 1918 года в Киеве было объявлено военное положение и временно закрыты все высшие учебные заведения. Военная молодёжь Киевского университета горячо поддержала формирование Киевской добровольческой дружины Национальной гвардии под командованием генерал-майора Льва Ниловича Кирпичёва. Это дружина создавалась под патронажем министерства внутренних дел Украины и непосредственным покровительством министра Кистяковского, которому гетман Скоропадский предоставил неограниченные полномочия. В эту дружину вступил добровольцем Николай Булгаков[2].

После того, как немцы оставили Киев, стало понятно, что Киев Скоропадскому не удержать. Утром 14 декабря 1918 года добровольческие части оставили фронт и бросились в Киев. За ними по пятам, не вступая в бой, шли украинские части. Бойцы дружины Кирпичёва сгрудились у здания Педагогического музея, где вынуждены были сдаться. Они стали пленниками и были собраны в музее.

Елена Сергеевна Булгакова записала со слов жены Николая Афанасьевича семейную легенду, которая даже имела название «Как педель Максим спас Николку»[3]:
«Когда петлюровцы пришли, они потребовали, чтобы все офицеры и юнкера собрались в Педагогическом музее Первой гимназии (музей, где собирались работы гимназистов)[4]. Все собрались. Двери заперли. Коля сказал: „Господа, нужно бежать, это ловушка“. Никто не решался. Коля поднялся на второй этаж (помещение музея он знал как свои пять пальцев) и через какое-то окно выбрался во двор. Во дворе был снег, и он упал в снег. Это был двор их гимназии, и Коля пробрался в гимназию, где ему встретился Максим (педель). Нужно было сменить юнкерскую одежду. Максим забрал его вещи, дал ему надеть свой костюм, и Коля другим ходом выбрался — в штатском — из гимназии и пошёл домой. Другие были расстреляны».

Весной и летом 1919 года Николай Булгаков был студентом медицинского факультета Киевского университета, а потому ни петлюровская мобилизация, ни мобилизация в Красную Армию ему не грозили. В сентябре 1919 года в Киев вошли белые части, и Николай Булгаков как бывший юнкер-инженер был призван в Добровольческую армию и отправлен в одесское Сергиевское артиллерийское училище для окончания военного образования.

В феврале 1920 года к Одессе подошли войска Краной Армии. Город нужно было оборонять. Юнкера-сергиевцы были выведены на улицы города, где охраняли порядок, отбивали атаки местных большевиков и красных частей и блокировали их попытки прорваться к Одесскому порту.

Днём 6 февраля 1920 года по приказу командования Сергиевское училище оставило город и на транспорте «Николай» было переправлено в Севастополь. На следующий день в Одессу вошли части Красной Армии.

По прибытии училища в Севастополь генерал Слащёв (прототип Хлудова из пьесы М. А. Булгакова «Бег») приказал юнкерам отбыть на фронт, проходивший по крымским перешейкам.

В Крыму Николай был ранен в правое лёгкое. Из Крыма вместе с Русской армией генерала П. Н. Врангеля Николай Булгаков с училищем был эвакуирован в ноябре 1920 года на транспорте «Риона» в Галлиполи.

12 июля 1921 года, в день именин генерала Врангеля, состоялось производство в офицеры юнкеров Сергиевского училища. Прапорщиком стал и Николай Афанасьевич Булгаков.

Из Турции в 1921 году Николай перебрался в Хорватию (тогда — часть Королевства Югославия), где поступил в Загребский университет на медицинский факультет.

Вот как в своём письме матери 16 января 1922 года Николай Афанасьевич описывает свою жизнь:

«После довольно бедственного года, проведённого мною в борьбе за существование, я окончательно поправил свои лёгкие и решил снова начать учебную жизнь. Но не так легко это было сделать: понадобился целый год службы в одном из госпиталей, чтобы окончательно стать на ноги, одеться с ног до головы и достать хоть немного денег для начала тяжкого в нынешние времена учебного пути. Это была очень тяжёлая и упорная работа: так, например, я просидел взаперти 22 суток один-одинёшенек с оспенными больными крестьянами, доставленными из поражённого эпидемией уезда. Работал в тифозном отделении с 50 больными, и Бог меня вынес целым и невредимым. Всё это смягчалось сознанием, что близка намеченная цель. И действительно, я скопил денег, оделся, купил всё необходимое для одинокой жизни и уехал в Университет (Загребский), куда меня устроил проф. Лапинский по моим бумагам. Сначала работал, сколько сил хватало, чтобы показать себя. Теперь я освобождён от платы за нравоучение и получаю от Университета стипендию, равную 20—25 рублей мирного времени. Половину этого (или немного менее) отнимает квартира, отопление, освещение, а остальное на прочие потребности жизни: еду и остальные…»

Его старший брат Михаил старался материально помочь Николаю и высылал ему деньги за границу. Однако с 1929 года в связи с прекращением публикаций в печати и снятием с репертуара пьес Михаил Афанасьевич уже не мог больше посылать денег. После окончания Загребского университета Николай остался там при кафедре бактериологии в аспирантуре.

В 1929 году Николай защитил диссертацию на степень доктора философии — его специализацией были бактериофаги. На работы Николая Булгакова обратил внимание первооткрыватель бактериофага профессор Феликс д’Эрелль и вызвал к себе в Париж. Туда Николай Афанасьевич прибыл в августе 1929 года, о чём сообщил 17 августа брату в Москву: «Условия дают мне возможность скромно жить, ни от кого не завися, я этого давно не имел».

В 1932 году Николай Афанасьевич женился на Ксении Александровне Яхонтовой, дочери профессора-эмигранта. В декабре 1935 года по поручению д’Эрреля отбыл в Мексику, где в течение трёх месяцев читал лекции.

Николай Булгаков в 1941 году (после начала германо-югославской войны) как подданный Югославии был арестован немецкими оккупационными властями во Франции и отправлен в лагерь для интернированных в районе Компьена, где работал врачом. Он участвовал в Движении Сопротивления, в том числе содействовал побегу нескольких узников.

После войны Николай Афанасьевич работал в Пастеровском институте.

За научные достижения французское правительство наградило Николая Афанасьевича орденом Почётного легиона.

Умер Николай Афанасьевич Булгаков 13 июня 1966 года от разрыва сердца в парижском пригороде Кламар. Он был похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Прототип Николки Турбина

Вторая жена писателя Любовь Евгеньевна Белозёрская-Булгакова в книге «Воспоминания» писала:

«Один из братьев Михаил Афанасьевича (Николай) был тоже врачом. Вот на личности младшего брата, Николая, мне и хочется остановиться. Сердцу моему всегда был мил благородный и уютный человечек Николка Турбин (особенно по роману „Белая гвардия“. В пьесе „Дни Турбиных“ он гораздо более схематичен.). В жизни мне Николая Афанасьевича Булгакова увидеть так и не удалось. Это младший представитель облюбованной в булгаковской семье профессии — доктор медицины, бактериолог, учёный и исследователь, умерший в Париже в 1966 году. Он учился в Загребском университете и там же был оставлен при кафедре бактериологии».

Напишите отзыв о статье "Булгаков, Николай Афанасьевич"

Примечания

  1. Соколов Б. Тайны Булгакова. Расшифрованная «Белая гвардия».
  2. 1 2 Тинченко Я. Ю. Белая гвардия Михаила Булгакова. [tortuga.angarsk.su/fb2/tinchy01/Belaya_gvardiya_Mihaila_Bulgakova.fb2_17.html Исторические портреты «Белой гвардии», или Шахматная партия по Булгакову.] — Киев, 1997.
  3. Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. — 2-е изд., доп. — М.: Книга, 1988. — С. 92.
  4. В действительности Педагогический музей — отдельное большое здание (нынешний Киевский Дом учителя), находящееся вблизи Первой гимназии (ныне Гуманитарный корпус Киевского университета), но не относящееся к ней. Задние дворы этих зданий соприкасаются.

Литература

  • Булгаков Михаил Афанасьевич. Письма. Жизнеописание в документах. — М.: Современник, 1989.
  • Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. — 2-е изд., доп. — М.: Книга, 1988.

Отрывок, характеризующий Булгаков, Николай Афанасьевич

Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.