Булич, Николай Никитич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Никитич Булич
Место смерти:

Юрткули, Спасский уезд, Казанская губерния, Российская империя

Научная сфера:
Учёная степень:

доктор наук

Учёное звание:

член-корреспондент СПбАН

Известен как:

философ, филолог, историк, литературовед, педагог

Награды и премии:
Тайный советник

Николай Никитич Булич (5 (17) февраля 1824, Курган — 24 мая (5 июня1889, Юрткули, Казанская губерния) — историк русской литературы, профессор, член-корреспондент Императорской Академии наук, магистр философских наук, доктор славяно-русской филологии, тайный советник.





Биография

Согласно метрическим книгам, Николай Булич родился 3 (15) февраля 1824 года в городе Кургане Тобольской губернии Западно-Сибирского генерал-губернаторства. Он крещён 8 (20) февраля 1824 года священником Афанасием Бирюковым. Восприемниками были: коллежский асессор Гавриил Васильев и коллежского секретаря Стефана Гуляева жена Стефанида. Имя матери ребёнка не указано, и даже запись сделана в конце списка, родившихся в 1824 году. Кроме того, дата рождения самим Николаем Никитовичем называлась 5 (17) февраля 1824 года[1].

Его отец, Никита Иванович Булич, происходил из дворян Черниговской губернии, надворный советник, впоследствии — коллежский советник. В 1821 году в составе канцелярии С. Т. Батенькова, управлявшего X округом путей сообщения при сибирском генерал-губернаторе М. М. Сперанском, направлен на ревизию в город Курган, где прослужил до 1828 года, женился. В семье Никиты Ивановича было пять сыновей: Николай, Степан, Александр, Константин и Павел.

В 1828 году Буличи уехали из Кургана в Киев. В 1832 году Никита Иванович Булич овдовел, в 1835 году переехал в город Казань, где служил секретарём жандармского начальника.

Николай окончил 2-ю казанскую гимназию и в 1841 году поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. В 1845 году окончил университет, получив золотую медаль и звание кандидата за диссертацию «О философии Шеллинга».

27 июля 1849 года защитил диссертацию «Значение формального и метафизического взгляда на науку логики с особенным рассмотрением логического учения Аристотеля», и получил степень магистра философских наук.

5 октября 1849 года избран адъюнктом при кафедре философии. В 1850 году преподавание философии было передано профессорам богословия, и Булич оказался «за штатом». После оставления профессором Фойгтом Казанского университета 25 января 1853 года Буличу была предоставлена кафедра русской словесности, с обязательством получить в течение года степень доктора. После того как он 8 апреля 1854 года утвержден доктором 28 августа 1854 года избран экстраординарным профессором Казанского университета по кафедре русской словесности. 14 ноября 1857 года избран ординарным профессором по той же кафедре.

В 1857—1859 гг находился в заграничной командировке.

23 февраля 1860 года приказом министра народного просвещения был причислен к министерству с увольнением от должности профессора. В 1860—1861 гг. он работал в Санкт-Петербургской публичной библиотеке над докторской диссертацией по философии эпохи Возрождения, успешно выступал с публичными лекциями и ждал решения вопроса относительно своего утверждения на кафедру философии в Санкт-Петербургском университете. В 1861 г. принадлежал к тайному обществу «Библиотека казанских студентов». Сотрудничал в «Колоколе» Герцена.

4 января 1861 года Николай Булич был восстановлен ординарным профессором русской словесности Казанского университета.

С 9 июля 1862 по 9 декабря 1864 года нес должность декана историко-филологического факультета. После введения университетского устава 11 сентября 1864 года избран проректором университета, эту должность он нес до 29 декабря 1870 года. В 1873—1875 гг преподавал по вакантной кафедре славянских наречии. 27 мая 1875 года избран деканом факультета, оставаясь в этом звании до 9 сентября 1878 года. Снова нес деканскую должность с 28 августа 1881 по конец 1882 года.

13 ноября 1882 года избран ректором Казанского университета, а затем 16 сентября 1884 года утвержден в этой должности. Уволен по прошению от должности ректора и от службы вообще 28 ноября 1885 года.

На университетской службе Н. Н. Булич получил чин тайного советника, имел ордена св. Анны и св. Станислава первых степеней. В 1883 г. Академия наук выбрала его своим членом-корреспондентом, а Совет Казанского университета — Почетным членом[2].

Николай Никитич Булич скончался 24 мая (5 июня1889 года в звании заслуженного профессора и почетного члена Казанского университета в имении Юрткули Спасского уезда Казанской губернии и 28 мая похоронен на Арском кладбище г. Казани.

Библиотека Н. Булича, около 7 000 томов, представляла по своему содержанию огромную ценность. Имелся рукописный каталог, составленный по годам, в порядке приобретения, снабженный необходимыми пояснениями, а также карточные алфавитный и систематический каталоги. В 1893 г. Н. Булич пожертвовал свою библиотеку Казанскому университету.

Труды

Николай Никитич Булич был литературоведом; его критические литературные статьи в казанских газетах, которые он подписывал как «Н. Б-ч.», были весьма ярки и умны.

  • Сумароков и современная ему критика / Соч. Н. Булича, представл. в Имп. С.-Петерб. ун-т на степ. д-ра слав.-рус. филологии Санкт-Петербург : тип. Э. Праца, 1854
  • Значение Пушкина в истории русской литературы : (Введ. в изуч. его соч.) : Речь, произнес. в торжеств. собр. Имп. Казан. ун-та, э.-орд. проф. рус. словесности Николаем Буличем, 9 окт. 1855 г. Казань : тип. Ун-та, 1855
  • Литература и общество в России в последнее время : Речь, чит. в годовом собр. Имп. Казан. ун-та орд. проф. Н. Буличем 5 нояб. 1865 г. Казань : Унив. тип., 1865
  • К столетней памяти Ломоносова / [Соч.] Н. Булича Приплет к МК Казань : Унив. тип., 1865
  • Биографический очерк Н. М. Карамзина и развитие его литературной деятельности : Чит. на родине Карамзина, в Симбирске, на юбил. вечерах в память первой столет. годовщины дня его рождения, 1 и 2 дек. 1866 г. / [Соч.] Н. Булича Казань : Унив. тип., 1866
  • О мифическом предании, как главном содержании народной поэзии / [Соч.] Н. Булича Казань : тип. Ун-та, 1870
  • В. А. Жуковский. (1783—1883) : Чит. публично в зале Ун-та в 100-лет. годовщину дня рождения Жуковского, 29 янв. 1883 г. / [Соч.] Н. Булича Казань : Унив. тип., 1883
  • В виду забытого юбилея : [Страничка из истории нар. образования в Казани] : [По поводу 100-лет. юбилея Казан. гор. уч-ща] / [Н. Булич] Казань : тип. Губ. правл., 1886
  • Из первых лет Казанского университета. (1805—1819) : Рассказы по арх. документам / [Соч.] Н. Булича. Ч. 1-2 Казань : тип. Имп. ун-та, 1887—1891
  • Разбор сочинения Е. Шмурло: «Митрополит Евгений, как ученый. Ранние годы жизни (1767—1804)». Спб. 1888, составленный членом-корреспондентом Н. Н. Буличем Санкт-Петербург : тип. Имп. Акад. наук, 1890
  • Алфавитный каталог книг, пожертвованных Университету почетным членом, заслуженным ординарным профессором его, Н. Н. Буличем Казань : типо-лит. Имп. ун-та, 1896
  • Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX века : Т. 1-2 / Н. Н. Булич Санкт-Петербург : тип. М. М. Стасюлевича, 1902

Кроме статей в «Отечественных Записках» 1857 г., «Атенее» 1859 г., «Русском Слове» 1860 г. и «Московских Ведомостях» 1860—61 гг. (В. Ф. Корша), Буличу принадлежат следующие сочинения:

  • «К столетней памяти Ломоносова» (в «Известиях и Ученых Записках Казанского Университета» 1865 г. кн. 2—4);
  • «Литература и общество в России в последнее время» (там же, 1865 г., кн. 5);
  • «О мифическом предании, как главном содержании народной поэзии» (там же 1870) и др.

При праздновании столетнего юбилея дня рождения Карамзина, Булич в Казани и на родине историографа, в Симбирске, произнес речь, изданную под заглавием: «Биографический очерк Карамзина и развитие его литературной деятельности» (Казань, 1866; также в книге: «Статьи, написанные для произнесения в торжественном собрании Имп. Казанского университета в столетний юбилей дня рождения Карамзина, 1 декабря 1866 г.», Казань, 1867).

В последнее время Булич деятельно разрабатывал историю своего родного Университета. Так, он напечатал статью: «Казанский университет в Александровскую эпоху» (в «Изв. и Учен. Записках Казанского Университета» 1875 г., кн. 1, 2, 3), «Из первых лет Казанского университета, 1805—1819».

Сын Николая Никитича, Борис Николаевич Булич, после смерти отца издал в С-Петербурге его «Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX века».

Источники

Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Казанского университета : За сто лет (1804—1904) : В 2 ч. / Под ред. заслуж. орд. проф. Н. П. Загоскина. стр 45-46.

Напишите отзыв о статье "Булич, Николай Никитич"

Литература

Ссылки

Примечания

  1. [www.kurgangen.ru/local-finding/Persons/Professor/ Зауральская генеалогия. ПРОФЕССОР РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ]
  2. [kpfu.ru/staff_files/F787760428/Vy.nevolno....pdf Марина СИДОРОВА. «Беседы о старине Казанской» Письма Н.Н.Булича М.Ф.Де-Пуле]

Отрывок, характеризующий Булич, Николай Никитич

– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.